отвала, хотя, раздразнившись, хотелось и ещё чего-то вкусненького, но об этом придётся забыть надолго. Взглянула на большие наручные часы со светящимся циферблатом, подаренные отцом на дорожку, они показывали начало четвёртого. Не сразу и сообразила, что хронометр живёт по старому времени, а когда перевела стрелки на здешнее, то сразу одолела неудержимая зевота, и захотелось срочно ощутить под спиной умятый мягкий спальник.
И опять не дали: Вал-Вал, не считаясь с желаниями её и всех остальных осоловевших тружеников науки, позвякал ложкой о миску, призывая к вниманию.
- Продолжаем прошлогоднюю программу, - объявил на десерт. – Работаем по намеченным планам и теми же исполнителями с целью выявления на поверхности подвига Тихоокеанской плиты под Азиатскую, обращая особое внимание на интрузивы основного-среднего состава и примеси в них, а также особо на ареалы метасоматитов разного рода и вулканические жерловые структуры. В этом нам поможет включённый в группу геофизик Столов Борис Самойлович. – Чёрный как вакса брюнет с яркими карими глазами согласно наклонил голову над столом. – Большие надежды на геохимиков, да и на всех, особенно на тех, кто изучает местные отчёты. У нас будут двое молодых помощников для копирования. Будем искать проявления редких и благородных металлов, которые, я уверен, здесь, в широкой и основательно проработанной вулканами и интрузивами зоне подвига, есть. Как вы знаете, можно пройти через месторождение 10 раз и – ничего, а на одиннадцатый повезёт, и у вас в руках окажется образец с рудой. Будем надеяться, что этот сезон для нас окажется одиннадцатым. Удачи нам!
Вика, конечно, ничего из шефской абракадабры не поняла, но усекла, что ей-то с Родионом предназначено преть в избе над копировкой чужих бумаг, и, вполне вероятно, так всю экспедицию. И совсем не поняла, зачем надо было мотаться через всю страну и изучать здесь какие-то подвиги под какие-то плиты, разве нельзя было найти занятие для шустрых мужиков там, у них, до Урала? Решила поинтересоваться у Софьи.
Та уже оказалась на месте и даже откинула полог наверх, чтобы не мешал общению, а, главное, притоку свежего воздуха через открытое окно. Поморщившись, она посоветовала новичку, когда та задала свой каверзный вопрос:
- Не теряй времени на пустяки и не грузи голову лишними проблемами – здесь ложатся рано, но и встают чуть свет, меняй старый график на новый. – Помолчав малость и стянув сухощавое гладкое лицо без выразительных черт и каких-либо признаков макияжа, безразлично пояснила, не желая вдаваться в смутные подробности: - Мы здесь потому, что там у нас все более-менее примечательные геологические объекты давно засижены-застолблены конкурентами из более сильных и богатых институтов, и диссертации по ним написаны неоднократно и пишутся бессчётно, и уже не понять, где истина, соответствующая фактам, а где вынужденные выдумки на грани с ложью. Нам, надо прямо сказать, крупно подфартило, что удалось заполучить здешний двухлетний контракт, пока тамошние корифеи не опомнились и не сдвинулись с места. А всё благодаря изворотливости Вал-Вала и его связям в Министерстве. Думаю, скоро и здесь будет столпотворение. – Будущий доктор наук повернулась на бок, подпёрла обнажённой по локоть рукой умную голову с уже жидкими некрашеными волосами, тронутыми сединой. – У нас, в геологии, как и во всей экономике, явный территориальный перекос: там, в европейской части, наиболее развитой и чуток благоустроенной, полно невостребованных мозгов, облепивших институты, а здесь – одни вкалыватели, либо энтузиасты, каких крохи, либо хапуги, жаждущие не открытий, а сиюминутной наживы, чтобы свалить опять же туда, на запад, в оставленные ими квартиры и к родичам. Ты из каких?
Вика даже растерялась, не сразу сообразив, к каким себя причислить.
- Не из тех и не из этих, я – в стороне, мне не надо ни ваших регалий, ни бабок, мне бы пожить в свободе, ощутить весь мир в чистоте и согласии, себя бы почистить от цивилизационной скверны.
