ИСПОВЕДЬ ПЕРЕД ИНФАРКТОМ. Моя краткая автобиография (1985)

Валаамского архипелага в северной части Ладожского озера и устройство там базы для первой зимовки… 


(15)  8.7.85.

Однако, тем временем моего друга стали всё более занимать планы похищения на наш необитаемый остров горячо возлюбленной им красавицы-одноклассницы. Эти планы он разрабатывал в невероятно подробных деталях. Индейцы, революция, Свобода – всё это стало всё больше отходить у него куда-то на задний план. Он сгорал от любви. И думал о том, где бы достать хлороформ, чтобы безболезненно и надёжно усыпить при похищении свою любовь. На зимней, замёрзшей Неве нас будет ждать буер наготове, и – по льду Невы, а затем – Ладоги, на всех парусах – домой!.. Ну, а там, на острове, она, конечно, должна оценить его подвиг…

Эти его фантазии, конечно, не способствовали укреплению нашей дружбы…

Моя же мысль шла в другом направлении…


«ЛЕСНАЯ КОММУНА»

Ещё и раньше я ни за что не хотел согласиться с мыслью, что я один такой на белом свете – «не от мира сего». И потом это убеждение во мне только всё более и более крепло. Я всё более и более утверждался в мысли, что помимо нас с другом двоих должны быть непременно и ещё ребята (и девчонки, конечно), примерно наши ровесники, которые так же, как и мы, совершенно не могут жить в мещанском прозябании, вне Природы, вне борьбы, и так же жаждут, и ищут, и рвутся всей душой к настоящему делу; которые так же мечтают полностью и бесповоротно порвать со всем опостылевшим прошлым – и куда-нибудь убежать, чтобы найти настоящую цель в жизни, которой можно посвятить всего себя без остатка, и за которую и умереть не жалко. Не может быть, чтобы мы не нашли друг друга!..

И постепенно я всё более утверждался в мысли, что мы с другом не должны остаться одни – а должны стать неким ядром будущей общины, будущего братства наших единомышленников, которые решат посвятить себя той же цели, что и мы.

Так родилась идея-образ «лесной коммуны»…

Я придумал всех, кто должен был составить ядро будущего братства: придумал им внешность, имена, биографии, и как каждый из них смог найти остальных. И среди участников этой моей коммуны был один женский персонаж – с совершенно удивительной судьбой!..


(16)  9.7.85. 

«СОКОЛ»

Постепенно шла практическая подготовка к нашему побегу. На сэкономленные на конфетах, мороженом и газированной воде деньги покупали самые дешёвые рыбные консервы. Я выточил дома, тайком от родителей, несколько десятков наконечников для стрел из «отпущенного» полотна ножовки, гвоздей и других материалов, сплёл несколько тетив для луков из крепчайших капроновых нитей. Было законспектировано множество литературы о съедобных диких растениях, охоте, рыбной ловле, приметах погоды, всяких индейских хитростях для жизни на Природе, путешествиях, географии, лесном, горном и водном туризме и многом другом, что могло бы нам пригодиться для практической реализации нашего плана.

Самой операции мы дали кодовое название «Сокол». Был придуман и соответствующий знак – схематическое изображение птицы. Сокол – птица Свободы…

«Штабом» нашего побега стал один из чердаков Государева бастиона Петропавловской крепости…


(17)  9.7.85.

1-й ПОБЕГ

В середине ноября 1965-го года, учась тогда в 8-ом классе, в возрасте 14-и лет, я 1-й раз бежал из дома. Друг в самый последний момент оставил меня, пообещав присоединиться ко мне «потом». И я бежал один… Друг мне дал с собой портрет Ленина, вырезанный из газеты…

Бежал в один из самых глухих уголков Карельского перешейка, давно знакомый мне по летним разведывательным походам. И сразу же стал сказываться весь наивный утопизм моего проекта. Землянки, где я планировал обосноваться на зиму, я не нашёл (зимой местность выглядела совсем иначе…). Я остался под открытым небом. Верхней тёплой одежды у меня не было никакой, шапки и рукавиц – тоже. Ботинки, и штаны до самых колен, насквозь промокли – и уже не просыхали до самого конца моей эпопеи. Костёр от жуткой сырости отказывался гореть. Густыми, огромными хлопьями шёл мокрый снег, завывал холодный ветер…

