сегодня в школу… - Зачем я ему это рассказываю? Ну никакой загадки!
Меня наградили улыбкой: - Я был бы не против сегодня сходить в школу, ведь там…мы бы точно встретились, а здесь – это просто счастливая случайность. Я был на пробежке, - уточнил он.
- Да, - кивала я, убирая за ухо растрепанные пряди, - счастливая.
- У тебя есть планы на вечер?
Сердце забилось так, что, кажется, задребезжали стены дома. Он хочет пригласить меня на свидание!
- На сегодня – никаких, - торжественно ответила я.
Альберт с виду волновался гораздо меньше, чем я, его лишь выдавали глаза, сиявшие, отчего и мне становилось хорошо: - Я заеду за тобой в семь?
Боже, как же долго…
Я грустно кивнула. Альберт улыбнулся: - Могу и пораньше, если ты этого хочешь.
- В шесть! – улыбнулась в ответ я.
Все время до вечера я провела в неописуемом волнении. Не помню даже, что именно я делала, помню, как стояла перед зеркалом и ломала голову, что мне надеть, какой сделать макияж и прическу. А стоит ли? Не буду ли я выглядеть глупо? Буду, в любом случаи, потому что я глупая девчонка, которая стоит и репетирует улыбку, с которой я его встречу сегодня.
В назначенный час на стоянке у моего дома появился знакомый Рено.
Быстро запив таблетку обезболивающего (голова вновь начала сильно болеть), я спустилась на лифте, в котором придирчиво осмотрела себя, оправляя платье и, глядя на балетки, высматривала на них любой намек на пыльный налет. Все в порядке.
Выйдя из подъезда и увидев Альберта, я забыла все заготовленные фразы и заученную улыбку, без которых все и так шло хорошо.
После пережитого волнения, я испытывала странную слабость во всем теле, к головной боли прибавилось еще и головокружение.
Альберт вел машину уверенно, параллельно разговаривая со мной о всякой всячине.
- Все хорошо? – Заметил он, как я поморщилась из-за усилившейся боли.
- Да, просто…да, все хорошо.
- Мой отец доктор, может помочь тебе, если что, - улыбнулся Альберт, - правда, он онколог, причем очень хороший, но все же…думаю, с обычным недомоганием он справится.
Почему-то, мне было не до смеха.
- Сядешь за руль? – предложил Альберт.
- О, нет, не сегодня. – Мы остановились у пешеходного перехода, пропуская людей.
- С тобой точно все хорошо?
- Сказала же! – вдруг огрызнулась я, - прости, прости, я… - боль была невыносима.
Видимо, из-за того, что мой водитель беспокойно оглядывал меня, он не заметил вылетевшего из-за угла джипа, въехавшего прямо в бок Рено, от удара который отнесло к тротуару, на его ограждение. Хорошо, что мы были пристегнуты, да и подушки безопасности сработали. Моя ударила меня в лицо, из-за чего я чуть не умерла от боли, словно в голове шевелился еж.
Дальше? Все как в тумане. Полицейские, скорая, видимо, отец Алберта, который подошел к нам, когда мы сидели у машины скорой помощи. Я прикладывала к голове лед, исподлобья наблюдая за мужчиной, высоким, статным, темноволосым, но чересчур бледным.
- Пока права не получишь, за руль не сядешь. – Сходу произнес тот, хмуро глядя на своего сына. Поздоровавшись со мной, он продолжил распыляться на поучения.
- Ты как? – Спросил меня строгий отец.
- Неважно, - мне действительно было плохо.
- Тебя я забираю в больницу, а ты, - обратился к сыну, - ловишь такси и едешь домой. Выгружай свой мотоцикл и пользуйся. Машины ты не увидишь.
Да уж, на мотоцикле определенно безопаснее…
Немного погодя, в больницу примчалась мама, и я была благодарна обезболивающему, что мне вкололи, из-за которого я пребывала в полусне, и своему предобморочному состоянию, так как не могла толком понять, что она говорит. Я знала, что она беспокоилась, чуть ли не до панической истерики.
