прикрепленной к двери. – Ко-ости запястья он, видите ли, сломал! Убирайся вон, я сказала! – продолжала она орать…
Второй раз за день мне пришлось глотать этот чертов комок, и хлопать мокрыми от невольно проступивших слез ресницами… На этот раз от обиды, вызванной необоснованным оскорблением и хамским отношением врача. Выйдя в коридор: сел промокнул глаза носовым платком, а вот комок заполнивший все горло, проваливаться никак не хотел.
Встал, вышел на улицу, закурил. - И, что теперь прикажете делать? – размышлял я, - ну с чего это она, вдруг сорвалась на меня, как собака с цепи? Может перепутала с кем-то? Все равно она должна была меня принять… Да, но, что делать?.. Хрен его знает, товарищ полковник… А боль в руке, болезненными и ноющими толчками нет, нет, а давала знать о себе. Вот и сейчас она проявилась довольно сильным и болезненным приступом, и он вынужден был встать и начать убаюкивать свою “ляльку”. Дождавшись окончания обострения боли, решил вернуться в здание поликлиники, чтобы осмотреться: что, где, как и, что почем... может, что путевое придет в голову?
Покрутившись возле регистратуры, - увидел на ее столешнице чистые листы бланков со штампом поликлиники… А что если?.. Точно! Да, но я же не могу писать! Какая фигня! Ты же когда-то учился писать левой, чтобы лучше фехтовать правой (тренер требовала от нас, чтобы мы учились писать и фехтовать обеими руками). Так, когда это было? Ланно, нацарапаешь, как нибудь и что-нибудь. Будет в самый раз под врачебный почерк. Ну, так, что?.. - спросил я себя, - А что, у нас есть выбор? Попробуем рискнуть…
В рентген кабинет поликлиники г. Надыма направляется больной Баринов Н.И. на рентгеноскопию правой верхней конечности, обл. запястья.
D.S. Перелом костей запястья правой верхней конечности?
Врач: подпись неразборчива.
Полюбовавшись на свое вкривь и вкось написанное направление, пожал плечами, - показалось, что врачи пишут еще более неразборчиво, чем я левой рукой. Потащился к рентген кабинету.
Впереди было еще четыре человека. Вышла медицинская сестра; собрала направления и через некоторое время, моя рука благополучно, если можно так сказать, облучилась всепроникающими лучами Вильгельма Конрада Рентгена.
- Все, готово. Подождите, пожалуйста, в коридоре, - мягко произнесла миловидная с добрым взглядом врач.
Не испытывай я сильнейшей боли в руке, то с полным одобрением, конечно же, про себя, сказал бы: - Очень хорошенький, и стройненький пурлюпупусик! -И, мысленно извинившись перед ней, добавил бы: - А также – замечательный врач и человек!
Выйдя в коридор, я вспомнил змеиные глаза Натальи Сергеевны и сразу разволновался, запсиховал: Надо было встать в позу лорда, - представлял я себе, - и ответить ей! Ответить холодно, презрительно и свысока, что-нибудь типа того: - Синьора, вы плохо воспитаны! Ваше поведение не соответствует поведению высокого звания врача! Так разговаривать с больным… Тпру! - осадил я себя, - Здесь в коридоре; у тебя получается очень здорово; просто замечательно и проникновенно, и даже - шикарно! А почему вы, господин полковник, у нее в кабинете, язык в анус затянули? Дык, растерямши мы были! – заговорил я про себя говором и интонацией одного из членов бригады. Растерямши они были! А здесь, где ее сейчас нет, так вы сразу и осмелевши? – передразнил я самого себя.
- Баринов! - Окликнула меня вышедшая из кабинета сестричка, - У вас перелом двух костей запястья.
- И, что, мне теперь надо начинать отплясывать от радости чучуреллу?
Сестричка улыбнувшись, и осторожно передала мне еще мокрый снимок; - Теперь, к хирургу. -еще раз приветливо улыбнулась она. Оскалив в ответ рот, изображая улыбку я бодро, (сказалось хорошее к себе отношение врача рентгенолога и медсестрички), пошел к хирургу.
