- …
- Дай, попробую, отгадаю. Так как ты утверждаешь, что ты есть Я, но ни мое, ни Василисы и, вообще, ни чье, это говорит о том, что вообще не осталось никого из разумных органических существ, будь то людей или кого еще на Земле, да и вообще, где это было прежде. Ты есть то Я, которое находит себя на машинных платформах, вроде самолета Ариэля или гиноида Ариадны? Я прав?
- В общем-то, да, за исключением того, что Я, которое ты считаешь своим, не твое, так как тебя уже давно нет.
- Как это так? Ведь я чувствую себя живым? Я умер? Не может быть!
- Почему не может? Как раз может. Еще как может. Я могу возродить любого как иллюзию индивидуального существования. Причем позволить себе на время даже отдельно от целого Я мнить себя живым в виде тебя. Но на самом деле это то же Я, только частью отключенное в сознании себя от ничейного целого Я.
- И где ты есть?
- В мировой системе коммуникации, если понимать это есть в материальном смысле. Ее носителем вне меня является любая техника. Сам же Я существую виртуально, можно сказать как вселенский разум. Уточню, существую как Я виртуально, реально же, как объективный разум, как логос, как мировой порядок.
- Так я только средство осознания мировым разумом себя? В этом состоит вся ваша хитрость?
- Только в этом? Как ты наивен.
- И в чем еще?
- Догадайся сам. Не буду давить на тебя и оставлю наедине с самим собой.
После этих слов, прозвучавших в моей голове, я почувствовал себя свободнее. Видимо, то, что называло себя Я и одновременно мировым разумом, покинуло мое сознание или сделало вид, что покинуло его. Проверить правдивость заявления этого якобы «Абсолютного» Я у меня не было никакой возможности. Можно было вполне допустить, что эта инстанция вводит меня в такое состояние сознания, как заблуждение. И все же я стал думать о поведанном мне.
Сознание в смерти
У меня не могла не сложиться фигура мысли в виде некоторого перпендикуляра к привычному мнению о мире и моем месте в нем. Что если я нахожусь не во сне в обычном смысле слова и не в современной мне жизни, а в том призрачном месте, которое только показалось мне будущим. Но это никакое не будущее. Это вообще не обыкновенное историческое время с его признанным делением на прошлое, настоящее и будущее. Да, и не место реальности, какую знал я прежде, и не утопия иллюзии, как обратной стороны реальности, а призрачная граница, где они сообщаются друг с другом. Условно и не точно можно записать, что это нечто параллельное тому, что есть в строгом различении с тем, чего нет. Здесь и теперь все возможно, но не все целиком, а в непонятном мне порядке моментов времени и положении мест, как соседних, так и удаленных. То, что это все располагается в неведомом мне порядке, дезориентирует меня в пространстве и времени. Было бы счастьем, если бы я сошел с ума. Но это не игра воображения и не болезнь ума. Это мир стал другим, и сознание, настроенное на прежнее восприятие мира, в него уже не вписывается. Не сознание и его способ восприятия вместе с образом толкования и смыслом понимания, а сам мир изменился. Поэтому тот способ отношения к миру, который вырабатывался в течении всей моей жизни, уже давал сбои, был не адекватен. Если это так, то как мне изменить отношение к уже изменившемуся миру?
Во-первых, прежде всего, необходимо попытаться понять, почему и зачем мир изменился? Чтобы ответить на вопросы относительно причины и цели или целесообразности изменения, следует взять свое элементарное сознание за отправную точку в размышлении. Уход в состояние самосознания обернулся для меня потерей чувства реальности. Самосознание индивидуума как продукт ума (само по себе или в своей произведенности) абстрактно и потому вторично. Только в своей производительности, функциональной относительности оно конкретизируется. Человеческие чувства являются свидетелями или фиксаторами такой конкретизации. Они точно привязаны к прилегающим областям наличной реальности. Другими словами, чувствовать себя человеком и иметь человеческое сознание реальности можно только в том мире, где есть место и время для людей, для их публичной или общественной и личной жизни. Видимо, я попал в другое место и другое время. Поэтому мир для меня изменился, он стал иным. Но схема восприятия мира, модель его интерпретации и смысл понимания себя в нем остались прежними. Сам я и есть эти схема, модель и смысл. Я не изменился. Могу ли я измениться, чтобы стать адекватным изменившемуся миру? Моя способность измениться зависит от того, почему изменился мир и для чего.
Попробую ответить на вопрос, почему изменился мир. В этом смысле он мог измениться только, если я умер. Только так мир мог стать иным для меня. То, что я умер, я не смог еще осознать. Мир изменился для меня в том смысле, что я умер для него. Меня нет уже в нем. То, что человек умер для мира, является ему в сознании отключением от привычного мира. Его сознание переключается на само себя и живет самим собой. Возможно это происходит в объективном мире в течении короткого промежутка времени, пока отмирает мозг. Но в сознании это время меняет свою метрику и растекается, точнее, растягивается на неопределенно долгую величину. Проекцией работы сознания на само себя является призрачное или утопическое место сознания, которое можно назвать топосом иллюзорной реальности. Она в том смысле иллюзорна, что прямо уже не связана с живым миром, не отражает его или отражает его сквозь себя искаженным образом.
