говорить и не надо! Скорее всего, это была вовсе и не она. А кто? Кто, кто – баран рыжий на плато…! Сам ты рыжий баран! Рыжий - да, но не баран! – обиделся он за себя.
Вдруг, как будто, что-то вспомнив; подскочил; схватил со столика сигареты; быстро прошел к купе проводницы: - Ска-жите, пожалуйста, - обратился он к заспанной женщине, - а дама, моя соседка по третьему купе, она что, уже вышла? Ручку свою оставила, - нашел он оправдание своему вопросу.
- Она вышла ночью, - в Киеве, - ответила заспанная женщина, - у нее и билет был до этой станции. Вы, что, ее чем-то обидели?
- Ну что вы! Разве я похож на человека, который может обидеть женщину?
- Не знаю, не знаю. А что у вас там с ней приключилось?– с хмурым любопытством, глядя на мужчину, спросила проводник, - Она так плакала! Уж так горько плакала, так горько! Как будто кого-то похоронила, или с кем-то близ-
ким попрощалась навсегда! Слезы из ее глаз лились, как из фонтана!
Максим, скрипнул зубами, поблагодарил женщину и направился в противоположный конец тамбура, на ходу доставая сигареты. Потом, вдруг резко остановился и вернул-
ся обратно к проводнику.
- Что еще? - спросила она.
- Скажите, а билета ее у вас, случайно, не осталось? – спросил он.
- Билета нет, потому, что он у нее на руках, а вот его дубликат…,- сказала она, протягивая руку к своей служебной сумочке, - вот, пожалуйста, - перебрав стопку проездных документов, протянула она ему документ.
«Хмара Светлана Николаевна”, - прочитал он, отпечатанные на документе, фамилию, имя и отчество женщины. …станция отправления – Кишинев. Станция назначения – Киев…».
- Благодарю вас, - сказал он, возвращая документ с любопытством смотревшей на него проводнице, и пошел в курилку.
- Вытрите помаду на щеке! - Крикнула ему вдогонку про-водник.
«И, все-таки, как оказалось, это она, – думал Максим, глубоко затягиваясь сигаретой, - Туська, Туська! Ну почему ты не призналась?! – Взывал он к своей первой детской, и, как оказалось, - не закончившейся любви. Хотя бы поговорили, рассказали друг другу о годах, прошедших с тех пор А, - досадливо махнул он рукой, сминая сигарету о внутренний угол металлической пепельницы, - черт знает что! А почему она не поменяла фамилию - я же явственно видел обручальное кольцо на ее правой руке? Интересно. Может быть она известная актриса, писатель, поэтесса…? И поэтому не захотела, как у них принято, менять фамилию? Ну, тогда бы она была бы и на слуху, и на виду: телевизор я смотрю регулярно; газеты, журналы тоже стараюсь не пропускать – не встречалась мне фамилия Хмара…
Ладно, пошли-ка, друг Максимилиано, забросим, что-ни-будь в клюв.
Войдя к себе в купе, он взял бритвенный прибор, пасту, все остальное, необходимое для утреннего туалета, и пошел умываться. Вернувшись - достал из сумки баночку мясного паштета, хлеб, кусочек сыра, пару помидоров. Выложив продукты на стол, принялся за еду. Пересохшее, после вчерашнего возлияния горло, с трудом пропускало пищу, и настоятельно требовало залить в себя пару глотков чего-ни-будь жидкого.
«Коньяк нечего было жрать в таких дозах! Меру, меру, граф, надо блюсти! - Ругался на себя Максим, - Ага, как раз тот случай! – Возразил он, себе, снимая со стола бутыль с водой, и жадно прикладываясь к его горлышку.
Жадно, взахлеб, утолил жожду. Опуская посудину на стол увидел на его месте маленькие блокнотные листки бумаги.
Его бросило в пот: - «Письмо от Светы»! – С гулко забившимся сердцем в груди, решил он, и, дрожащей от волнения рукой, взял их в руки.