- Почистишься, - пообещала, усмехнувшись, Парина. – Вот протащу пару-тройку маршрутов по тайге и сопкам, и враз очистишься и запросишься назад, в скверну. – Убрала подпору из-под головы, устроилась поудобнее. – Слушай, не думай ты много, не задавай себе лишних загадок, живи проще, радуйся тому, что видишь, что есть – здоровее жить в тумане, чем в прозрачной ясени. Человечество коптит небо уже много тысяч лет, а всё – то же. Изменился камуфляж, усложнился, расцветился ритуал, натянуты более-менее привлекательные и приличные маски, но в корне осталось всё то же: человек человеку – враг. И ищет только одного: наживы и немного удовольствия. Вот мы потешаемся над хохлами, что они, обрадовавшись открытой границе, массово повалили в Европу. Ну и что? Да открой нашу границу туда – уйдёт вся страна, поезда и самолёты переполнив, пешком пойдут из Сибири и Дальнего Востока. Потому что там надёжнее и прибыльнее. А в этой стране… нет, не так – в этом государстве… заметь оговорку: когда говорят пренебрежительно «в этой стране», меня коробит от ненависти к говорящим, и ничуть не колышит, когда скажут «в этом государстве», потому что не в стране, а в государстве мы живём не достойно, и оно для меня чуждо, и не грех свалить за бугор. А я здесь! Потому что, хотя Европа и манит, но без «мани» в ней загнёшься. Давай-ка спать, - Софья застегнула молнию мешка до самого подбородка, - а то я тебе такого наговорю, что ты и вправду засобираешься назад.
А от Вики сон убежал, и пяток не видно: и от того, что услышала от обозлённой тётки, и оттого, что пока как-то не верилось всерьёз, что она здесь, на краешке земли, и что ждёт её что-то неизведанное, романтическое и увлекательное. Во всяком случае, жутко хотелось в это верить. Нет! Софья, она – что? Она отпела свой хит, потому и злится, а Вике ещё предстоит сочинить и слова, и мелодию. И они будут, она верит, прекрасны. Вышла во двор, тускло освещённый одной лампочкой над дверями, прошла дальше, к калитке, торчащей без поддерживающего забора, и сразу стало темно-претемно, ни зги, и только на близко нависшем и тоже тёмном-пречёрном небе ярко блестели большущие звёзды, играючи, словно мячики на резинках, то удалялись, то приближались, и было боязно, что какая-нибудь сорвётся и шмякнется тут, оборвав всякие сомнения и ожидания. Луны не было, наверное, ей не под силу выбраться из-за высоченных сопок, перекрывающих долину. Как же они, местные, ходят тут, не теряясь, когда вот так быстро стемнеет? Сидят по домам?
- Не спится? – прозвучало негромко, но как выстрел, заставивший похолодеть спину. – Дышим? – Голос звучал доброжелательно.
- Кто вы? – с непроизвольным испугом спросила бессонная тетеря. – Почему вас не видно?
Мужской голос добродушно рассмеялся.
- Не бойтесь, не чёрт, а всего лишь ваш сосед через дорогу.
Никакого соседа, так же, как и чёрта, она, освещённая и ослеплённая сзади, тоже не видела, как ни вглядывалась в темь.
- У вас что, всегда так темно? – спросила с раздражением.
Голос опять задребезжал мелким смешком.
- Бывает и погуще, особенно в тайге, когда припозднишься с возвращением с маршрута. Боитесь темноты?
Вика зябко передёрнула плечами.
- А кто не боится?
Послышались глухие шаги, появилась, нарастая, крадущаяся высветленная тень на земле, и совсем рядом нарисовался соседский чёрт, отделённый от трусихи ненадёжной калиткой.
- Напрасно. – Теперь она смогла как-то разглядеть его лицо. Оно было уже тёмным, загорелым и обросшим светлой короткой бородкой и пышными усами, а на голове топорщился лишь бобрик. Затенённые густыми сросшимися бровями глаза смотрели приветливо и чуток, сощурившись, насмешливо. – По-светлому жить опаснее. – Он подошёл совсем близко. – В прошлом году вас не было. Чем полезным собираетесь заняться у нас?