Когда я очнулась, мамы рядом не было. Естественно, не оставишь же Кешу одного дома, да и тащить его в больницу, чтобы торчать здесь со мной сутки – тоже не самый лучший вариант.
Зато рядом был другой человек, которого я была рада видеть больше, чем осознавать, что я жива.
Альберт был бледен и явно расстроен, с застывшим чувством вины в выражении лица и глаз.
- Ты ни в чем не виноват, - прокряхтела я, мой голос был каким-то странным.
- Если бы не был, то ты бы здесь не находилась сейчас.
Я машинально начала перебирать край одеяла пальцами: - Почему меня здесь держат?
- Ты получила сильное сотрясение.
Не помню, чтобы ударялась головой. Видимо, меня хорошо приложило подушкой безопасности…что за ерунда?
- Эвелина, - его подрагивающие пальцы стиснули мою ладонь, и мое сердце неистово заколотилось, - тогда я отвлекся. Из-за этого мы и попали в аварию. Но отвлекся я не только по причине того, что беспокоился за твое здоровье. Я думал, как сказать тебе то, что хотел сказать уже давно. Я хотел привезти тебя в какое-нибудь уютное местечко, точнее в конкретное, где мы бы заказали что-нибудь поесть и после, тебе бы преподнесли вот этот букет, - кивнул он к двери, у которой стояла корзина с розами. – Но вышло так… прости меня еще раз…
Ох, прекрати извиняться и продолжай!
- Эвелина, - решался он, - ты мне очень нравишься, даже больше, чем нравишься. Таких девушек, как ты, я никогда не встречал.
- Мне кажется, - не нарочно перебила его я, так как чувства рвались из меня наружу. Альберт явно ожидал чего-нибудь не очень хорошего от моих слов, но потом, расцвел.
- Мне кажется, что я люблю тебя, - проговорила я.
На соседней койке в палате со мной кто-то зашевелился, и я только что обратила внимание на пожилую даму, активно притворяющуюся спящей. Кажется, даже капельница ее дрожала от любопытства.
В палату вошел отец Альберта, с озабоченным видом внимательно изучавшего наши лица. На нем был больничный халат.
- Сын, - позвал он, - выйди, пожалуйста. Мне нужно поговорить с пациенткой.
Окрыленный нашим признанием, Альберт вышел, предварительно слегка стиснув мою ладонь и прошептав: - Я скоро.
Радуясь жизни, я впервые почувствовала истинное счастье…кажется, оно текло по моим венам, разгоняя сердце, превратившееся в крылышки птички колибри.
Доктор подошел ближе, недоверчиво глядя на «спящую» старушку.
- Я настоял на том, чтобы твоя мама вернулась домой.
- Спасибо, - поблагодарила его я, и он в скупой улыбке поджал губы.
Либо я ему не нравлюсь в качестве девушки его сына, либо здесь что-то еще.
- Эвелина, - не сразу начал он, - я поднял вашу больничную карту. Поверьте, того потребовала ситуация во имя вашего же блага…давно вы сдавали кровь для анализа на гормоны?
- Примерно…точно в прошлом году, талоны и результаты у меня дома. По ним все в порядке.
- Угу, - задумчиво вздохнул он, видимо, для себя.
- А что? И что там с моей больничной картой?
- Может, позвонить вашей матери? Чтобы она приехала. – Только сейчас я заметила, что он обращался ко мне на «вы» а не та «ты», как тогда, у кареты скорой помощи.
- Нет, не нужно. Что там, скажите!
Доктор присел на край кровати, которая тут же заскрипела под ним: - Я настоятельно рекомендую вам обследование на КТ и МРТ. Пока вы спали, я сделал анализ крови, так как обычное сотрясение не могло вызвать таких симптомов… Других же эта версия вполне устраивает.
