метафоры и эпитеты, где сравнения, ёмкие образы? Никаких средств выразительности, почти автологическая речь! А образ-то – вот он, как на ладони – яркий, подвижный, видимый и даже слышимый. И даже расцвеченный - по-зимнему, черно-белыми мазками… Выходит, достиг автор своей цели? И четыре (!) глагольных рифмы не помешали?
Тяжелый год – сломил меня недуг,
Беда застигла, счастье изменило,
И не щадит меня ни враг, ни друг,
И даже ты не пощадила!
(Некрасов)
Кто-то скажет: это не стихи, это рифмованная проза: вещи названы своими именами, никаких иносказаний и художественных красивостей. Но разве можно судить стихи без учета их жанровой принадлежности? Разве можно мерить балладу или поэму той же меркой, что пейзажную лирику? Куртки-ветровки и рабочие комбинезоны имеют право на существование наравне с нарядами «от кутюр». Не будем же мы, глядя на их простой покрой и грубую ткань, отрицать их полезность? Они функциональны, удобны и практичны. Разве мало?
Рассказы в стихах отличаются повышенной содержательностью, об этом хочется сказать подробнее.
=================================================
15. Смысловое наполнение стихотворения.
Глубина авторского замысла не позволяет «мелко» мыслить и читателю, заставляет вдумываться в суть сказанного, не концентрируясь на мелочах:
За всё, за всё тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слёз, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За всё, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил.
(М. Лермонтов)
Хорошие парни, но с ними не по пути.
Нет смысла идти, если главное - не упасть.
Я знаю, что я никогда не смогу найти
Все то, что, наверное, можно легко украсть.
Но я с малых лет не умею стоять в строю.
Меня слепит солнце, когда я смотрю на флаг.
И мне надоело протягивать вам свою
открытую руку,
Чтоб снова пожать кулак.
(Башлачёв)
Немного особняком стоят стихи и песни, написанные в годы военных испытаний. Их цель – побудить людей к действию, к борьбе. Форма заботит авторов лишь постольку поскольку: словесные изящества в «работающих» стихах неуместны и даже кощунственны, как неуместны были бы голосовые рулады в гимне «Вставай, страна огромная».
Вспоминаю пронзительное поэтическое воззвание К.Симонова «Если дорог тебе твой дом». В нем картина захвата фашистами нашей земли – с жуткими художественно-натуралистическими подробностями – переходит во второй части в призыв, почти заклинание:
Знай, никто её не спасет,
Если ты её не спасёшь,
Знай, никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
(Её – Родину, его - фашиста).
А вот фрагмент стихотворения, написанного от имени солдата, вернувшегося с фронта домой, к жене… которая, оказывается, давно живет с другим:
…Это, значит, пока под огнём
Я спешил, ни минуты не весел,
Он все вещи в дому переставил моём
И по-своему всё перевесил.
Я себя в пояснице согнул,
Силу воли позвал на подмогу:
"Извините, товарищи, что завернул
По ошибке к чужому порогу".
Дескать, мир да любовь вам, да хлеба на стол,
Чтоб согласье по дому ходило...
Ну а он даже ухом в ответ не повёл,
Вроде так и положено было.
Зашатался некрашеный пол,
Я не хлопнул дверьми, как когда-то, —
Только окна раскрылись, когда я ушёл,
И взглянули мне вслед виновато.
(Высоцкий)
Наверное, без комментариев.
===========================================================
16. Простая рифма в сложных произведениях.
Стихи, написанные тоническими размерами, осложненные строчно-строфными перебросами, содержащие «многоэтажные» трудно считываемые образы, могут перестать восприниматься как поэзия, если усложнить ещё и рифму. Недавно я с удивлением обнаружила, что Бродский, этот мастер образно-технических «завитушек», очень часто пользовался простейшей грамматической рифмой (вплоть до «кровь-любовь» и «дочь-ночь»). Почему я это обнаружила «только что»? Именно потому, что предельная простота рифм в контексте сложных стихотворений не воспринимается как примитивизм, напротив, их «облегченность» выступает «противовесом» громоздким речевым конструкциям, не давая им рассыпаться на отдельные лингвистические фрагменты. Собственно глагольных рифм у Бродского немного, однако встречаются:
Дорогая, что толку
пререкаться, вникать
в случившееся. Иголку
больше не отыскать
в человеческом сене.
Впору вскочить, разя
тень; либо — вместе со всеми
передвигать ферзя.
(Бродский)
Это пример с перебросами. Ниже – другого рода сложность: акцентный стих с неустойчивым количеством иктов в строке – от 2-х до 7-ми.
Девушки, которых мы обнимали,
с которыми мы спали,
приятели, с которыми мы пили,
родственники, которые нас кормили и все покупали,
братья и сестры, которых мы так любили,
знакомые, случайные соседи этажом выше,
наши однокашники, наши учителя, - да, все вместе, -
почему я их больше не вижу,
куда они все исчезли.
Приближается осень, какая по счету, приближается осень,
новая осень незнакомо шумит в листьях,
вот опять предо мною проезжают, проходят ночью,
в белом свете дня красные, неизвестные мне лица.
Неужели все они мертвы, неужели это правда,
каждый, который любил меня, обнимал, так смеялся,
неужели я не услышу издали крик брата,
неужели они ушли,
а я остался.