Их оказалось пять. Пять маленьких листочков! Испещренные мелким, убористым почерком, они были почти сплошь в пятнах, буквы расплылись, как- будто на них упали капли влаги. Тяжело вздохнув, он принялся за чтение.
Милый мой, дорогой, Максимушка!
Да, это была я. Прости за то, что не призналась! Не могла! Чувство, далекой детской любви, возродившееся во мне с новой силой, при виде тебя, могло привести нас, а может только меня одну,- к безумству. Я боялась потерять голову, и тогда бы случилось непоправимое, и я
не смогла бы вернуться домой в семью.
Все эти годы, я, не забывала тебя! Особенно первое –время. Очень тосковала и все спрашивала отца, когда же нас переведут в «молдованский Кишмишов». Нас перевели, но не в Молдавию, а на Украину, на границу с Польшей. Там я и прожила все школьные годы, а окончив десять кла-ссов, поехала поступать не во Львов, а в «кишмишовский» политехнический институт, в надежде, что ты тоже будешь поступать там же. Сколько вечеров я провела на улицах Кишинева, разыскивая в толпе людей рыжую кудрявую голову! Я останавливала всех рыжих ребят, расспрашивала их, но все было безрезультатно.
После окончания института меня направили в аспирантуру, там же я защитила диссертацию, впрочем, это не интересно.
В общем, потеряв надежду, я в двадцать семь лет вышла замуж за бывшего пограничника. Он, на учениях, потерял глаз - солдат бросал гранату, а она, отлетев всего на несколько метров, взорвалась в воздухе. Несколько человек были легко ранены, один солдатик - убит, а ему, помимо нескольких ранений в тело, и лицо, выбило глаз. Он чудом остался жив. Его жена, не в силах смотреть на изуродованное лицо мужа, ушла от него. А я, пожалела соседа по лестничной площадке - все же наш - пограничник! Таким образом, я стала женой израненного человека.
Все было хорошо, я привыкла к его лицу, он меня обожает, у нас двое замечательных детей.
С недавних пор, по той же причине, по которой ты уезжаешь на Север, мы живем в Киеве. Сейчас была в Кишиневе, оформляла продажу квартиры и наконец-то, мы сможем приобрести на новом месте свое новое жилье.
Встреча с тобой вывернула меня всю наизнанку! Но она произошла слишком поздно!
Прощай мой золотой! На этот раз, прощай - навсегда!
Ты помнишь, при расставании в Мары, я говорила, что мы обязательно встретимся! Слезы льются из моих глаз! Действительно, встретились! Да, встретились! Но сов-
сем не так, как мечталось!
Еще раз – прощай! Будь здоров и счастлив! Я целую тебя в самый, самый последний РАЗ!!!
Господи, какая - дура! Какая я дура! Надо было сделать все как надо, и украсть у судьбы, хотя бы пару часов! А я сама осадила и себя, и тебя! Боже мой, какая - дура! Прощай!
Всегда любившая тебя: Туська.
Последние строки письма читались с большим трудом,
и понять их можно было только по смыслу, так как были густо залиты слезами.
Дочитав письмо, Максим почувствовал, что в горле его образовался комок, а на глаза навернулась соленая влага.
Почему мы не встретились в Кишиневе?! Я ведь часто бывал в нем на соревнованиях, целых пять лет ездил туда на сессии, потом - в командировки! Ведь ходили где-то рядом, по одним улицам! А, может быть, и встречались, да
не узнали друг друга?! И-э-эх, жизнь - копейка – судьба - злодейка! Может сойти и отправиться в Киев? Ага, сойди,
и где ты будешь искать ее в этом большом городе? Ну, через паспортный стол, через милицию… И что дальше? Разбивать семью ее и свою? У тебя нормальная жена и замечательные дети! И у нее, как она пишет, с семьей, тоже все в порядке! – О-ох,-тяжело вздохнул он – не нужна бы-
ла эта встреча, совсем не нужна…!
Дверь поехала в сторону, и в купе вошел новый пассажир….
2010г.
