И в ушах ничего, кроме треска и шороха, а также фонового космического шума не было слышно. Я оказался один на один со всем космосом и начал понимать его нечеловеческую сущность.
У меня оставалось воздуха на десять часов. Был неплохой шанс меня спасти. Но проблема была в том, что я был близок к границе тяготения Марса. И, вероятнее всего, должен был через несколько часов сгореть в его атмосфере. Если в течении ближайших часов мня не спасут, то я погибну. Я еще не совсем осознал то, что меня ждет через несколько часов, если прежде какой-нибудь метеорит не прошьет меня насквозь. Только теперь я понял, где оказался. Марс – это планета не мира, а войны. И он не прощает ошибок. В открытом космосе нет места человеку. Космос как место тому, что в человеческом представлении является одним и тем же, для всего общим, вакуумом, чужд человеку, чувствующему себя на своем месте только там, где есть разнообразие жизни. В космосе это скорее исключение, чем правило, прекрасная, но исчезающе малая часть. Космическое безмолвие стало настраивать меня на философский лад. Теперь я понимал, что в космосе можно найти только космос, а не себя. Но как только ты забудешь о своих опасениях и тревогах, горестях и радостях, то обретешь спокойствие и сможешь с ним слиться в одно целое вечное существование того же самого.
Мною стало постепенно овладевать безразличие к этим пугающим когда-то меня пространствам бескрайнего космоса. Я закрыл глаза, чтобы забыться. Но передо мной внезапно встало красивое лицо Падмы, мечтательно говорящей мне о моих собственных юношеских мечтах о космосе, о бесконечных коридорах космических кораблей, на которых она полетит к звездам, ждущим ее и манящим к себе, тех неведомых землях и невиданных существах, с которыми она там познакомится. Затем она на меня посмотрела и спросила, полечу ли я с ней рядом? Я ответил, что с такой девушкой любой полетел бы.
- Я спрашиваю не любого, но тебя.
- Я обязательно полетел бы, даже если бы ты не смогла, вместо тебя.
Она счастливо вздохнула и обняла свои коленки и стала, полусидя, раскачиваться. Как бы я хотел ее сейчас обнять, но Падма была далеко на поверхности планеты. Только было видно, что там, где находится кратер Галле, свирепствует пыльная буря, безопасная для моих товарищей, находящихся под безопасным куполом лагеря.
Мне так сильно захотелось жить и снова встретиться с Падмой и всеми членами нашей экспедиции, что я горько пожалел о своей глупой обиде, стоившей мне жизни. Я ясно представил положение вещей. Так как на поверхности красной планеты идет буря, то они вряд ли могли связаться со спутником и сообщить о случившемся, запросив помощь возможно выжившим астронавтам, если только на орбитальной станции сами дежурные астронавты не приняли необходимые меры к спасению. Но помощи все нет, хотя уже прошло три часа, и я точно приближаюсь к роковой черте, за которой сгорю в атмосфере планеты.
И на орбитальной станции и станции на поверхности планеты были суда, на которых можно было меня спасти. Но кто станет рисковать в бурю, не зная наверняка, выжил ли кто-нибудь на самом деле? Так думал я, неотвратимо приближаясь к планете. То ли от перепада давления, то ли от действия на меня невесомости и одновременно тяготения красной планеты, я потерял сознание.
Очнулся я только на следующий день на станции Петрова. Я возблагодарил бога, даже если его нет, за мое спасение. И спросил, дежурившего около меня врача, кто меня спас. Она, печально вздохнув, сказала, что девушка с нашего лагеря, приехавшая вслед за мной на станцию, когда я уже стартовал на проклятом корабле, который давно надо было списать на землю. Когда они узнали о гибели корабля, то Падма первая из астролетчиков села в один из дежурных челноков и бросилась мне на помощь. После недолгих поисков она меня нашла, взяла к себе на борт в бессознательном состоянии и вернулась на станцию. Но три часа назад Падма умерла от сердечного приступа. У нее было слабое и истерзанное сердце. Слишком тяжелы для андроидов и тем более для гиноидов человеческие переживания. От резких сердечных перегрузок они страдают сильнее, чем люди.
- Каких перегрузок? - спросил я с замиранием сердца.
- Когда она спасла тебя, то, сидя на этом месте, была слишком рада. А за несколько часов до этого она очень горевала, когда случилась трагедия с кораблем и все люди, за исключением тебя, о чем мы только потом узнали, погибли, но потом вскочила и побежала к космопорту. Я только потом узнала, что она улетела спасать тебя. Вот если бы меня так кто-нибудь любил, - этими словами врач окончательно меня добила.
Прошло несколько лет. Теперь меня нет ни на Земле, ни на Марсе. Я лечу в составе звездной экспедиции к еще одному звездолету пришельцев, подобному тому, который мы исследовали на Марсе. До него далеко лететь, но мне не скучно, потому что со мной всегда Падма. Ее светлый образ часто стоит перед моими глазами, как тогда, когда мы вместе мечтали о полетах к звездам.
