поясом Белтеусом. Сверкая шлемом и доспехами Центуриона шестого легиона Феррата, и развевая красным по воздуху длинным воинским в золотой оборке наброшенным на правое плечо плащем.
Нужно было торопиться в Ровену за пополнением. Письмо было у него от Тиберия. Ему сам Луций его тогда отдал, доверив, чтобы проверить надежность своего и преданность в этой поездке боевого компаньона. Так ли Мисма был хорош, как его нахваливал за отличие сам трибун и легат шестого легиона Феррата Гай Семпроний Блез. И вот он скакал по дороге к дому Луция Плабия Вара, развевая красным воинским плащом и подгоняя свою лошадь. Он спешил, чтобы оправдать доверие своего нового боевого командира.
Часть XIII. Мама
Она стояла перед ним. Стояла и смотрела на него. Женщина в лохмотьях. Еще на вид молодая, но грязная и оборванная. Брошенная в подземелье вместе с ним в соседнюю камеру пропахшего зловонной плесенью полутемного освещенного лишь одним горящим факелом на стене у входа тюремного подземелья. Вероятно, попавшая в немилость Лентулу Плабию Вару. Какая-нибудь тоже рабыня. Хотя Ганик ее не помнил в этом доме Лентула Вара, его теперешнего хозяина. И заметил только вот почему-то сейчас.
Он заметил ее только сейчас. В соседней тюремной подвальной полузатемненной клетке загороженной железными толстыми кованными прутьями вмурованными в потолок и каменный пол. Как она оказалась здесь. Он и не слышал, как ее привели. Или она уже была давно здесь. Просто он ее как-то не замечал.
Здесь было тихо, как в могиле. Сверху не доносился ни один шум. Ни лай собак, мычание коров и ржание лошадей, ничего.
Он сидел, потупив свой взор, ожидая своего смертного теперь наказания. Уже скоро. Только рассветет и все. Его казнят здесь же недалеко. Причем позорно. Как какого-нибудь преступника, а не прославившегося на песке арены Рима гладиатора.
Недалеко и, скорее всего во дворе виллы, выведя из этой пропахшей плесенью и сыростью тюрьмы. Он Ганик-Победитель завтра, а точнее уже сегодня, как только наступит рассвет, просто умрет от меча своего же соплеменника по оружию. От этого ублюдка и выродка палача, бывшего гладиатора, как и он Касиуса Лакриция, за убийство сына Лентула Плабия Вара его сына Луция.
Но Ганик не жалел, что прирезал хоть одного из этих Варов. Не смотря, на то, что любил теперь Луциллу, дочь Вара старшего.
Лентул ненавидел его, как и всех рабов и еще даже больше. За то, что его дочь любила раба. Вар просто терпел с натяжкой его присутствие в своем доме. А вот он любил теперь его дочь Луциллу Вар.
Странно, неправда ли? Но это было так.
И все его эта дочь Луцилла. Она заключила с отцом внеглассный договор на него Ганика. Когда решалась судьба Олимпии и всех рабов и слуг школы. И он держал перед дочерью свое слово, слово ее родного отца и сенатора Рима, но до этого момента. И то, что случилось, случилось неслучайно. Так и должно было случиться.
Когда-нибудь это должно было произойти. Это долгое его терпение должно было когда-нибудь кончиться.
И вот смерть его сына от руки Ганика. И эти кандалы, и казнь поутру. Здесь же во дворе этой сенаторской загородной огромной цветущей по весне виллы. Так решил этот Лентул Плабий Вар. Он захотел учинить личную расправу в своем присутствии над ним. Он долго ждал момента, даже, невзирая на смерть своего сына.
Может оно и правильно с одной стороны, что он был обязан теперь умереть. Их страстная и жертвенная любовь с Луциллой обошлась очень дорого самим рабам в этом доме. Сколько их в одну из ночей, когда Ганик с Луцилой Вар занимался любовью, погибло. Сколько их было убитыми и истерзанными, сброшено в Тибр. И вода унесла их мертвые, окровавленные изрезанные и запоротые насмерть тела уже далеко по своему течению. И может где-нибудь, выбросило на берег вблизи какой-нибудь деревушки крестьян. Приведя тех в дикий ужас.
Ганик вел себя вольно в его доме, как любовник его дочери, и нагло, и это доводило Лентула Плабия Вара до бешенства, и все из-за его дочери. И он не мог его тронуть.
Теперь заперев свою дочь в своей комнате, он был волен, творить снова что вздумается.
Луцилла рвалась защищать его. Его Ганика. Она буквально не отходила от любимого ею раба Ритария. И вправду любила его и сходила от любви к красавцу гладиатору с ума.
Она, отгородив его от всего. Даже от нападок ее родного жестокого отца, рвалась всегда перед ним и его гостями защищать его. Но теперь ее закрыли там наверху. И уже ее крики и истеричный девичий плач небыло слышно.
Ганик не знал, что Луцилла Вар покинула этот уже бренный грешный мир от руки собственного отца. Тот ее просто задушил. И она лежала там прямо на полу своей комнаты, куда Лентул запретил входить кому-либо из рабов и личных ее Луциллы Вар служанок Сесилии и Силесты.
Он даже не знает, что их Лентул сослал в каменоломни за ненадобностью. И что их после смерти Луциллы Вар туда уже увез сам Арминий Репта, управляющий дома Варов.