Вика крепко ухватилась обеими руками за калитку, словно отгораживаясь и не давая открыть. Кто их знает, местных… а вдруг? А что вдруг, было не ясно.
- Да так… - промямлила смущённо, - пока придётся заняться копированием, а там… там видно будет – уйду в маршруты.
Он опять засмеялся, осклабившись с явным презрением.
- Перлюстрацией, значит… в некотором роде? – и, сузив глаза, показавшиеся в тусклом свете лампочки чересчур светлыми и неприятными, съязвил грубо: - Интеллектуальным воровством?
Вика резко оттолкнулась от верхней планки калитки.
- А вы здесь, в глухоте, живёте, видно, по принципу: и сам не гам и другому не дам. Интеллектуальные Плюшкины. Что сами-то не используете? Кишка тонка? – ответила оскорблением на оскорбление и, холодно смерив аборигена презрительным взглядом, повернулась и пошла восвояси, гордо выпрямив спину. А тот ещё посмел нагло рассмеяться вслед.
- Спокойной ночи!
Не отвечая, Вика вошла в дом и сразу же наткнулась на рыжего. «Ещё этого не хватало!»
- Завтра со мной будешь вкалывать, - обрадовал и этот. – С копировальной техникой знакома?
Вика хотела обойти его, но он заступил дорогу.
- Не имею понятия, - произнесла вызывающе, будто хотела крепко досадить, а ещё больше – отбояриться от навязанного воровского подельничества.
- Ничего, - кисло ухмыльнулся мини-пахан, - Родька поднатаскает, - и, чуть замявшись: - Ты, вот что: не особенно-то с Фёдором, у него жена – мегера: скрутит обоих – не обрадуешься. И нам скандал ни к чему.
Вика всё же кое-как протиснулась к своей комнате.
- Больно-то вы мне оба нужны! – и презрительно через плечо: - Два сапога – пара!
Саша рассмеялся.
- Пара – не пара, а я всё-таки ещё неношеный, имей в виду.
- Буду, - пообещала и, войдя в комнату, плотно прикрыла дверь. Уложив себя поудобнее, включила мобильник, интернет-связь – молчок!
- Отсюда из-за рельефа мобильной связи нет, - объяснила Софья, очевидно, караулившая возвращение соседки. – «Вот-те на! – огорчилась Вика. – «А как же мама? Она же беспокоится». - Пиши письма, - посоветовала Парина, - научайся вновь.
Тяжко вздохнув, покопавшись в уютном мешке, радивая дочь застегнула молнию дл подбородка и, наконец-то, затихла.
-8-
Когда утром, с трудом расщепив один глаз и неудобно изогнув шею, заглянула в окно, то ничего не увидела – оно запотело, а по стёклам снаружи, обгоняя друг друга, пересекались и соединялись длинные струйки дождя, и кто-то с размаху бросал в окно мощные пригоршни хлябей небесных, гулко и дробно колотившихся о стекло. Вставать не хотелось, а надо бы – за ночь припёрло, уже невтерпёж. А нести придётся на улицу, под дождём, по дощатой дорожке в угол двора, где ждал новенький, ещё пахнущий не тем, чем будет скоро пахнуть, а свежей сосной, сортир, разделённый на два отделения с М и Ж, и в каждом по две пугающие глубокие дыры. И как они живут? Неужели нельзя было сделать в доме? Стоило ли переться в такую даль, на самый краешек земли, чтобы опорожниться в дыру? А идти, как ни тяни, надо. Кряхтя по-старчески, стала высвобождать из нагретого мешка ещё не остывшее, тянущееся от залёжности каждой мышцей здоровое тело. А что надевать? Дождь ведь. Мы так не договаривались. У неё ничего нет, кроме голубой полиэтиленовой накидки, которая холодно прилипает к тёплому телу. Брр!
- Возьми мой плащ, - предложила Софья, мужественно выпроставшаяся наполовину из мешка и старательно расчёсывающая жиденькие лохмы