(Бродский)
Здесь глагольность, на мой взгляд, просто замечательна: она, вкупе с нарочито упрощенными оборотами «которые нас кормили и все покупали», «который любил меня, обнимал, так смеялся», придаёт этому монологу оттенок детскости, что резко контрастирует с общим настроем стихотворения, отражающего умонастроения пожилого, умудренного опытом человека. И начинаешь чувствовать: все мы перед лицом судьбы беспомощные дети – в любом возрасте…
Обращает на себя внимание и такой штрих: пока автор говорил о своей прошлой жизни, строки были длинными, пестрили действующими лицами. Сегодняшнее одиночество ЛГ подчеркивается короткой строкой, в которой никого, кроме него самого, нет: «а я остался». Всё как в жизни.
===================================================
17. Концентрированная образность.
Мозг работает над «расшифровкой» художественного смысла каждой строки, и ему совсем ни к чему тратить силы и время на «переваривание» сомнительных рифм. Автор как будто хочет сказать: копайте глубже, зрите в корень - я предложу вам занятие более интересное, чем поиск «блох». Привожу фрагмент такого произведения - «Петербургская свадьба».
Летим сквозь времена, которые согнули
Страну в бараний рог и пили из него.
Все пили за него* - и мы с тобой хлебнули
За совесть и за страх. За всех за тех, кого
Слизнула языком шершавая блокада.
За тех, кто не успел проститься, уходя.
Мой друг, спусти штаны и голым Летним садом
Прими свою вину под розгами дождя.
…
За окнами - салют. Царь-Пушкин в новой раме.
Покойные не пьют, да нам бы не пролить.
Двуглавые орлы с побитыми крылами
Не могут меж собой корону поделить.
И т.д.
(*«За него» - за Сталина).
Ниже - сильнейшие строки ахматовского «Реквиема»:
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
(Ахматова)
Здесь нет превосходных степеней и громких слов о кошмарах первых лет советской власти. Но есть парадоксальный образ. Поэтесса поняла: абсурдную, перевернутую с ног на голову жизнь невозможно изобразить привычными языковыми красками. Сухая констатация факта - тюрьмы стали главными государственными учреждениями - мало что скажет читателю в эмоциональном плане. Убедительным может быть лишь столь же абсурдный, «перевёрнутый» образ: оказывается, это Ленинград – довесок к тюрьмам, а не они к нему! И всё. Броня читательского равнодушия пробита.
Где клёны
околицу сторожат
и кукушка
пророчит своё...
В безбрежной планете
солдаты лежат,
изнутри
согревая
её...
(Рождественский)
Образ бьёт навылет, какая, к богу, рифма!
А вот интересное «бытовое» сравнение:
Я до тебя любви большой не знал,-
Наверно, были просто увлеченья.
За Волгу я наивно принимал
Речушку межколхозного значенья.
(Солоухин)
А ведь точно сказал! – мысленно восклицает читатель, вспоминая что-то личное. Образ срабатывает, и это значит, что механизмы, приведшие его в действие, были исправны.
Полдневный час. Жара гнетет дыханье;
Глядишь прищурясь – блеск глаза слезит,
И над землёю воздух в колебаньи,
Мигает быстро, будто бы кипит.
(Случевский)
Какая чудесная описательность! Засмотришься…
А вот - удивительное по красоте лирическое стихотворение Высоцкого.
Оплавляются свечи
На старинный паркет,
Дождь стекает на плечи
Серебром с эполет.
Как в агонии бродит
Золотое вино...
Все былое уходит,-
Что придет - всё равно.
И, в предсмертном томленье
Озираясь назад,
Убегают олени,
Нарываясь на залп.
Кто-то дуло наводит
На невинную грудь...
Все былое уходит,-
Пусть придет что-нибудь.
Кто-то злой и умелый,
Веселясь, наугад
Мечет острые стрелы
В воспаленный закат.
Слышно в буре мелодий
Повторение нот...
Все былое уходит,-
Пусть придет что придет.
Каждая группа «картинок» итожится рефреном: «всё былое уходит». Это композиционно значимый штрих, ведущий мотив произведения. Слово «уходят» потребовалось зарифмовать троекратно. И в двух случаях автор остановился на глагольной рифме: она усилила ощущение повторяемости жизненного сценария: зло было, есть и будет. И если невозможно «изгнать» его из жизни, то пусть и сама жизнь вместе с ним будет изгнана… Тропов и украшательств в стихотворении не уж так много, образ здесь, скорее, философский, глобальный. И если в него всмотреться – он затмит все мелочи, рифму в том числе.
Ещё пример:
Вы снимали с дерева стружку -
Мы пускали корни по новой.
Вы швыряли медную полушку
Да мимо нашей шапки терновой.
Наши беды вам и не снились.
Наши думы вам не икнулись.
Вы б наверняка подавились.
Мы же - ничего, облизнулись!
Лишь печаль-тоска облаками
Над седой лесною страною.
Города цветут синяками,
Да деревни - сыпью чумною.
Кругом - бездорожье-траншеи.
Что, к реке торопимся, братцы?
Стопудовый камень на шее -
Рановато, парни, купаться!
(Башлачёв)
Высота эмоционального накала и образная многозначность стихотворения завораживают и почти гипнотизируют. И о чем меньше всего думаешь в момент прочтения – так это о рифме.
Очень эффектны «контрастные образы», внезапная смена смысловых или визуальных картинок:
Кукушка:
"Ку-ку!
Живи на земле…"
А палец -
к курку.
А горло -
к петле
Кукушка:
"Ку-ку!
Останься.
Прошу…"
А я
не могу.
А я
ухожу.
(Рождественский)
Родимая!
Ну как заснуть в метель?
[i]В трубе так жалобно и так протяжно