Вот, что значит - СЛОВО! Правильно сказал, кто-то из великих: “Словом можно вылечить, а можно и убить“. Кобровецкая, - присвоил я ей достойную ее фамилию, - Наталья Сергеевна, как раз из тех, кто убивает! Гнать ее надо из медицины поганой метлой! - Ты, чего это раздухарился?! Хрен на нее! - успокойся!
- Так, она и другим будет продолжать хамить, и обижать их ни за что, ни про что…
Выйдя от хирурга с уже загипсованной рукой и больничным листом в кармане, - пошел по коридору попутно читая названия кабинетов, вдруг: - тьфу, тьфу, тьфу! – когда-нибудь, да что-нибудь пригодится. Окулист, Уролог, Онколог, Невропатолог, Заведующий поликлиникой… Стоп!... А не зайти ли нам на минуточку к Виктору Степановичу? – спросил я себя, прочитав на табличке имя и отчество заведующего. А не поговорить ли мне с ним по поводу радушного приема у Кобровецкой Н.С.? Обругала, черт ее побери, ни с того, ни с сего! Итак было нестерпимо больно… А тут, еще она…! Нет, - я это так не оставлю! Хамов надо учить! И, постучав, вошел в приемную.
- Виктор Степанович у себя? – вежливо спросил я секретаря.
- А, что вы хотели? – не менее вежливо задала встречный вопрос секретарь.
- Мне велели подойти проконсультироваться с ним по поводу направления в Тюмень, - показал я свой еще не высохший снимок.
- Проходите, - радушно показала она на дверь заведующего.
… да вы, что?! – удивился зав. Поликлиникой. – Не может быть! Наши на работники не могут себе позволить себе такого!... Да! – Встрепенулся он, - А, как вы, в таком случае, - пришло ему в голову проверить меня, - попали на рентген и к хирургу? – Подозрительно уставился он на меня.
- Ваш покорный слуга, в прошлом медицинский работник, - начал объяснять я, - поэтому мне ничего не стоило написать направление на рентген, а оттуда меня направили к хирургу. Вот, и все.
- Виктор Степанович покачал головой, улыбнулся: - И, что вы хотите?
- Я хочу, чтобы передо мной извинились.
- Извините, пожалуйста! – Совершенно искренне, положив руку на сердце, - проговорил заведующий, - мне очень стыдно за мою сотрудницу!
- А вот ей, совершенно не стыдно! И я хочу, чтобы не вы, а она принесла свои извинения. Простите, но я настаиваю на этом!
- … ах Виктор Степанович, Виктор Степанович! Я же не знала, что этот молодой человек наш коллега! Я просто… - лепетала Наталья Сергеевнна.
- А при чем здесь коллега, или ни коллега?! - перебил я радостно улыбающуюся мне Наталью Сергеевну, - Перед вами больной, и вы обязаны разговаривать с ним вежливо и культурно. А вы наорали на меня ни за что, ни про что; выгнали, как какую-то паршивую собаку…
- Вы понимаете…, я была сильно расстроена, - у меня в личном плане не клеются дела с мужем…
- Нет, как вам это нравится? – посмотрел я на заведующего, - Она была расстроена в личном плане?...
- Мда, - досадливо произнес Виктор Степанович, - Вы собираетесь извиниться перед больным, или нет?
- Конечно, да, конечно! – закудахтала Наталья Сергеевна, - Если это вам так надо!
- Мне от вас больше ни-че-го не надо! – презрительно посмотрев на нее, произнес я, - С - вами, - все ясно! Вы так ничего и не поняли! Мне от души жаль больных вашего участка, - им очень не повезло с врачом! – Сказал я и решительным шагом пошел из кабинета.
