поможет нам обоим!
– А вот и нет, дурачок. Дело в том, что истинная задача Ультимуса – поддержание твоей стези мученика. И Ультимус очень даже с ней справляется. Ведь это он загнал тебя в могилу. Но поскольку ты его создал, – получается, что ты сам себя загнал в могилу. Прикольно, да? Суперизощренная самоказнь! Но, увы, этим увлекаются многие. “Сгорают на работе”, пытаясь кому-то что-то доказать. И в землицу закопают без особого почета или восхищения. По сути, тебя и хоронить-то толком некому: на поминки придут человек пять-шесть. Но не волнуйся. По секрету скажу, что покойным на это начхать. Культ смерти поддерживают похоронные бюро в содействии с церквями, мечетями…
Тик. Жжухх! Так. Жжухх!
Раскачивание маятника ускоряется. Лезвие скоро коснется втянутого живота.
– Останови это! – запаниковал Игорь.
– Не могу.
– О Господи!
– Не время для причитаний. Задавай вопрос!
– Какой?!
– Главный. Какой же еще?!
Зрачки Игоря раскачиваются вместе с маятником, меряют убывающее расстояние от стали до плоти. Живот втянут; полный вдох он уже нельзя себе позволить.
– Задавай вопрос! – пророкотал незнакомец.
Игорь истошно закричал. Маятник проскользнул в сторону, оставив на животе красную черту; вдоль нее набухли кровяные капли.
– По-помогите!
– Задавай вопрос!
– Как мне искупить грехи?! ААААА!
Маятник чиркнул снова, чуть глубже. Кровяные капли смазались, и теперь из надреза заструились тонкие ручейки. Живот поджимается что есть мочи; если расслабить – всему наступит конец. Смерть ужасна как никогда.
– Как мне искупить грехи?! Грехи мне искупить как?!
– Хватит! Прекрати уже пороть чушь! Ты должен понять свою ошибку прямо сейчас!
Лезвие полосонуло глубже, превращая ручейки в фонтанчики. Игорь зашелся сплошным воплем. Паника захлестнула сознание, как цунами рыбацкую лодку.
– Грехи!!!
Надзиратель вскочил, опрокинув стул.
– Хочешь больше кары?! Мало боли, чтобы очнуться?! Как пожелаешь! – он стал избивать лицо Игоря тяжелым кулаком: – На! На! На еще! Еще?! Хочешь еще, мазохист гребаный?!
Смотритель месит заключенного киберпротезом правой руки. Рукав балахона задран, и кисть блестит металлическим корпусом в свете факелов. Стол дернулся от сильного удара – секира врубился в доски позади палача, остановилась. Проломленный череп, от которого отстранился разъяренный надзиратель – это голова трупа.
– Не успел… Я не успел его вразумить. Теперь он наделает еще больше ошибок, в погоне за проклятым искуплением.
– Разряд!
– Пульс отсутствует.
Аппарат витальных функций подтверждает слова монотонным пищанием.
– Дефибриллятор заряжен.
– Разряд!
Сердце робко толкнулось; ровную линию на мониторе скривилась маленьким изломом. За ним последовал еще один скачок пульса.
– Сердечная активность восстанавливается.
– Пациент вышел из состояния клинической смерти.
* * *
Игорь распахнул глаза.
«Где я?», – гремит вопрос, наполненный животным страхом. У мозга мало информации; ее почти нет. Инстинкты суетно берут первичные сведения: тело лежит, ровная поверхность; светло, освещение электрическое. Блестящие квадраты плитки, зеленые ширмы, медицинский запах – покои интенсивной терапии. До плеч накрытый одеялом – он чувствует, как по-особому бьется сердце; а жизнь продолжается с новой точки отсчета. На душе пустота тотального безразличия.
Игорь высунул левую руку из-под одеяла… увидел культю с металлической гильзой. «А вдруг и правая такая же стала?!», – ужаснула мысль; выпрыгнула словно хищник. Слава Богу, правая рука на месте. К ней приклеен катетер; трубочка тянется до вешалки с капельницей.
На запястье странные часы. Игорь видит их впервые.
– Пациент пришел в себя в 19:47.