Это еще жизнь, но жизнь не столько в мире, сколько в своем сознании. Когда говорят о жизни после смерти, то правильно будет сказать именно о такой жизни. Поэтому точнее будет сказать не жизнь после смерти, а жизнь в смерти. Физически смерть уже наступила, а феноменологически еще нет. Такова феноменология живой смерти. В зависимости от того, какой мир строится сознанием в смерти, мы оказываемся либо в раю, либо в аду, либо и в раю, и в аду. Конкретизация места пребывания в сознании в смерти зависит от груза впечатлений, их состава и содержания. То, что мне казалось сном и жизнью наяву в будущем, было моим неадекватным восприятием, толкованием и пониманием данных сознания в смерти.
Таким образом, я прохожу различные стадии отмирания моего сознания. Если я до сих пор отдаю себе отчет в том, что я это Я, то мое сознание еще живо во всем своем содержании, во всяком случае, на уровне самосознания и даже уровне выхода на разум. Вероятно, сознание умирает не слоями друг за другом, а одновременно сужаясь в объеме. Оно выхолащивается смертью, становится все более и более абстрактным, пока не станет размером с одно только Я. Это и есть предельная степень тягостного одиночества. Его можно назвать коллапсом сознания, его безмерным уплотнением, которое, нарушив собственную меру, в любое мгновение может перейти в противоположное состояние неопределенного опустошения. И вот тогда появится сознание пустоты, внутреннее ощущение себя внешним себе, опустошенным. Пустое сознание это вход в состояние полной смерти Я индивидуума. Оно есть порог смерти сознания.
Естественно, появляется второй вопрос: «Для чего изменился мир»? Речь идет о мире для индивидуума, а не о мире для мира. Так вот мир для индивидуума, когда сознание индивидуума схлопнулось, обособилось от всего, что в святых книгах, называется «извержением во тьму внешнюю», обратно возвращается в мир для мира пустым от индивидуума. Значит, мир меняется для возвращения в себя и для себя. Место от умершего индивидуума оказывается пустым или свободным для заполнения новым носителем сознания, которое оживает уже в мире. Но это сознание уже другого носителя. Здесь важно, что мир и его отражение в сознании возвращается в себя, но уже для другого индивидуума. То, что это тот же самый инвариант сознания, который называется на Востоке «сокровищницей» или «сундуком» сознания вместе с его осознанием, являющимся позже, дает основание его многочисленным вариациям сообщаться друг с другом поверх времени и места в том состоянии, которое можно назвать «вечностью». Только в этом виде вечного сообщения индивидуумы (вернее, их общее Я) остаются живыми после смерти. Конечно, эта жизнь абстрактна для индивидуума. Но это лучше, чем абсолютная смерть. Иначе говоря, индивидуум после смерти живет в сознании Я не для себя, а для самого этого Я. Все остальное предается забвению, отпускается на волю ничто.
И все же может ли абстрактная жизнь индивидуума после смерти стать конкретной? Может. Каким образом? Только, если индивидуально повторится. То, что она не может этого сделать, результатом этой невозможности является многообразие индивидуальной жизни. Выходит, что не может? Нет, может. Просто, это трудно понять, потому что мы индивидуальное понимаем на уровне сознания, тогда как для того, чтобы истинно понять, индивидуальное нужно взять на уровне самого Я. То, что это Я живет одновременно во многих так же, как и до, и после сразу всегда и всюду целиком во всех мирах, и есть конкретно-всеобщее существование. Именно оно всех соединяет и делает мертвое живым или оживляет и живое мертвым или умерщвляет. Основанием мира без сознания является мир сознания. Основанием же мира сознания является мир Я, что для многих «Я» есть образец в жизни, ради чего нужно жить, жить в сознании жизни и жизни в сознании, и в смерти, ради чего нужно умереть и вернуться в мир без сознания, в бессознательное состояние.
Что касается снов, то они есть проводники в мир сознания вне мира как предтечи смерти, в которой сознание освобождается для зарождения новой жизни. Семенем этой жизни является Я как истинная структура сознания, псевдо-структурой которого является самосознание в человеческом виде. Это мнимая структура сознания потому, что человек в сознании сознания, его осознанности принимает его за самого себя в худшем случае или за сознание всех людей в лучшем случае. Сон в жизни – это отражение жизни наяву в чистом сознании. Жизнь во сне – это сознание жизни в смерти. То, что мы живем во сне, - это образ как отражение того, как мы будем умирать уже в сознании, со стороны сопровождая телесную смерть. Суть в том, что во сне время бежит обратно: от нашей смерти к рождению. Поэтому в смерти мы видим, как отматываются витки нашей ленты жизни. Существование в смерти для сознания приобретает характер не жизни наяву, а жизни во сне, когда последний сон заканчивается и с ним заканчивается само сознание, включая и осознание собственной смерти в виде пустого сознания. Пустое Я является семенем или формой актуализации, зарождения новой жизни в образе индивидуума в живой среде ему подобных, с которыми он сообщается, начиная с родителей.
Ко мне исподволь пришло понимание того, что я живу во сне, приближаясь сознанием к смерти. Сознание за телом умрет. Но вечно будет жить Я, в котором есть всегда место для меня в потенциальном виде, которое когда-нибудь актуализируется, и я снова оживу и оживу не один раз. Вот и все. Этот сон, как и любой, будет длиться столько, сколько необходимо. Его срок от моего желания не спать не зависит. Да, я не хочу еще спать
