ПРАЗДНИК НЕВЕЗЕНИЯ

       Где-то, там, на самом верху, кто-то решил, что я живу слишком спокойно, что белая полоса стала, уж слишком широкой, никак не перемежается черными линиями; - и задался целью,  как-то  разнообразить эту установившую монотонность и однообразие белого цвета.  Для этого им (тот, кто был на самом верху) устроен мне; ну о-очень уж мрачный день!  Впоследствии, вспоминая его, я называл это “праздником” невезения.
    В тот день, уже через  двадцать минут после начала рабочего дня, который был и без того хмурым и мрачным, я ухитрился сломать себе кости запястья на правой руке…
    Мы приехали на  свайное, не до конца  размеченное поле и обнаружили, что  трактор,  присутствие  которого  помешало  нам  вчера  разметить  его окончательно, никуда не делся, хотя нам категорично и очень уверенно пообещали, что утром его не будет. 
    Бригадир, криво усмехнувшись, выдал замысловатую фразу, часто и щедро перемежающуюся отборными словами ненормативной лексики и кинул мне: - Убери эту долбанную железяку, - имея в виду чужой трактор, - с глаз моих долой и подальше!
    Потелепался к железяке. Забравшись в ее (железяки) кабину, - обнаружил абсолютное отсутствие присутствия аккумулятора.
    Придется заводить пускачем, - подумал я, и осмотревшись обнаружил, что наличие рукояти от пускача, как таковой, тоже в тракторе не наблюдается, а без нее железяку не сдвинуть с места. Надо идти к своему болотнику (трактор с очень широкими гусеницами, для работы на болотистой местности) за аккумулятором. Пошел. Слышу свирепый голос бригадира: - Баринов! Твою Христофора Колумба, Николая Миклухо-Маклая, капитана Седова, старого вока морского…
Оглянулся.
      - Ты, что, не знаешь, как оправдать свою фамилию?!
      - Почему? – Не понял я своего бригадира.
      - По кочану! Почему железо еще на свайном поле?
      -  Так это, аккумулятора нет. Вот иду за ним.
      -  Идет он! Ты не идешь, ты плывешь, как настоящий барин; очень  уж важно, и очень уж вальяжно. Еле ноги переставляешь! А ну-ка, давай рысью, рысью, и даже чуть быстрее!
      Пришлось  прибавить скорости. Подобравшись  к аккумулятору, увидел, что клеммы  его намертво прикипели к месту крепления. Понял, что  провожусь с ними довольно долго. Оглянулся: мне машет рукой геодезист:  - Давай, - мол, парень,  быстрее!
    Ланно, - решил я, - заведу ручкой. Снял ее с пускача своего болотника; побежал обратно к железяке.  Установив  приспособление  на место, поплевал на руки и дернул ручку на себя. Пускач дернулся, фыркнул, а я, тут же согнувшись от боли, схватился  за правую руку… Неотрегулированный механизм пускача сработал в обратную сторону, и от всей своей яростной пускачьей дури (а ведь мог бы, и не так яростно, и не так больно!) врезал  мне заводной ручкой по кисти.
        Вытерев со лба моментально  пробивший  меня  от дикой  боли холодный  пот; посмотрел на руку… Кисть, на глазах росла и вздувалась. Спрыгнув с трактора, зачерпнул левой рукой горсть снега; приложил его к ушибленному месту.
          Черт побери! – ругался я на себя, сгибаясь и разгибаясь от боли, баюкая руку. – Неужели перелом костей запястья? Запросто. Удар был не просто сильным,  а очень сильным!  У-ух, зараза, как больно!  Зато теперь, мой друг Горацио, можно сказать, что у нас все в порядке, - стеная и морщась думал я, - все на месте, и даже в избытке. В наличии у нас орхренительное прибавление – настоящий перелом! Оной нигде в бухгалтериях не числился, а это уже, как бы и в плюс. Что ты фигню несешь?.. Надо немедля наложить гипс; хорошо бы, что бы перелом был без смещения и  раздробления  костей.  Поднес  кисть к уху, через боль пошевелил  пальцами, и  услышал  характерный  для  перелома  звук крепитации: - Точно – перелом!
