пришла к нему в гости, мама «рыжика» ушла в магазин и они сразу же принялись, за ставшее, для них привычным и даже приятным, занятием. Они так увлеклись, что не услышали скрипа входной двери…
Разразился страшный скандал. Мама Максима, отругав и пристыдив Туську, отправила ее из квартиры; отодрала мальчишку тонким ремнем отцовской портупеи; поставила его на целый день в угол и почти месяц не выпускала во двор….
А через месяц, отец Максима, придя со службы, домой, объявил: - Нас переводят в Молдавию и через неделю, мы отправляемся в Кишинев.
Максим, вначале обрадовался отъезду, «Может быть,там, в Кишмишове, (так он, плохо расслышав название столицы Молдавии, назвал Кишинев), мама забудет, непонятные ему, прегрешения? Забудет, и их отношения опять станут добрыми и хорошими»? – но потом вспомнил о Туське, которая для него стала, почему-то очень дорога: «Я же ее никогда больше не увижу! – Ужаснулся он, - Что я буду делать без нее?!
Из глаз его полились слезы: «Что я буду делать без нее?! Здесь я, хоть иногда вижу ее через окно, а там…. Может попросить маму, чтобы мы взяли Свету с собой? – думал он. – Пусть бы - жила с нами, а потом, когда бы мы вырастем большими, мы бы пожениились и тогда уже не надо будет ни от кого прятаться.… Нет, - подумав, вспомнил он слова Светы, о том, что родители ее всегда прячутся, когда делают это, - прятаться все равно будет надо, но бить его - не будут потому что мы будем уже взрослыми»….
Чем ближе подходил день их отъезда, тем он, все больше
и больше утверждался в этой мысли и, наконец, дня за три до отбытия, «рыжик» решился обратиться к матери.
- Мама, а давай вот, а давай возьмем Свету с собой, - деловым тоном предложил он женщине, - она будет, нам как сестричка, - пояснил он, - а то братики у меня есть, а сест -рички нету….
Мама, весело усмехнувшись, посмотрела на него: - Какая сестричка?! С сестричками не вытворяют, то, что вытворял ты с Туськой. Все, забудь о ней, - решительно заявила она, - ты больше никогда не встретишься с ней. И не говори мне больше ничего, а то ремень вон он, на гвозде, - строго сказала она. Иди погулять во двор, попрощайся с ней, смягчилась она, - но смотри, чтоб без глупостей, - погрозила она пальцем….
- … куда вас пелеводят? – С ужасом глядя на мальчишку, спросила девочка.
- В Молдованию, в город Кишмишов, - хмуро ответил тот, - там, наверное, много кишмиша.
Девочка опустила голову; из ее темных, шоколадного цве- та, и больших, как сливы глаз покатились слезы.
- Я просил маму, чтобы взять тебя с собой, как-будто, как сестричку…, - виновато говорил Максим.
- И сто? – оживилась девочка.
- Что что! Она сказала, что с сестричками не делают, то что мы делали с тобой. Меня, знаешь, как отлупили ремнем, вот смотри, - поднял он рубашку, показывая на спине еще не зажившие следы от ремня, - а за что? – всхлипнул он, и тут же поспешил вытереть подступившие слезы – мужчине нельзя плакать!
- Бедненький, - осторожно погладила девочка Максима по спине, - тебе было больно?
Максим молча покивал головой. – Света, идем побороимся в последний раз, - сказал он, с надеждой глядя на девочку, загоревшимися глазами, - сегодня суббота, солдаты уже помылись и баня, наверное, открытая и пустая.
Девочка, опустила голову и отрицательно покачала головой.
- Почему? – разочарованно спросил Максим.
- Не могу, - всхлипнув, отвечала девочка, - я обессяла маме больше никогда ни делать этого, пока не стану взлослой.
- Это, что, моя мама все рассказала твоей?
- Нет, я сама маме все лассказала, потому что не понимала, за сто меня твоя мама так сильно отлугала.