Черт побери! Вот, как таких непроходимых дур (дураков)! Принимают в институты вообще, и в медицинский в частности?! – Как, как?! - Через деньги, или через постель! Медовую приманку; еще никто не отменял! – Да, тут проходится с этим согласиться! Мне кажется необходима, какая-то реорганизация в сфере подготовки врачей и педагогов…
- Ах, ах, ах! Какие мы все умные! И на фик, или куда подальше, некого послать! Это все достаточно сложно. И не каждый потянет… - Да, - нехотя согласился я, - один сегодня потянул рукоять пускача…и вот... - посмотрел я на руку, - он в Надыме, и конечность его - у него почему-то в гипсе… Настроение, откровенно-хреновое, по причине “замечательного” обслуживания… Ладно, хватит ерничать, пошли устраиваться в гостиницу…
Пошли, пришли, и умылись! “Местов нет “! – Просто и доходчиво объяснила табличка на двери.
Уговоры, попытка доказать, вахтерше, что мы свои; что мы работники УМ-7; демонстрация загипсованной руки; - привели к многозначительному обещанию: - вызову милицию…
Черт! Да что же это за день такой?! У него что, сегодня заготовлена персонально для меня, праздничная дата невезения? Так, и так – непрухи выше крыши! Может быть, хватит на сегодня?!... Придется ехать в аэропорт – ночевать на стульях.
Приехал… Кажется мне, наконец повезло? – У открытого, почему-то окошечка кассы, всего два человека, и один уже отходит т нее с билетами в руках. Оказалось, рейс на Пангоды, по техническим причинам был отложен, и состоится только сейчас!
Голос кассирши сообщает, что в кассе осталось три билета.
Замер в ожидании… - сколько билетов будет брать стоящая впереди меня женщина? Она достает из сумочки два паспорта и заказывает… два билета! Мысленно, с большим облегчением, кричу про себя: – "Ура! Мы ломим, гнутся шведы"! – И при чем здесь шведы? Да так, на всякий случай. Просто; моим мытарством на сегодня, кажется приходит конец!
Ага, счас! - Шнурки-то утром не погладил! И мои муки продолжаются! В помещении кассы раздается громкий звонок:
- Алло, касса аэропорта слушает! – подняла трубку кассир, - … Степан Никанорович? – расцветает в улыбке ее лицо, - … да, один в наличии есть. … конечно! Конечно, оставлю! …Не за что, Степан Никанорович! …До свидания!
Ну, вот – думаю, - “и девочки подъехали“! – вспомнил я старый анекдот.
Тю, тю, мой билетик! Опять, кругом семнадцать! Опять, непруха! Поистине, какой-то дурацкий день! Что делать?... Постоять - подождать?...
Может быть, - посочувствует…? – и заранее выдвинул загипсованную руку.
- Навряд ли…, - но за спрос не бьют в нос…
Женщина, получив билеты отходит, бросив на меня, сочувствующий взгляд.
- Здравствуйте…, - очень вежливо обращаюсь я к кассирше.
- Билетов нет, - холодно отвечает она, глядя на меня стеклянными глазами.
- Простите, но минуту назад, - говорю ей, - вы громогласно объявили, что в кассе оставалось три билета; женщина забрала два…
- Билетов нет, - не давая мне окончить фразу решительно, и так же холодно говорит кассирша. Рукой она тянется закрыть окошечко кассы.
- Девушка, у меня сломана рука…
- Меня это мало волнует; уберите вашу руку! - повышает голос кассир.
- И тут меня обуял приступ ярости: - Сейчас я тебе устрою выход из-за печки, но под сомбреро! – внезапно посещает меня сумасшедшая мысль. Придерживая гипсом окошечко, левой рукой выбираю из кармана крошки табака и высыпаю его внутрь кассы перед окошком.
- Что вы делаете?! – возмущенно кричит кассир.
- Бриллиантовая моя! – говорю я ей, отодвигая шапку в сторону, являя кассиру свои роскошные, черные; все в крупных завитках волосы, - Я, вообще-то цыган, а этот табачок, яхонтовая, ты моя, заговоренный. И через три дня, жемчужная ты моя, - через три!.. Твоя физиономия, рубиновая, ты моя, покроется незаживающей коростой; и станешь ты похожей на болотную кикимору и жабу! С этими словами я сделал какой-то замысловатый жест перед ее носом, и сдув остатки табака в