    Я, поздравлю вас, синьор, - "радостно" сообщил я себе, -  с таким ценным и необходимым приобретением в  повседневной жизни!  Раззява  и идиот! –  От  души похвалил  я же себя; - Чужой  трактор,  а ты  его  пускачем  в  ручную! Дурачокс! Если вавка в голове, - надо пить зеленку, а ты все коньячком балуешься!
      Потелепался на поиски бригадира. Тот оказался в вагончике. Рассматривая с геодизистом чертеж свайного поля; он о чем-то оживленно разговаривал с ним.
        - Ну что, Баринов? – живо поинтересовался начальник, завидев меня, -  Сделал?
        - Нет,  сломал.
        - Что сломал…? – недоверчиво уставился бригадир на меня, - Трактор сломал?
        - Нет, руку, - пояснил я, и сунул ему под нос в два раза увеличившуюся в размере нижнюю часть верхней конечности.
        - Ну, ни хрена себе! – воскликнул он, - И что теперь? Ты же бывший фельдшер,  должен знать, что делать дальше.
        - А, что делать дальше, дальше надо накладывать гипс. – недовольно  пробурчал я, - у меня перелом костей запястья.
        -  Мда, - хмыкнуло начальство, - и как долго будет длиться это твое нездоровье вперемешку с недомаганием? Твою в железо мать?!
       - Это одно и тоже, - поясняя буркнул я, - где-то около месяца.
       -Умный, - да? Твою токаря-фрезеровщика, расточника-шлифощика, слесаря-запиловщика!.. – восхитился бригадир. – Ладно, пошли на вертолетную площадку, там геликоптер собирается  рвануть на  Пангоды.  Попрошу, чтоб подбросили и тебя. И как тебя, очень сильно интересуюсь я, угораздило  устроить  себе такую историю?
      - Ручка на пускаче сыграла в обратную сторону, - объяснил я.
      - Ты же собирался запускать аккумулятором…
      -  Так, пока бы снял, пока донес, пока установил…
      - А-а. Ну да, так получилось гораздо быстрее. - язвительно согласился  бригадир.
        Я, баюкая ноющую от боли руку, скромно, но очень недовольно поморщившись, промолчал.
        Переодевшись и попрощавшись с ребятами, пошел за бригадиром на вертолетную площадку, где начальство без труда уговорило пилотов забрать меня в Пангоды…
        В поселке меня ожидал новый сюрприз: - хирург еще не вернулся из отпуска.
        Замечательно! – порадовался я за себя. – Даже, как я понимаю, очень, и очень замечательно! Придется лететь в Надым. А там в порту, как всегда толпа; и билетов, как всегда нет; и черта с два, как всегда, улетишь! Но попробовать, по всем раскладам надо. Непросто надо, а просто необходимо! Быть может, будет какой нибудь не рейсовый полет? Вертолетчики, по доброте душевной, иногда принимают на борт пассажиров…
        Где-то, через полчаса ожидания в зал вышел пилот.  Высокий, красивый, но явно без настроения, мужчина.
        - Водители есть? – спросил  он  мрачно  оглядывая толпу,  и отчего-то зло заиграл желваками.
        - Есть!  Есть!  Конечно, есть – обрадованно  зашумели  шоферы подхватывая свои пожитки.
        Водители, в количестве  шести-восьми  человек  улыбаясь и подмигивая друг другу; построились в ряд.
        Немного подумав, очень неуверенно, но и не без надежды: А ну, как прокатит? – и я встал с ними в ряд.
        Хмуро  оглядев шоферов, пилот прокашлялся  и объявил полным сарказма голосом: - Вот что, господа водители,
вы  со мной не полетите!  Я вас  на борт не возьму…
      Раздался недовольный ропот шоферов: - это, что за штучки такие?! Почему?  Поиздеваться решил? Объяснись, парень!  Зачем тогда надо было вызывать…?!
