На улицах стояла та особенная тишина, когда бриз только собирался с силами, чтобы переменить направление и начать дуть с моря. При розовом свете занимавшегося восхода было видно, что подпрыгивающий на заднем сиденье с абсолютно белым лицом Модест Алексеевич держится из последних сил, явно намереваясь упасть в обморок.
- Ему дурно, - заметила Модлен, посмотрев назад, - Надо срочно отвести твоего вельможу в больницу. Не хочу за него отвечать.
- Дорогая, сейчас обоих повезёшь, но не в больницу, а в морг. Всё, мы приехали, звони директору банка, чтобы нас пустили к ячейке.
- Сразу поняла, что это глупая затея! И нотариуса мы сейчас не найдём. Ты пораньше не догадался приехать? Как только увидела шар плазмы в окне, сразу подумала: без неприятностей не обойдётся. Как мне это все надоело. С тобой всегда так!
Ленар схватился за живот и начал энергично вырабатывать из остатков слюны пену на губах, не забывая при этом про сумочку. Ему интересно было до чёртиков, чем она там так дорожит, что брыкается в половину от обычного. Хорошо, что ещё без истерик с обязательными слезами безутешного горя. Его прямо-таки распирало от нездорового любопытства.
Модлен все-таки взяла трубку в автомобиле и набрала номер:
- Господин директор, я понимаю, что ещё очень рано. Вы ещё не завтракали, наверное, но дело срочное! У меня в машине умирает от яда обер-камергер Модест Алексеевич Штюрм! Противоядие в банковской ячейке. Дайте распоряжение впустить. Как не можете? Какие правила? Они сейчас умрут. Кто они? Здесь ещё мой бывший муж Ленар, знаменитый импресарио. Ну, да, да. Подлец редкий! Талантливый! Спасибо!
Откуда только у бедной женщины взялись силы. Она первым делом потащила из машины к крыльцу Ленара, но он так вошёл в роль, что ему и взаправду стало нехорошо. Вот лишний раз убеждаюсь, что все болезни от головы. Модлен ударила его затылком о тяжёлую дубовую дверь, которую торопливо распахнул охранник банка, что он тут же потерял сознание.
- Что с этим делать? - Ленар пришёл в себя от пощёчины. Модлен держала в руках две ампулы с противоядием и шприц.
- Введи целиком внутривенно сначала графу, потом вторую мне, - выдал он инструкцию и закрыл глаза, чувствуя головокружение.
- А больше нет? - вздрогнул Ленар от крика. Надо ним склонилась женщина с опухшим от слез лицом и осколками раздавленной в пальцах ампулы. Такое бывает, если в спешке плохо подпилить головку.
- Откуда, душа моя. Их было всего две. Можно без обычной наивности спрашивать, - упрекнул по привычке, ещё не понимая, что только что его лишили последней надежды. – Порезалась? – заботливо спросил расстроенную женщину с каплей крови на кончике пальца. «Красиво помираю, - вдруг подумалось Ленару, - контракт заключил, вельможу спас!».
- Слушай Ленар, может успеешь дарственную на парижскую квартиру подписать или завещание, нотариус по времени уже на работе, хочешь коньяк твой любимый куплю? – незаметно вытерев кровь об его пиджак, предложила Модлен.
Годы, прожитые вместе, оставили неизгладимый след в представлениях о морали и правилах в голове Модлен. Беспардонный цинизм бывшей жены вернул Ленара к жизни, вбросив в отравленную кровь хорошую порцию адреналина. Все-таки крепкий организм потомственного импресарио не убьёшь каким-то там фамильным ядом. Но для начала требовалось, действительно, выпить.
- Принесёшь Courvoisier и считай, уговорила подписать дарственную. Вызови графу скорую помощь, а меня отнесите в машину. Помирать буду, извини, у тебя, - с этим практическим завещанием на устах Ленар опять изволил потерять сознание.
Полуденный, солнечный луч пренеприятнейшим образом буравил левый глаз через знакомые до боли китайские бамбуковые жалюзи. На столе расположилась начатая бутылка Courvoisier, и теперь, самое странное, Ленар был все ещё жив! Непостижимое явление!
Он лежал на любимом кожаном диване в ботинках Paolo Vandini, которые так заботливо забыла снять Модлен. Осмотревшись, заметил, что в кабинете почти ничего не переменилось: на письменном столе по-прежнему прижимал зелёное сукно бронзовый бюст ехидно улыбающегося Вольтера, неподалёку отсвечивала полированным орехом консоль с грампластинками и итальянским патефоном His Materter′s Voice.
Ленар налил в снифтер добрую порцию коньяка, завёл устройство и поставил танго Orquesta Tipica Victor - Lo vien tus ojos. Услышав музыку в комнату пружинистой походкой вошла Модлен, стуча по натёртому паркету шпильками туфель Madame Pivot.
- Один глоток, всего глоток с последним теплом убитого твоим волнением мужчины, - с пафосом драматического актёра предложил Ленар согретый в руке алкоголь.
- Никогда не понимала, произносишь ли ты комплимент или гадость. Но учитывая твоё состояние, пожалуй. У французов есть поверье: «Если выпить из чужого бокала, можно узнать мысли», - Модлен пригубила, потом ещё и, наконец, решив сложную тригонометрическую задачу в уме, произнесла:
- Ты несносен, как всегда, сейчас же вызываю нотариуса!
- Душа моя, имей совесть, подари танец умирающему. А дальше привози нотариуса и священника одной машиной. Боюсь, не успею зачитать весь список грехов.