Он повернулся на женский голос; вошедшая – хирург, судя по темно-зеленому комбинезону и колпаку. Ее уши чуть оттопыривают резинки маски, висящей под подбородком. Она на автопилоте осмотрела зрачки пациента, и лишь потом заметила наручные часы.
– Что это у вас? – женщина схватила руку и бегло осмотрела брегет, словно кожное заболевание, – Когда вы успели их одеть? – растерялась хирург. – Здесь не положено носить посторонние предметы…
– Милочка, – заговорил Игорь подавленным, сиплым голосом. – Как вы себе это представляете? – он продемонстрировал культю от второй руки.
– Кто же тогда вам их надел?
– Послушайте. Вы меня пугаете. Я очнулся в месте, о котором не имею ни малейшего представления, но вы умудряетесь расспрашивать меня. Если у вас не положено – так снимите и заберите себе эти проклятые часы.
Женщина итак уже расстегнула ремешок, похожий на черные крылья ворона. Она отнесла часы к себе на стол и вернулась.
– У меня ужасная резь в горле, – прохрипел Игорь.
– Боль в слизистой скоро пройдет. Гортань болит, потому что легкие снабжались воздухом через дыхательные трубки. С вами случился инфаркт. Операция была сложной и без надлежащей подготовки. На одном из этапов сердце не справилось с нагрузкой.
– Как долго я был мертв?
– 6 секунд. Клетки головного мозга не успели получить критический ущерб. Вы везунчик. Вам следует знать, что операцию проводил сам декан медфака, Анатолий Павлович.
– Я обязательно поблагодарю Анатолия Павловича.
– У вас представится такая возможность буквально через пять минут. Он проведет осмотр в вашей палате, где вас уже ждут Эдуард Анатольевич и ваш брат.
– Да Господи помилуй! Дайте в себя-то прийти…
– С этими претензиями не ко мне.
Щелкнули тормозные педальки на колесиках кушетки. Потолок, на который уставился Игорь, поехал вверх. Видно безучастное лицо женщины, пока она рулит изножьем его ложа. Она везет его через лабиринты коридоров, мимо случайных людей. От бессилия закружилась голова… уже наплевать, куда везут.
«Надеюсь, хоть Натали там не окажется?..»
* * *
Колесики подскочили на порожке. Кушетку с прооперированным Игорем вкатили в отдельную палату госпиталя. Моральное измождение – выражение на лице пациента.
Врач поставила кушетку к стене; нажала кнопку на пульте, и ложе стало складываться пополам, приподымая для разговора с посетителями. Да, так легче, видеть собеседников – ректора и брата в инвалидном кресле; но дышать тяжелей.
– Не поднимайте высоко, девушка, – выдавил улыбку Игорь. – Мне бы не хотелось начать истекать кровью из швов на груди.
Женщина закатила глаза, словно ей подвернулся паяц.
– Вам удалось поговорить с Анатолием Павловичем? – обратилась она к ректору.
– Да. Мы пообщались. Он просил передать, что ждет вас в своем кабинете.
Врач удалилась.
– Сколько сейчас времени? – прохрипел Игорь.
Кожа на его лице болотного цвета. Глаза в сизых кругах гематом. После наркоза взгляд будто остекленел, стал тотально безразличным. Но он выдавил тщедушную улыбку для брата. Андрей тоже улыбнулся сквозь горе.
– Прошло четыре часа, – ответил ректор.
Голос этого человека выразил и участие и безразличие. Ректор скрестил руки на груди и присел на подоконник; за жалюзями не видно улицы.
– Как самочувствие? – с мрачной вежливостью осведомился Эдуард.
Игорь посмотрел на лицо этого немолодого человека: морщины на лбу обвисли, волосы вокруг лысины поседели, а глаза потускнели. Каким-то образом понятно, что его волнует только этикет и дела, но никак не сострадание.
– В норме, – прохрипел Игорь и надолго закашлялся. – Давайте перейдем к делу.
Ректор будто собрался возразить, но передумал.
– Ты перестарался на презентации. Устроил шоу...
– Приношу свои извинения.
