облако, медленно кружащее вокруг него и подымающееся вверх вокруг этого живого подвижного света к низкому каменному потолку его тюремной камеры. И как, по- новой, пытаясь встать и подойти, отлетели снова от невидимого сокрушительного удара тюремщики его, к металлической из длинных вмурованных в основание каменного пола и низкого потолка, через узкий проход к другим решеткам. Прильнув спинами, и ослепленные, тем ярким небесным светом, молились своим богам, трясясь от дикого страха, практически не шевелясь, как парализованные смотрели на клубящуюся под самый каменный нависающий потолок в ярком том свете по кругу пыль. Пыль тюремного подземелья.
А он, рассматривая всего себя. И потрясенный увиденным, чувствуя, как сам весь меняется, Ганик поднял лицо вверх и увидел женское лицо. Лицо невероятной красоты женщины. Женщины, а может и не женщины, но невероятно красивое. С характерно острым тонким носом и очерченными чертами нежных красивых тонких губ и вылепленный самим лучистым светом тот овал самого красиво лица, какое он только мог видеть в своей жизни.
Под парящими по сторонам в потоке света невероятно длинными светлыми развивающимися, словно в потоке ветра волосами. И увидел раскрытые широко в стороны похожие на птичьи, только большие в воздухе за ее спиной. В том ярком свете крылья. Крылья из потоков самого пылающего во все стороны света.
Но то лицо, лицо женщины из самого яркого лучистого горящего и ослепительного света. Лицо, смотрящее на него с невыразимой любовью и радостью встречи. Лицо сияло невероятной любовью и материнством, которое проникло в само сердце Ганика и зажгло его. Зажгло чем-то невероятным, наполненным радостью и одновременно болью долгого расставания. Именно оно пробудило в нем то, кем он теперь становился.
То лицо. Знакомое ему из далекого младенческого детства лицо. Лицо его матери и это лицо, тоже, самое, лицо. Лицо женщины. Очень красивое. Лицо красивой небесной женщины. Даже слишком красивой, и описать ее красоту было трудно. Даже невозможно.
И сам Ганик заметил, как стал таким же, как тот ангел, зависший над ним под самым потолком его тюремной подвальной клетки.
Он изменился весь. И внутренне и внешне.
Его руки и ноги и его тело и лицо. Тело без порезов ссадин и шрамов.
Лицо словно выточенное из мрамора. Светящееся ярким светом и такое же остроносое и миловидное. Похожее, теперь, тоже на женское лицо. Лицо того, кем он по-настоящему был. Он был совершенно не похож уже на самого себя. Это был другой совершенно человек. Или может уже и не
человек. Он перестал чувствовать любую тяжесть и ощущение своего вообще тела. Он только видел его. Видел другим и в свете яркого искристого лучами свечения. Даже крылья за спиной, как и у того светящегося перед ним парящего существа. И такие же длинные вьющиеся по воздуху светлые волосы. Он засиял сам изнутри ярким весь светом. И его внимание было приковано к чудесному небесному явлению перед ним. К видению своей пришедшей за ним его родной небесной матери.
- Как ты красив сейчас, мой сын! - произнес ангел Зильземир - Если бы сейчас себя видел тебя твой Небесный Отец! Ганик! - он услышал сначала громко, но потом голос стал гораздо тише, но был словно соткан из множества мелодичных струн – Если бы он только видел, от чего отказался тогда! Ганик! Сыночек мой! - эхом разнеслось под низким сводом тюремной камеры, где сидел в заключении Ганик. Этот мелодичный в несколько звуковых актав, режущих затхлый подземный воздух, голос, словно, острым мечем, прорезал душу Ганика. Проникая в горящее теперь пылающей к настоящей своей матери любовью в его сыновье трепещущее в конвульсивных судорогах зановов прерождающееся сердце.
Он знал его. Знал тот голос. Этот чудесный излучающий красивую невероятно громкую и одновременно нежную звонкую льющуюся, словно со всех сторон трель женский голос. Голос, который он услышал когда-то первый раз. Голос, поющий ему новорожденному колыбельную в Раю. Он помнил его всю жизнь, но не мог вспомнить, откуда.
- Я пришла за тобой! – он услышал из уст парящего перед ним крылатого ангела.
- Вот откуда все эти сны! – промолвил дрожащим от отчаяния и радости со слезами на глазах и, таким же, мелодичным многозвучным голосом, как и его мама Ганик – Это была ты! Эти сны! Эти видения всю мою жизнь! Я видел их всю жизнь и видел тебя в тех снах!
- Мама! – он произнес снова ей - Мама! – он повторил голосом ангела, сотрясая стены его тюрьмы.
- Я пришла забрать тебя отсюда! – произнес Зильземир – Мой повелитель простил мой грех! И простил мою к нему безумную любовь! Во имя Небес! Прости и ты меня, сыночек за все! За то, что прятала тебя здесь от его гнева! От гнева моих братьев небесных!
На глазах Зильземира были, те самые слезы. Слезы, которые он держал когда-то в своих гладиатора Рима мужских сильных руках.