Ленару доставляло неизменное удовольствие приглашать женщин на танец. Они с такой готовностью протягивали руку в ответ, что у него каждый раз сжималась душа от предчувствия объятий, и не тех фривольных или родственных, которые все производят, совершая заведённые не нами ритуалы, а настоящего соединения, когда чувствуешь, что кожа на ею плечах составляет смысл жизни, и будто расстаёшься с душой, когда отпускаешь на мгновение.
Сначала он сделал осторожный шаг, словно нащупывал почву под ногами, потом уверенно перевёл партнёршу на восьмёрку, пошёл с правой стороны, развернул и поставил в крест. Поворот налево и опять крест, она уже почти не дышит, и он вместе с ней, ещё несколько шагов замедляя ритм.
Ленару стало ясно, что просто танцем обойтись не получиться. Все-таки нельзя танцевать танго с женщиной, в которую был влюблён. Танго – это танец надежды и разочарования, именно эти два чувства наполняют трепетом волнений отношения мужчины и женщины. Танго – это не флирт, это предчувствие флирта. И уже неважно, что привиделось в грёзах, любовь или печаль отказа. Важно, не плотское удовольствие, это уже другая история, это не танго…
- Душа моя, я вспомнил о подарке для тебя, одну минуту, сейчас принесу, - не обращая внимания на желание Модлен продолжить, Ленар спустился в гостиную и немедленно нашёл сумочку. Внутри, в месте, где и не подумаешь, что должен быть карман, обнаружил разгадку вчерашнего поведения бывшей жены. Под застёжкой лежали аккуратно сложенные посередине именные абонементы на все мероприятия фестиваля «Ночи Пальмиры», подписанные Антон и Модлен.
У него перехватило дыхание от мысли, что она боялась быть раскрытой. Женская гордость не могла ей позволить, чтобы он узнал о ею интересе к его жизни. В большом смущении от нахлынувших чувств Ленар стремительно покинул столь дорогой когда-то дом.
Что осталось бы в памяти, решись он на продолжение танца? Прошлое оставляет нас навсегда, и выносит решение в конечной инстанции без права обжалования. Можно, можно, что-то сделать с телом, но что делать с первым поцелуем до сих пор никто не знает. Поэтому Ленар позорно сбежал, чтобы оставить себе нетронутыми совместные воспоминания о мгновениях, которые были впервые: поход в театр, прогулка на спортивном катере, вечер у костра и жаркая ссора с бурным примирением. Мне эти мгновения были крайне важны, и он ещё не приготовился с ними расстаться.
Именно страх потерять драгоценности души позволил ему преодолеть защитное поле беседки и дрожащей рукой остановить излучатель. Но не успел отдышаться от грехов прошлого, как рядом присел Модест Алексеевич.
- Ну встречался с прохвостами, но, чтобы с такими талантами, никогда. Вот только я не понимаю, зачем надо было лететь в Касабланку и к чему весь этот спектакль с отравлением. Убейте меня навсегда, но объясните ради бога. Вы даже не представляете, сколько страхов я перенёс, находясь рядом с вами всего сутки. Бедная мадам Модлен, теперь понимаю, отчего вы расстались.
- А что, помилуйте, должен рассказывать! И почему спектакль? Вам ввели противоядие, у меня его нет. Почему до сих пор жив, одному богу известно. Яд был надёжный, недавно на конкуренте проверял, все удачно прошло. Послал на похороны самый дорогой венок с цветами и лентами. Что вы хотите понять! Мне уже ничего не надо, оставьте в покое насовсем. И если не трудно, прикажите подать коньяку жертве дворцовых интриг, – Ленар откинулся в кресле обречённым видом.
- Успокойтесь, милейший. Не имею чести знать, что там у вас в крови, но у меня нет совершеннейшим образом никаких ядов или чего-то подобного. В госпитале взяли анализы и, представьте себе, ничего не нашли. Ничего, кроме крайней истощённости нервной системы. Думаю, и вам незачем беспокоиться, оттого что пили ваш неподражаемый марсианский абсент мы вместе.
Вот оказия, какая. Ну, прямо, арабские сказки. Тысяча и одна ночь! Модест Алексеевич совсем Ленара смутил. Он не знал на что и подумать. Но надлежит смотреть на факты без микроскопа. Следовательно, требуется немедленно отправляться домой, принять душ и выспаться. В любом случае в кармане лежит подписанный контракт с маэстро Сержем. Во всем надо видеть Виктории, а Ватерлоо надо оставлять Наполеонам. Ленар предложил своё гостеприимство обер-камергеру, полагая необходимым после перенесённых волнений хороший отдых в тишине поместья.
Глава 4. В дело вступает Ферапонт
На следующий день после освежающего сна под пение соловьёв из зарослей мангровых деревьев, участники перелёта Бирма – Саудовская Аравия – Марокко в садовой беседке собрались за завтраком.
- Модест Алексеевич, есть идея произвести расследование недавних страхов, и для этого взять свежего человека с химическим опытом, - предложил Ленар.
- И кого же вы предлагаете на эту роль?
- Моего секретаря Ферапонта, я уже послал автомобиль. Молодой человек обладает множеством талантов и наверняка будет полезен. Появиться с минуту на минуту.
Действительно, через несколько минут на гранитный пандус въехал ультрамариновый с белыми полосами гоночный паромобиль StanleyRocket. Из тесной кабины выбрался худой Ферапонт и крепко сбитый мужчина в круглых очках.
[justify]Вот чего я безошибочно сейчас не хотел, так это разговора с