На 2-ой день я нашёл средь огромного, заснеженного, насквозь продуваемого пустыря какую-то низкую, широкую и совсем дырявую будку (и это было достаточно далеко от ближайшего человеческого жилья). В углу, на цементном полу, попытался развести огонь – но он еле тлел, топливо было совершенно сырым. Наступила темнота. Непогода усиливалась. Одежда была насквозь сырой. Огонь мой потух – и больше уже гореть не хотел. Я попытался хоть ненадолго уснуть, лёг на грязный цементный пол, едва-едва прикрытый жиденьким и отсыревшим лапником – но меня тут же пронзило насквозь, до самых костей, ледяным, цепенящим холодом, и стало колотить – как из пулемёта. Тогда я, что есть силы, крепко-крепко, обхватил себя за плечи руками и сжал себя в плотный, тугой комок. Лёжа на спине, стал с силой, упрямо и ритмично, с дикой настойчивостью, бить в каменный пол согнутыми в коленях ногами. И запел «Вихри враждебные…»

На 3-й день я со всей очевидностью понял, что если я останусь далее в лесу – то мне будет просто не выжить. Дождавшись рассвета, я тронулся в обратный путь… Шёл густой снег…

Было уже совсем темно, когда я, утопая в снегу, вышел со своим тяжёлым рюкзаком к станции Дибуны и, после некоторых колебаний, постучался в дверь с надписью «Посторонним вход запрещён». И вошёл, шатаясь и едва не падая от усталости. Сидевшая за столом немолодая женщина в накинутом на плечи чёрном железнодорожном бушлате, увидев меня, тихо ахнула и всплеснула руками. «Ты это куда – в Финляндию собрался?!» – воскликнула она. Впрочем, она тут же вскочила с места, подтащила меня к жарко пылающей круглой печке, напоила крепким, горячим чаем из большой жестяной кружки – и уложила отдыхать на большой деревянной скамье, укрыв своей жёсткой чёрной шинелью. Я тут же отключился… Разбудил меня уже милиционер…


(18)  10.7.85.

2-ой ПОБЕГ

В середине мая следующего, 1966-го года я бежал снова. Друг мой снова сказал, что у него «не всё готово», и снова обещал примкнуть ко мне несколько позже, «недели через две». И я снова ушёл один…

Добрался до берега Ладожского озера южнее устья Вуоксы (Бурной). От холода я уже в этот раз почти не страдал (разве что по ночам) – зато чуть не сгорел. Погода стояла хорошая, продуктов у меня было полно, драться за жизнь, как в прошлый раз, не приходилось, спешить было тоже особенно, вроде бы, некуда. Я соорудил себе небольшое убежище. Пил вкусный и полезный берёзовый сок, варил питательную кашу из  концентратов. Изучал окрестности. Я был – наконец-то – СВОБОДЕН… О чём я так давно, и так страстно, мечтал. И со всей закономерностью и неизбежностью, во весь рост, тотально, встал вопрос: «Ну, а дальше?.. Зачем всё это нужно?..».

В далёких канадских индейцев, которых я должен освобождать, я уже верил как-то мало – они были слишком, слишком далеко… Где-то должны быть мучающиеся, как и я, от одиночества и непонятости неведомые друзья-единомышленники – но разве в этом лесу их надо искать?..

