приличным человеком новый знакомый Алисы.
– А как хочешь понимай, – смеётся в ответ Алиса, выводя из себя своего нервного собеседника, маскирующего под всё от неё с терпящего собеседника. Тогда как это точно не так, как решил Клава, кому и самому стало невтерпёж от таких громогласных и не пойми (а так-то всё понятно) на что намекающих заявлений Алисы, и ему, уже находящемуся в неуклюжем положении с прижатым ухом к стенке кабинки, самому желается поинтересоваться у неё: «На что ты намекаешь?».
Но Клава не в том положении, чтобы ему отвечали, если даже он решится спросить, изменив свой голос до женской неузнаваемости (только в истеричном виде), а вот видный мужчина, собеседник Алисы не хочет доходить до понимания Алисы своим умом (ему нужны подсказки – а это говорит о том, что он женщин либо вообще не понимает, либо наоборот, отлично их знает и оттого столь требовательный к ним) и он интересуется у Алисы. – А ты-то такая как все?
– А разве мой ответ на это неочевиден! – усмехается в ответ Алиса. И тут следует такое заявление со стороны её собеседника, что теперь уже Алиса вгоняется в свою задумчивость. А вот что такое сказал Алисе её новый знакомый, можно только догадываться, даже в том случае, если ты всё это время только тем и занимался, что догадывался о содержании ответов этого незримого собеседника Алиса. Впрочем, Клава, быстро сопоставив последние ответы Алисы, сумел приблизиться к разгадке заявления нового знакомого Алисы, если не на близкое расстояние, до истинного, то на вероятность возможности такого ответа.
– А ты, Алиса, разве не знаешь физическую истину, что тела, имеющие заряд одного знака, отталкиваются друг от друга, и в результате не уживаются. – Холодящим душу и сердце голосом, без всяких эмоций проговорил всё это до неприличия приличный человек, с расчётливым складом ума. А Алиса в школе была круглая отличница и она на пять знает все эти прописные физические истины, которые до этого момента существовали в своей абстрактности от неё, а вот сейчас её новый знакомый подвёл эту свою разрушительную формулу под неё и она призадумалась. И, скорей всего, Алиса сумела бы выскользнуть из этой расставленной её новым знакомым ловушки, если бы он плюс ко всему этому не был большим психологом женских душ.
И этот новый знакомый Алисы, дабы закрепить свой успех, наигранно смеётся и говорит Алисе, что он пошутил, а так это правило работает только в случае с неодушевлёнными предметами. На что Алиса сбитым с толку, голосом неуверенности и задумчивости отвечает: «Может быть и так». Но вся эта её ответная неуверенность говорит об обратном – всё именно так. И новый знакомый Алисы, Тёмный во всём человек, или Пифагор, так за него только что решил Клава, от радости потирает руки, понимая, что он сумел достичь желаемого – внести раскол в эти ненавидимые им отношения Алисы и её никчёмного друга.
– Я заставил её задуматься. – Усмехаясь про себя, рассудил Пифагор. – А следующий её шаг к новому пониманию своего дружка будет её пристальная внимательность к нему. После чего она начнёт примечать в нём то, что раньше не замечала, а точнее замечала, но не придавала никакого значения. Ведь она смотрела на него через иллюзию любви. А она лучший на свете камуфляж, прикрывающий собой всё что угодно, и даже то, что находится перед твоим носом. – И здесь Пифагор, находясь в приподнятом духе, не удержался от проявления своих коварных чувств, и от радости прихлопнул в ладоши. Да так сильно, что это услышал Клава, в момент осевший в своём месте сиденья почему-то от испуга.
Правда, для объяснения его испуга имелись все причины, и они находились там, за дверью кабинки, и все они были с женскими голосами. И как только Клава услышал эти голоса, то он догадался насколько коварен и расчётлив новый знакомый Алисы, Пифагор – он именно в тот момент хлопнул в ладоши, когда захлопнулась входная дверь, приведшая сюда этих двух болтушек, неумолкающих ни на секунду. И теперь у него не было никакой возможности дослушать то, на чём закончился разговор Алисы с этим опасным типом, Пифагором. Хотя всё же несколько довершающих разговор Алисы фраз он услышал. – Давай до встречи, созвонимся. – Сказала Алиса и, судя по исходящим с её стороны звукам, то она покинула пределы кабинки, а затем и само помещение туалета, оставив наедине Клаву и этих болтушек.
А это только на первых порах показалось особой проблемой для Клавы, решивший этих болтушек здесь пересидеть, а затем уж выскочить отсюда. Но чем больше они говорили, а это значит, не только одно то, что время его заточения в кабинке всё увеличивалось в геометрической прогрессии по ощущениям, а он плюс ко всему этому своему одиночному уединению, наполнялся не только общедоступными, но и критически важными знаниями со стороны этих болтушек, кои ничего друг от друга никогда не скрывали, а значит, им нечего стесняться друг друга, – а вот Клава под эту дружескую категорию никак не подпадал, а секреты между тем получал от них, – тем сложнее ему было выйти отсюда.
Ведь только покажись он им на глаза, – а сидеть в одном положении, когда ноги начали затекать и зад заёрзал в мучении, уже не доставляет прежнего удовольствия, – то он не только себя раскроет, а он их целиком оголит перед ним, даже если они в этот его выход будут полураздеты или вовсе одеты.
Так они, сперва ошалев, увидев такое его появление из кабинки, недолго думая, в момент поймут, что всё то, что они тут наговорили друг дружке по секрету, – а надо отдать им должное, их знания о человеческой природе были обширны и местами очень для Клавы познавательны, – теперь и не такой уж секрет, когда в него посвящён и третий. И что спрашивается, им теперь делать, когда этот и не пойми кто, выведал все их секреты и теперь имеет все возможности воспользоваться этими их знаниями и затащить каждую из них туда, куда он захочет (а в койку это самый не правдоподобный и отстойный вариант).