- Прости за то, что тебе пришлось вытерпеть в этом земном жестоком мире! Прости меня за ту боль, что была в сердце твоем, мальчик мой! Прости меня, любимый!
Светящийся яркий свет и светящийся живой образ красивой в слезах женщины приблизился практически в упор к лицу парящего над полом своей камеры тюрьмы Ганика. Ее горящее ярким огненным астральным светом лицо почти коснулось светящегося и в слезах на глазах лица Ганика. Ее светящиеся синим таким же ярким светом заплаканные глаза, смотрели в такие же светящиеся и в слезах глаза ее сына Ганика. И этот свет, наполненный невообразимой страстной любовью, слился воедино проникая в сознание и душу обеих ангелов Неба.
- Сыночек мой! – прозвучал голос и из света выделились светящиеся руки. Руки любящей его и когда-то нянчившей его на них женщины. Руки необычного светящегося и висячего в воздухе существа. Окутанные ярким лучистым шевелящимся светом и прислонились горящими ладонями и пальцами к пылающим тоже теперь ярким астральным светом щекам Ганика.
- Бог разрешил забрать с земли тебя – голос эхом звучал под низкими каменными сырыми сводами тюрьмы – Я отстояла тебя перед его троном и его властью. Он приказал вернуть тебя назад! Ангел мой! Мною рожденный! Отец усмирил свой гнев и гнев всех ангелов у своего Трона!
- Мама! – произнес небесный ангел - Мамочка! – он снова прокричал в объятия своей матери плача навзрыд как маленький ребенок и его голос разлился звонкой громкой многозвучной детской трелью во все стороны. Оглушая криком тех лежащих на полу и прижавшихся спинами к тюремной решетке, ослепленных навечно астральным светом его надзирателей охранников тюремного подземелья.
Она обняла крепко своего теперь маленького ребенка. И прижала к своей полной женщины ангела груди, обхватив его маленькое светящееся детское тельце руками. Как тогда, когда, подкинув его маленьким таким же крестьянской семье, оставила его в деревенской лачуге на окраине Рима.
- Я знала, что вернусь за тобой, мальчик мой! - произнес Зильземир, глядя на свое маленькое небесное творение. Творение от самого Создателя Бога.
- Твое место не здесь, а среди нас - она опустила к ребенку голову и поцеловала его в маленькое светящееся детское личико - И я унесу тебя в небесные дали моего Повелителя и твоего Отца!
Зильземир повернул голову на шум у входа в подземелье. И его горящие ярким небесным огнем глаза, сверкнули и ослепили ворвавшихся в это тюремное подземелье.
- И я накажу их всех, всех кто повинен в твоих страданиях! – прозвучал как гром голос Зильземира, смотрящего на тех, кто спускался сюда, сотрясая подвальные пахнущие гнилью сырые каменные стены, тюремной в металлических толстых длинных решетках камеры.
Зильземир оборвал свою речь услышав их шаги.
Сюда спускали почти бегом сам Лентул Плабий Вар и его слуги Арминий Репта и Касиус Лакриций, буквально делая мокрыми свои под туниками сублигаты, отшатнулись от тюремной решетки и отскочили вместе со стражниками, чуть ли ни к лестнице, ведущей в каменный тюремный подвал. Они потрясенные увиденным сбились все в одну кучу у той каменной лестницы, прижавшись, как и ослепленные двое стражников сидящих на полу и прижавшихся к решетке соседней тюремной камеры. Практически налетев на сидящих и топча их ногами. Под их мучительные обезумевшие от боли крики, столпились вокруг своего повелителя и хозяина. Сбивая наземь и топча ногами ослепленных стражников, остальная многочисленная стража столпилась вокруг самого перепуганного с вытаращенными синими глазами Лентула Плабия Вара.
И не он, ни они не могли произнести сейчас ни единого слова. Они были, как парализованные и онемели от ужаса и страха, тем, что увидели перед собой.
Стражники окружили своего хозяина и, выставив щиты, копья и мечи в направлении металлической тюремной решетки, где был кто-то из ослепляющего их живого яркого животрепещущего огня. Огня охватившего всю тюремную камеру. И, осветившего весь каменный низкий подвал, охватив все своим ярким лучистым светом. В вихре пыли поднятой с каменного тюремного пола.
Охрана и стражники виллы пытались защитить своего хозяина и его самых подручных приближенных слуг, и теперь самих себя. Просто от охватившего их жуткого за собственную жизнь страха. Просто уже по инерции, подняв свои большие квадратные римские щиты и выставив копья и мечи в направлении ослепляющего их глаза яркого света. Света, из которого на них смотрел небесный ангел Зильземир. Смотрел своими горящими ярким небесным лучистым огнем глазами. Этот горящий ярким пламенем Рая взгляд приковал их к одному месту. И они все, враз, как вкопанные остановились у самой каменной лестницы тюремного подвала.
- И мой гнев будет ужасен! – прогремел голос разгневанного и озлобленного на врагов небесного ангела – Этот мой гнев тем, кто посмел обидеть тебя, сына моего Бога!
И этот яркий свет пронзил каждого из них насквозь и парализовал на месте. Свет небесного оттенка, сменил окраску и становясь уже красным пламенем палящего как солнце