Очень трудно передать то, что я тогда пережил и понял. На практике всё оказалось совсем иначе, чем в моих мечтах. Это было какое-то тотальное переживание своей неуместности, никчёмности, ненужности в данных, созданных мною, обстоятельствах. Природа была прекрасна – но я не мог с нею слиться в каком-то гармоническом единстве, о котором я читал, и о котором мечтал. Я был слишком от неё отличен – я был иным, я был больше, чем то, что меня окружало. У меня было какое-то своё – именно СВОЁ – особенное ПРИЗВАНИЕ… А здесь я этого слишком явно не находил. Я бежал за настоящей жизнью, а вышло – что убежал от жизни. Бежал ради людей – а убежал от людей. Было более, чем очевидно, – что совсем не здесь моё место. И внутренний голос с неоспоримой силой свидетельствовал, что моё настоящее место – там, откуда я бежал. И здесь не было ни страха, ни сожаления о совершённом поступке. Я совершенно не знал, что я буду делать и ради чего жить, когда вернусь. Но я уже знал, что это должно быть там, в городе, среди людей, – а не здесь, в лесу, на безлюдном, заросшем камышом, берегу…

Оставаться на этом прекрасном берегу Ладоги долее – уже не имело никакого МОРАЛЬНОГО смысла. И дней через пять я повернул назад…

В город приехал поздно. Являться домой так сразу, и за полночь – не хотел, не решался. Решил переночевать в «штабе». Но у Государева бастиона в Петропавловке меня остановил наряд милиции. Да, одно моё прожжённое пальто чего стоило!..


(19)  13.7.85.

ОТКРОВЕНИЕ СМЫСЛА

Потом мне было дома снова так паршиво, и так безысходно – что я волей-неволей вернулся к планам о побеге. Но вера моя в эту идею – в этот путь обретения Свободы – была уже слишком надломлена. И в один прекрасный (хотя и не менее ужасный) день, даже в один момент, последние остатки моего прежнего мировоззрения, моей идеи, вдруг окончательно улетучились, буквально – как дым, без всякого следа и остатка, кроме воспоминаний, но веры в это – уже не было. Никакой. Совершенно и абсолютно. И я со всей очевидностью увидел, насколько наивны, нереальны, нежизненны были все эти мои детские мечты: побег, коммуна, индейцы… Я слишком долго тешил себя совершенно детскими иллюзиями. И вот – их нет. А что есть?.. Ничего… Пустота!..

И тут я обнаружил – что потерял не только мечты и иллюзии. А нечто гораздо большее. Я потерял СМЫСЛ СВОЕЙ ЖИЗНИ. Оказалось, что кроме моей ИДЕИ – у меня не было, по-настоящему, ничего, и все свои отроческие годы я жил только ею одной. И вот теперь мне не для чего оказалось жить. И это было страшно! И это было такое отчаяние!..

Но в следующий момент произошла удивительная вещь. Откуда ни возьмись – ко мне вдруг пришла полнейшая и несокрушимейшая уверенность, что СМЫСЛ ЖИЗНИ мной будет непременно найден. Просто потому – что он ЕСТЬ! Я ещё совершенно не мог сказать, в чём это будет конкретно заключаться, и на чём это вообще может быть основано – но уверенность моя была стопроцентной – до поразительности! И из этого удивительного откровения я на всю последующую жизнь усвоил для себя две, по сей день очевиднейшие для меня истины:

1) что безвыходных ситуаций в жизни не существует; и –
2) что для того, чтобы этот выход найти – надо его искать.             

СМЫСЛ ЖИЗНИ – ЕСТЬ! Надо его только – искать! Надо элементарно – учиться! Надо просто элементарно – читать! Ведь столько умнейших и важнейших книг, где гениальнейшие люди пытались дать ответы на самые важные вопросы, – тобою ещё не прочитаны, не осмыслены и не поняты!..


(20)  13.7.85.

И я был совершенно успокоен. Стал делать зарядку, бегать по утрам, заниматься спортом, лыжами. Стал работать над собой, вырабатывать характер, укреплять волю. Стал читать классику по всем отраслям литературы, философии и науки. В школе меня всё больше привлекали история, обществоведение и литература – и я всё время жалел, как мало им в школьном расписании уделяется внимания, и не раз поражался, как учителя умудряются скомкать, испортить и оставить без всякого раскрытия самые интересные и важные темы!..

Но новая ЦЕЛЬ ЖИЗНИ не появлялась. И тоска росла…


БЕАТА

Помню, как посмотрел в то время польский фильм «Вернись, Беата!». О современной (тогдашней) польской молодёжи, старшеклассниках, моих