– Игорь. Я этих чиновников пять лет окучивал. Ты представить не можешь, сколько денег во все это вбухано. Твои извинения звучат по-детски. А мне нужно поговорить со взрослым мужчиной, ученым, для которого я эти самые связи предоставил. Ты понимаешь, какая это сделка?
– Понимаю.
– Это даже хорошо, что у тебя инфаркт случился. Иначе бы я подумал, что ты меня подставил, ха-ха-ха.
Эдуард засмеялся гаденько, и будто бы стараясь именно так прозвучать.
– Извини за черный юмор. Сказывается шок от последних событий. Ты, кстати, еще не в курсе о хорошей новости. Я уговорил чиновников сделать инвестиционный аванс. Теперь Ультимус получит средства для завершения исследований. Мы наймем трех Каритаевых и доделаем твой проект до завершения. Рад?
Игорь склонил голову. Он и сам хочет узнать ответ на заданный вопрос. Такая реакция не понравилась Эдуарду:
– В чем дело? Я думал, что ты ответишь без колебаний. Разве Ультимус для тебя ничего не значит?
Игорь почувствовал, как содрали свежую болячку на сердце. Он молчит, просто терпит; ему нечем возражать.
– Ты потратил на работу столько времени, столько сил, столько надежд – а теперь пошел на попятную? Игорь, ты ли это? Ты ведь Ультимусом бредил постоянно. В НИИ даже охранники знают название твоего детища! Игорь!.. Разве ты не хочешь помочь своему брату?
– Прекратите!
Это крикнул Андрей. Он побледнел; от злости сжимает подлокотники коляски:
– Человек только что с того света вернулся! Дайте ему прийти в себя!
– Не надо, Андрюш, – прошептал Игорь. – Эдуард Павлович, вы правы во всем. Спасибо вам за спасение моей жизни; вы привезли меня к лучшему хирургу. Я благодарен, и уверяю, что как только выпишусь с госпитализации – продолжу работу над Ультимусом. Я намерен завершить его.
– Рад, что ты понимаешь, что я для тебя стараюсь. Сколько тебе потребуется времени?
– Все зависит от того, как скоро будет разработан образчик синтетического спинного мозга.
– Я хочу, чтобы ты не терял времени и присоединился к группе биоинжинеров.
– Конечно.
Эдуард задумался; проронил с грустью циника:
– Я свои средства вложил. Если прогорим – я останусь без достойной старости. А сколько готов вложить в Ультимус ты?
Игорь не вступил в полемику; побоялся. Он смотрит на ректора, и ему видится безумие в человеке, рассуждающем донельзя рационально.
– Я рад, что операция прошла успешно, – Эдуард толкнулся от подоконника, начал подводить беседу к концу: – Я рад, что Ультимус не пропадет и поможет многим людям. Желаю скорейшего восстановления.
Когда ректор ушел, Андрей разразился негодованием:
– Этот негодяй буквально заставил тебя принимать решение! Он лишил тебя возможности хоть немного подумать!
– Тут не о чем думать, – прохрипел старший брат.
– Ты его еще к святым запиши! Ты, – серьезно, – веришь, что он о тебе беспокоится? Да ты для него неодушевленный инструмент его работы – волнует только твоя производительность. Все это он назвал заботой, чтобы ты функционировал преданно.
– Я все это знаю. Но я функционирую не ради него. Я изобретаю; чтобы вернуть тебе жизнь нормального человека.
В звенящей тишине, Андрей горько проронил:
– Ну что же ты, брат…
Худосочный юноша не молод; его одежда тоже стара. Вязаная жилетка, потерто-зеленая; рубашка с длинными рукавами, толи бежевая, толи желтая. Сутулая спина, лицо прячут неухоженные пряди длинных волос – все говорит о моральной усталости. Надломленности.
– Что же ты… во всех бедах делаешь меня виноватым… – пролепетал Андрей.
– О чем ты?
– Когда-то, ты отрубил себе руку… Из-за того, что я упал с дерева.
– Ты все неправильно...
– Разве? А по-моему порядок такой: я падаю, ты отрубаешь руку. Причина, следствие. Я не прав?
– Я был в шоковом состоянии, и решил, что должен понести наказание. Я был