- Света, мы же больше никогда, никогда не увидимся!
- Нет. - Твердо сказала девочка, - Нет, - повторила она, ты зе знаесь меня, если я сказала - нет, знасит – нет. Осень плохо, что ты уезжаешь, но мы еще обязательно, обязательно встретимся! Может быть, моего папу, тоже переведут в Молдованию, в этот, как его…? Кисмисов…
- Света…! - взмолился Максим.
Девочка, прижалась беленькой головкой к его щеке
быстро чмокнула в нее, оторвалась и молча, на бегу вытирая слезы, побежала прочь.
Через три дня Максим с семьей уехал в далекий город “Кишмишов”!
Мальчишка долго скучал без своей подружки; часто спрашивал отца, не перевели ли капитана Хмару в их отряд; и разочарованно отходил от него, услышав: - Нет, Максимушка, - гладил тот сына по голове, - твоя невеста еще не приехала.
Несмотря на многочисленные записки от одноклассниц с предложениями о дружбе, он долго ни с кем не встречался, пока в десятом классе у, кого-то на дне рождения, его не познакомили с бойкой девочкой из параллельного класса, с которой у них все получилось очень быстро, и Туську он стал вспоминать все реже и реже.
В свои сорок восемь лет он был уже дважды женат, оба раза неудачно, пока не женился, наконец, тоже на Светлане. Быть может, в душе надеясь, что эта Светлана окажется такой же, как та? Она тоже была светленькой, стройной и характер у нее был подстать Светхен, такой же решительный и непреклонный.
Сейчас у них было двое детей, и жизнь протекала вполне благополучно и счастливо. Но в тяжелые жизненные невз –годы; он мысленно обращался, все-таки к той же Светлане: Тусечка, где ты, Солнышко? Мне так тяжело без тебя! – Ему казалось, что не расстанься он с той Светланой, жизнь его пошла бы совсем по-другому руслу.
И вот, эта неожиданная встреча! Она заставила перевернуться вверх тормашками всю его душу! Оказалось, что всю свою жизнь, наверное, подспудно, затаенно, он любил только ее! Наверное, поэтому два его брака, оказались неудачными, да и с третьей, женой последней было, что-то не то…
Может быть, это, все-таки, не она…? Нет, это, - точно она…!
В тамбур вошел, пожилой мужчина. Похлопав себя по карманам, вопросительно посмотрел на Максима; тот поняв, что тому нужен огонь, достал зажигалку, щелкнув ею, дал мужчине прикурить. Поблагодарив Максима, тот открыл, было, рот, чтобы задать вопрос, способствующий на-чалу разговора.
Но Максим был совсем не склонен к общению - его голова была занята другим: - Извините, меня ждут, - сказал он мужчине и решительно вышел из тамбура.
Войдя в купе, он увидел, что Светлана, укрывшись простыней, лежит на полке, повернувшись лицом к перегородке. Немного постояв над ней, он окликнул ее: - Алло, на барже! Муха села на штурвал! – пошутил он, желая продолжить разговор.
Женщина не пошевелилась.- «Не хочет говорить, - подумал он, - и в самом деле, зачем ей бередить себе душу? Но для чего тогда нужно было намекать на «майне кляйне», Туську и все остальное? Для чего, для чего! Любопытно ей стало, вот для чего! Хотела узнать я это, или не я. А убедив-шись, что это, таки, я – испугалась. Сказанул тоже! Чего пугаться взрослой женщине? Чего, чего ей пугаться? Того, что начнутся, некие поползновения…?
- Туся, - тихо позвал он, - Тусь, ну что ты так?! Это ведь ты! Я точно знаю, что это ты. А я «рыжик», Максим, тот самый, с которым ты дружила в городе Мары…
Женщина, ничего не ответив, продолжала тихонько посапывать.