– Они мне тут же все мои зенки выцарапают, чтобы я в последствии не мог их отличить друг от дружки. – Всё о своей скорбной участи уразумел Клава, стоит ему только так неосторожно поступить. – А ведь это мысль! – Клаву вдруг озарила догадка. – Я выскочу отсюда как ошпаренный, при этом прикрыв глаза руками, как бы показывая им, что я их не видел и значит, не узнаю. – Эта мысль вдохновила было Клаву, но тут он наткнулся на неожиданное препятствие – на выходную дверь. На которую он обязательно наскочит, если будет бежать с прикрытыми руками глазами. – И тогда я окажусь в ещё более сложном положении перед ними. – Скорбно рассудил Клава. – Я от удара головой об двери, потеряю сознание и упаду прямо к ним под ноги. А там даже страшно подумать, что меня ждёт, когда я быть может очнусь. Но что же тогда делать? – Нервно вопросил себя Клава, совершенно не понимая, почему приятели этих болтушек, так до сих пор их не хватились.
А вот последняя мысль Клавы о беспечных приятелях болтушек, Романе и Владриле что ли, о ком он теперь практически всё знал с одной, женской стороны, навела его на новую глубокую мысль.
– А что, если?! – многозначительно, с тем самым озарением в глазах, когда задаёшься именно этим вопросом, задался этим вопросом Клава, глядя в двери кабинки и в тоже время видя несколько дальше, чем эта дверка кабинки. После чего Клава лезет в карманы своего пиджака и с тихой осторожностью вынимает оттуда всегда при себе блокнот типа записной книжки и ручку. Затем он с той же осторожностью вырывает два листочка из записной книжки и на каждом из них делает знаковую надпись: «Я знаю то, что твоя подруга скрывает о твоём друге. Если хочешь это узнать, то ничего ей сейчас не говори. Я с тобой свяжусь позже». После чего он складывает в записки каждый из листочков и подписывает каждый из них именами подружек-болтушек (откуда он так информативен, не трудно догадаться).
Ну и теперь осталось само главное, осуществить передачу этих записок в руки подружек-болтушек. Вот только как это сделать, когда за их спинами маячат Роман и Владрил. А это не простые парни, а как видится Клавой, то они крепки и за здорово живёшь во всём выглядят – в плечах, в кулаках-молотах, массивных шеях, с цепями на них и самое, наверное, главное, они ни на нанометр не сдвигаемы со своего единомыслия. И если они посчитают себя задетыми его поведением здесь, а оно так и будет, то их совершенно невозможно будет в этом переубедить. И Клаве прямо представилось как это могло произойти.
– Ты задет? – мрачно глядя на Клаву, вытянутого за шкирку из кабинки, спросит Роман своего кореша Владрила. А Владрил не менее мрачно соображает насчёт Клавы, кого он и держит за эту самую шкирку над уровнем земли, или точнее пола в туалете.
– Очень. – Процедил сквозь зубы слова Владрил.
– И я очень за него не очень догоняю. Чего он здесь не видел. – А вот Рома неожиданно демонстрирует философский подход к рассмотрению Клавы. Где он переглядывается со своим корешем Владрилом, после чего они косятся на своих подруг-болтушек, кто по заслугам наказан за такое их наплевательское отношение к их времени, и начинают жутко ржать.
А Клава, дабы поддержать компанию и ради приличия, чтобы не сильно выделяться, и ничего больше, поддержит этих прекрасных парней лёгким смешком, и как результат, сам нарвётся на неприятность в виде кулака в зубы. А что дальше будет, то …
– А что, если?! – Клава вновь задаётся этим многогранным вопросом и с тем же устремлением смотрит в дверь и дальше, в незримую даль, и на этот раз вдруг видит куда как дальше от двери. И это так далеко, что его сознание в один момент наполняется всеми этими безмерными пространствами, а затем ветер в лицо заглушает разум и он глаза от боли закрывает, и как итог, из глубин бытия Клавы всплывает та самая мелодия, которую ему в голову, по словам Михаила, вложила сирена. И эта мелодия вновь начинает вбирать под себя Клаву, уводя его мысль в сторону сирен.
– Так вот кто они такие. – По-новому догадался насчёт подружек-болтушек Клава. – Они меня каким-то образом выследили. И отсюда не уйдут, пока меня не выманят. – Клава от этих страшных открытий весь побледнел. – Как же их там называл Михаил. – Клава начал вспоминать их имена. Что не так легко сделать по той причине, что их имена не столь созвучны нашему современному времени и пока их выговоришь, то язык сломаешь.
Но как бы это не было сложно, а может и невозможно сделать, когда у тебя в голове мелодия играет и с мыслей сбивает, Клаве неожиданно удалось это сделать. А помогли ему в этом написанные на записках имена подружек-болтушек, как оказалось, в начальных буквах созвучные именам названных Михаилом сирен.
– Аглаофа и Пейсиноя. – Глядя на записки, вспомнил имена сирен Клава. – А я вот так это и оставлю. Думаю, догадаются, кому адресовано послание. – Решил Клава и начал разворачивать записки. – А вот начинку я немного, с уклоном на их специфику, подправлю. – А вот здесь Клава немного слукавил, собираясь переделать послание совсем в другую сторону от понимания их сиренами. Другими словами, он подошёл с определённым расчётом к их умственной деятельности, которая меж тем никогда не была замечена в расчётливости, и жила лишь мотивами жизни (один раз не считается).
«То,