Ганик опять подумал о Сивилле. Сивилла предала его. Но он вдруг опять подумал о ней. Он когда-то любил ее. И бился на арене ради нее Сивиллы, а не только ради одной гладиаторской славы. А она предала его.
Предала за вольную, продав его сенаторской дочке. Впрочем, Ганик теперь не жалел. Он не испытывал такой любви к предательнице Сивилле, какой его одарила Луцилла Вар. Он познал любовь от любящей его женщины на границе любви страстей и даже боли. Это было нечто! Он с Луциллой доходил до крайности во всем. С Сивиллой такого у него не было. Не было с рабынями германками Алектой и Милленой. То была просто любовь и все. Но здесь было нечто иное, и он даже был благодарен Луцилле за то, что она ему позволила увидеть в себе это. Он с Луциллой дошел до предельной крайности в любви. И эта предельная крайность в любови погубила его. Приведя сюда в это подземелье и кандалы.
Он вспомнил своего учителя негра эфиопа Ардада, как ему сказали, погибшего на арене. Выскочившего на арену защищать снова всего израненного в сражении Ферокла. Это было по истине геройски.
Ардад - раб гладиатор, ветеран арены и учитель. Учитель Ганика. Человек лучший из всех для него для Ганика. Лучший из всех кого он встречал в своей еще короткой жизни.
Погиб ли он? Говорили он погиб в схватке с нокисиями, преступниками и там же погиб Ферокл. Будто Ардад бросился защищать смертельно раненого его друга и товарища по арене и школе Олимпия. Они оба погибли. Но, правда или нет? Все расходится с рассказами самой Луциллы Вар. И теми слухами, что позже доходили до него. Весь этот шум на весь Рим. И поиски беглецов по всему городу. Да, и Лентул Вар не получил ничего с разграбленной им и его помощниками виллы Харония Диспиция Магмы.
Ничего кроме денег, что смог там найти. Живы ли все в Олимпии рабы и слуги, которые ему были близки многие годы. Может, они все же живы, и сбежали от казни. И где-нибудь прячутся за Римом. А он здесь. Он продан против своей воли в бессознательном состоянии Луцилле Вар. И в дом Варов.
Ему рассказали как погиб и сам его бывший хозяин Хароний Диспиций Магма. Ему сказали, что его казнили на арене амфитеатра, вместе с другими арестованными ланистами за бунт, поднятый против императора Тиберия. И что рабов и слуг дома Харония Магмы всех продали на рынок Рима. И сейчас они в разных домах сенаторов и прочих богачей.
Все это только слухи. Все это было со слов якобы самой предательницы Сивиллы. Но стоило ли ей верить? Она предала его, как и всех в школе Олимпия.
Но вот Луцилла Вар. Она любила его до полного безумства. И, наверное, не врала ему. Она не врала ему. Она любила его, так как только способна любить женщина. Луцилла Вар любила его и добилась своего, получив его себе, и что теперь ей было от него скрывать? И врать? Да и врала она или нет. Теперь уже не важно.
Ганик вспомнил всех поочередно и поименно, кого помнил. Он вспомнил ливийку Марцеллу и египтянку и негритянку Лифию. Вспомнил снова своих любовниц германок Алекту и Миллену. Вспомнил раба и друга повесившегося мальчишки голубого Амрезия ливийца Холая. Даже конюха араба Хормута. Слуг Хароиня Магмы, мидийца Римия и египтянина Лакасту. Старух служанок испанок Инию и Феофанию и молодых рабынь сирийку Цивию и бактрийку Веронию. Он, не переставая, думал и о своей алжирке любовницы Сивилле. И так и не мог поверить, что она его вот так взяла и продала Луцилле Вар, как говорила сама ему Луцилла. За вольную и деньги.
Где здесь ложь, а где, была правда, уже было теперь неважно. Уже после ареста Харония Диспиция Магмы. А Олимпия досталась этому отцу Луциллы Вар Лентулу Плабию Вару на расхищение. Он вовремя как раз подсуетился и получил то, что хотел давно, но как-то не мог получит ь все, что хотел. Лентулу Вару просто нужна была еще одна вилла, и он хотел ее отнять у Харония Магмы. Буквально за бесценок со всем имуществом Харония Магмы. Он хотел получить еще и рабов, но их не нашли, и достался только Ганик. Так ему сказала Луцилла.
Сивилла продала его. Легко и непринужденно как просто живую вещь. Сивилла получила свободу и теперь где-то живет в самом Риме. Что ей его любовь?! Зато эта Луцилла, дочь сенатора Лентула Вара. Тварь из дома и четы Варов. Его жестокая дочь. Словно бешенная собака. Ставшая нежной и ласковой с ним. Хоть и показывала над ним своим рабом свою время от времени единоличную и жесткую власть, как над личной вещью.
Она просто лезла к нему прямо при всех, не стесняясь даже своего отца, и гостей в его доме. И тот ненавидел Ганика, но терпел из-за своей дочурки его и ждал удобного момента, чтобы уничтожить как раба, личного теперь раба и раба в прошлом Харония Магмы.
Он бы отправил Ганика в каменоломни. Но все Луцилла Вар, все она. Она его любила как дикий зверь. И лезла как дикий зверь, каждую