- Вы хотите сказать, - стиснула я в кулаке угол одеяла, - что подозрение на опухоль…подтвердилось? – по моей щеке скатилась слеза, жар влаги которой я хорошо ощутила.
Доктор молча смотрел на меня, лишь проговорил, погодя: - Оставьте Альберта. Не заставляйте его страдать.
Глава 4
Еще сутки я провела в больнице. Отец Альберта отправил его в другой город якобы забрать у бабушки оставленную им на сохранение некую сумму денег. Как он рассказал мне по телефону. Мой любимый не был в курсе того, что со мной происходило… Сел на свой мотоцикл и уехал выполнять поставленное поручение.
Процедуры, проделанные со мною за эти сутки подтвердили наличие опухоли, которая не оказалась доброкачественной. Из-за невнимательности врачей и упущенного времени, шансов на то, чтобы вылечить меня, было очень мало. Их не было.
Медсестра вошла в палату, чтобы забрать букет роз, которые почти все окончательно увяли. Потревоженная, большая корзина высвободила специфический аромат роз, в котором еще узнавались нотки жизни, но ярко источали предчувствие конца. Этот запах я запомнила надолго: от увядающих роз пахнет смертью.
Как раз в тот момент, когда мама рыдала у моей кровати, а Кеша ошарашено вглядывался в мое лицо, сжимая и разжимая мою ладонь своими ручками, которые показались мне совсем еще маленькими, позвонил Альберт. И я, несмотря на запрет, взяла трубку: - Не звони мне больше, - рыдала я, - никогда. И не приезжай. Все, что произошло, было ошибкой.
- Эв, нет! – хотела отобрать трубку мама, очнувшись, но было поздно. Я сбросила вызов и отключила телефон. Та выхватила его, посмотрела на темный экран так, как если бы хотела оживить аппарат одним лишь взглядом, и вновь зарыдала, горько и протяжно. Вместе с ней и та молчаливая старушка, которая не могла даже смотреть в мою сторону.
Через некоторое время, мне стало заметно хуже. Головня боль вызвала расстройство зрения, временами начинались судороги. Ближе к ночи, когда Кешу мама отвезла к своей подруге, она приехала ко мне в больницу, куда ее впустили только благодаря отцу Альберта.
- Эв? – Шепотом позвала она, который сорвался на писк из-за слез.
- Что, мам? – Было невыносимо больно видеть ее такой, и не знать, как же отреагировал Альберт на мои слова… Мне было жаль саму себя!
- Отец срочно вылетел и скоро будет здесь. – Села она рядом со мной.
Я видела ее плохо, очень плохо. Чувствовала, как по щекам бегут слезы, в ответ на ее рыдания.
- Ты что-то еще хочешь сказать?
Мама всхлипнула, дрожащая, холодная рука стиснула мою ладонь: - Эв, Альберт…
- Что? – Запаниковала я.
- Он сорвался после твоего звонка и поехал обратно сюда. – Каждая клеточка моего тела напряженно ловила любое изменение в ее интонации, - говорят, что у мотоцикла отказали тормоза…на нем долго не ездили. Иначе это случилось бы раньше…он не смог остановить его, ехал на полной скорости…
Сквозь рыдания, я спросила: - Где это произошло?
- У въезда в город, - притянула меня к себе мама, и мы обе рыдали.
Так я узнала о смерти Альберта. После этого, я желала своей собственной.
Как бы я хотела, чтобы та боль и муки, что я испытала, были за нас двоих, если бы можно было вернуть его к жизни, то я готова была терпеть ту же боль в двойном размере, если бы это помогло. Родные хотели, чтобы я боролась, я должна была делать это ради них, но как только я вспоминала голубые глаза, что дарили мне ласковые взгляды, то тут же они в сознании моем покрывались белой пеленой смерти, преследуя меня до самого конца.