      Объясняю: полтора мксяца назад, у моего вертолета в воздухе отказал двигатель… мы грохнулись в лесотундру. Второй пилот при падении сломал: ногу, руку, ребра, разбил в кровь лицо, и голову. С большим трудом  я дотащил его до трассы, по которой, быть может, ехал, и кто-то из вас! – повысил он и без того не хилый свой  голос. Сколько я не пытался остановить машину, ни один!.. Ни один водитель, видя меня с окровавленным другом на плече, не остановился…! Он умер от переохлаждения и потери… - в голосе  его явственно слышались  нотки  сдерживаемой злости. – крови. У  него  остались жена и двое детей …
  Пилот отвернулся, судорожно сглотнул слюну…  снова заговорил:  - Будь я грубым человеком,  я бы сказал вам, господа водители, что вы… вы просто нелюди! Что вы козлы рогатые и вонючие, что вы сволочи! Сволочи! Что я от всей души желаю каждому из вас попасть в такую же ситуацию! Но мое положение, воспитание, не позволяют  мне  говорить  с  вами    в  подобном  тоне;  поэтому,  я, просто  не возьму вас на  борт! Все! – решительно закончил он общение с шоферами. – Остальных пассажиров, -  смягчив  голос, продолжил он, - прошу  в  машину.
Повернувшись спиной к водителям, скользнул взглядом по моей, унылой, искаженной болью физиономии, по моей, висящей на широком бинте травмированной руке и пошел к выходу на летное поле.
      Водители виновато и стыдливо отворачивали головы, чтобы не смотреть окружающим в глаза, молча отошли в сторону.
      Черт меня дернул затесаться в строй к водителям! – злился я на себя, укачивая, как  маленького  ребенка, руку.  Учили же в школе учителя,  да и родители  тоже, что  надо быть  всегда  честным!  Что ложь, в  конце концов,  все равно  всплывет  на  поверхность, и, вот тебе тому - яркое  подтверждение!
    Может; пойти к пилоту и объяснить ему создавшуюся ситуацию… Кому?.. он уже, наверняка, в машине! Да и не станет он меня слушать…
    Вдруг, в дверном проеме вокзала опять показалась фигура пилота.  Войдя в зал ожидания он стал оглядывать водителей, явно кого-то разыскивая взглядом. Не обнаружив среди них того кого искал, повел глазами по залу. Его взор  остановился на моей уныло согбенной фигуре, баюкающей руку.
    - А, вы, что стоите? Особого приглашения ждете! Считайте, что вы его уже дождались. Быстро в машину! Итак,  опаздываем!
      - Так, я это... я же с водителями стоял…, - объясняясь, лепетал я.
      - Какой вы  водила?! – усмехнулся  вертолетчик, - Небось,  преподаватель чего-нибудь, или доктор, - безошибочно  назвал он мои основные профессии (на Севере, как  и в армии, любого медицинского работника называют доктором),  а в таком положении, - кивнул он  на мою  больную  руку, - я бы взял и водилу. Ну, что стоим? Пошли.
      - Спасибо. – растроганно  сказал  я, хлопая  намокшими  вдруг ресницами, и,  давясь подступившим к горлу комком…
      "МИ – 6 ой", огромный, как сарай вертолет, вместивший  в свое чрево всех желающих  улететь,  с  неимоверным  грохотом,  заполнившим  весь  салон, быстро доставил  нас в Надым. Выйдя  из  машины;  я  еще  долго  тряс  очумелой  от этого грохота головой,  пока ни  сел  в  автобус  отправляющийся  в город…
      В поликлинике, как оказалось,  прежде чем попасть к хирургу надо было попасть на прием к участковому врачу-терапевту. У нужного мне кабинета никого не оказалось. Постучав в дверь, я открыл ее; спросил: - Можно? – и вошел. За столом сидела молодая врач с тонкими губами и холодным пронзительным взглядом.
      - Чего тебе?! – с места в карьер сорвалась она уставившись на  меня  своими  змеиными глазами. – Чего приперся?!  Больничный захотел?!..  Давай, дуй отсюда, сачок несчастный! Во-он! Вон, я тебе говорю! – Орала она,  показывая мне пальцем на дверь.
    Совершенно растерявшись,  от этого  необоснованного, несправедливого обвинения  и  яростного,    но  “бесконечно  чуткого и ласкового“ приема;  я промямлил, что я не сачок, что я сломал себе кости запястья,  что я хотел бы…
      - Ах, ты еще и умный! – завопила Наталья Сергеевна, так было обозначено ее  имя  на  табличке