– Делаешь вид, что спишь? – Обозлился Максим, - Ладно, пусть будет так, если ты совсем без души и сердца! Пусть будет так, если тебе не дороги воспоминания, как ты говоришь, об «озорном и далеком детстве»! А, ведь, оно для меня было не такое уж и озорное! Оно у меня всегда было здесь, - ударил он, довольно громко себя в грудь, - И до сих пор здесь! Когда мне бывает очень трудно - я всегда вспоминаю нашу детскую любовь и думаю, что с тобой все было бы не так. Я очень долго ждал, что вас тоже переведут, в Молдавию. Ты помнишь - мы называли ее Молдованией? А ее столицу - Кишмишовом, помнишь?! Вас, что, все-таки, перевели туда…?
- А нас, - не дождавшись ответа, продолжил он, - по прибытии в Кишинев, направили в кагульский погранотряд, где я, после школы, окончил педагогическое училище, увы, в институт на инъяз не прошел по конкурсу, туда же вернулся из армии, оттуда же ездил в Кишинев на сессии в институт физкультуры. Я, еще в школе, выполнил норматив кандидата в мастера спорта по спортивной гимнастике, - оъяснил он свое поступление. - Там же тренировал ребят. Я долгие годы, ожидая тебя, интересовался, не перевели ли еще кого-нибудь из Мары в Кагул.… И ты знаешь, - таки, перевели, года через полтора, после нашего переезда. Приехал с семьей майор Лукьянов, отец Генки, ну, того противного, который все время задирал меня и однажды разбил мне нос? Ты помнишь его? Он, как мне казалось, был тоже не равнодушен к тебе. А больше никто не приезжал, а я так ждал тебя…!
- Света, ну, что ты молчишь? Если ты опасаешься, каких-либо поползновений с моей стороны, то успокойся, -мне от тебя ничего не надо! Давай просто поговорим, мне бы хотелось узнать: как сложилась твоя судьба, судьба твоего брата Тепы, то есть, Антипа, судьба остальных мальчишек и девчонок. Хотелось бы узнать, как ты жила все эти годы, замужем ли ты…. Тьфу ты, что я плету! Конечно же ты – замужем! Такая красивая женщина, как ты не может быть незамужней…. Ну, отзовись, Света…!
Женщина, продолжала, молча сопеть своим тонким, изя-щно очерченным носиком.
- А-а! – безнадежно махнул рукой Максим и, взяв со столика, ополовиненную бутылку с коньяком, приложился к
ее горлышку и вылил все ее содержимое в себя, - Не хочешь говорить, и не надо! Тоже мне – графиня де Монсоро…!
Развернув матрас, Максим застелил его простынею, улегся на нее: - Такая встреча! – Досадливо ворчал он, уже ог-лушенный алкоголем, - Такая встреча! И на тебе, она -«не-покобелимая», как гранитная скала на взморье! И ни какой шторм, даже в виде синьора Максимилиано! Любимого друга ее озорного детства! Не может заставить заговорить ее! – Пьяно ворчал Максим, - Черт знает что! Как-то это все не по-человечески с твоей стороны! Ладно, Бог тебе судья, Туська! Только я…! Я очень сожалею об этой нашей встрече, лучше бы ее не было совсем…!
Еще немного поворочавшись, он некоторое время, продолжал пьяно бубнить, возмущаться, пока ударная доза спиртного, наконец, не сделала свое дело, и он заснул под, все тот же мерный, перестук колес…
Проснулся, он рано утром. Открыл глаза… И сразу все, все вспомнил. Резко повернувшись лицом к проходу – увидел, что полка напротив - свободна. Матрас, аккуратно скатанный в рулон, лежит в углу; на чисто вытертом столе пластиковый бутыль с водой и его пачка с сигаретами. Вышла ночью на какой-то станции? Или перешла в другой вагон…? – Лихорадочно думал он. - А может быть, мне все это приснилось…? Может быть, ее и вовсе не было?... С чего бы это приснилось? А «майне кляйне Светхен»? А Туська из «озорного и далекого детства»? А ее изумление, когда я назвал свою фамилию? Слушай, хватит копаться во всем этом! – Разозлился Максим на себя, - Не захотела
