Ему было лестно внимание такой утонченной женщины, как Ида Морисова. Иногда он видел ее во сне. Разумеется, не в голом виде, ибо он желал ей крепкого здоровья, да к тому же она была для него воплощением идеи, музы, прекрасной дамы сердца, но только сердца, а не всего остального. Но даже это, сердечное томление по воплощению своей мечты идеальной женщины, тревожило товарища Соловей. Он считал нехорошим грезить о жене своего названного друга. Ну, как то это было не хорошо, просто неприлично. Поэтому он, если было можно, не проявлял инициативы в общении с Идой и не искал с ней как если бы нечаянных, случайных встреч. Но в этот раз он мог воспользоваться удобным поводом, предложенным ее мужем, и на законных основаниях встретиться с ней, предварительно договорившись о встрече. Порывшись в контактах своего смартфона, он нашел искомый номер Иды и позвонил ей. Телефон взял Смердяев. Он не удивился звонку и сказал, что Ида сейчас подойдет к телефону, - она занята примеркой платья по заказу.
- Ну, и что ты решил? Придешь на День Рождения Иды?
- К сожалению, нет, - извиняющим голосом ответил Соловей и поспешно добавил, - но я могу сегодня встретиться с Идой и вручить ей подарок к Дню Рождения.
- Что прикажешь с тобой делать? Важен не подарок, а ты сам. Ида ценит тебя как человека и как писателя. Да, ты знаешь сам. Сейчас я передам ей трубку.
- Алло? Сергей Владимирович, мы с Сашей были бы рады вас видеть у нас в пятницу. Приходите!
- Я был бы рад разделить с вами ваш праздник. Честно, это так. Но у меня есть дело в Петербурге, от решения которого зависит мой проект.
- Хорошо, хорошо, я не настаиваю, но я уже обиделась на вас.
- Может быть, мы встретимся сегодня, и я поздравлю вас заочно, коль так получилось?
- Ну, хорошо. У меня сейчас примерка. Но через два часа я буду свободна. Заходите к нам, пожалуйста.
- Буду у вас, Ида Васильевна, всенепременно в положенное время.
- Будем ждать вас.
Ровно через два часа Сергей Александрович стоял у дверей квартиры Смердяевых и звонил в дверь. Дверь открыла Изольда, как звал ее Соловей. Она была чуть выше нашего героя, но ниже Смердяева, и поэтому смотрелась лучше со своим мужем. Она походила на мадонн с картин итальянских художников раннего Возрождения: тонка в кости, но в ровном теле, приятна чистым лицом с удлиненным носом и большими сияющими глазами, оттененными бархатными ресницами и дугообразными бровями. Чувственный рот был украшен коралловыми устами. Она принадлежала к тому типу женщин, которые имеют женские формы и объемы, соразмерные воображению приличного человека. Своим видом она производила впечатление неприступной и суровой прекрасной дамы, но была справедлива и могла быть снисходительна по отношению к великодушному и умному кавалеру. Это говорило о том, что она умна, довольно для того, чтобы знать, как обращаться с умным мужчиной, чтобы он не усомнился в том, что она умна.
Она и открыла ему дверь. Увидев его, Ида вспыхнула и засияла неземным цветом красоты и счастья. Однако, несмотря на приветливую улыбку, которой она встретила его, на бездонном дне ее глаз затаилась грусть.
- Входите, Сергей Владимирович, муж меня бросил и убежал к своим коллегам на кафедру. Саша, мне сказал, что у вас заседание, на котором нужно решать острые вопросы. Вы в курсе?
- Ида Васильевна, я не заведующий кафедрой, как ваш муж, и не принимаю проблемы кафедры за свои личные проблемы. К тому же мои коллеги не столько решают вопросы, как еще больше их заостряют.
- Странно, что я совсем не подумала о том, что ваш визит ко мне может иметь для вас неприятные последствия. Вот у нас на кафедре за то, что ты не пришел на заседание без уважительной причины могут наказать дополнительной общественной нагрузкой. И Саша почему-то забыл вам напомнить о заседании кафедры.
- Знаете, Ида Васильевна, мне намного интереснее общаться с вами, чем с коллегами по кафедре, - ответил он, проходя из прихожей в гостиную.
В ней на столике у дивана его уже ждала чашка чая. Чашка напомнила ему о подарке, который он держал в кармане пиджака. Достав из кармана пиджака небольшую коробочку, обитую черным бархатом, он протянул ее Изольде со словами поздравления с наступающим Днем Рождения.
- Ой, большое спасибо, - поблагодарила именинница своего гостя и открыла коробку. В ней лежали старинные серьги. – Извините, Сергей Владимирович, но я не могу принять такой дорогой подарок, - решительно сказала Ида Васильевна и протянула руку с подарком Сергею Владимировичу.
- Ида, вы меня обидите, если не примите подарок. Он мне не нужен и достался мне даром от чужих людей, а вам он как нельзя кстати. Серьги с лунным камнем идут к вашим нежно голубым глазам.
- Ну, хорошо, чтобы вас не обижать я приму столь драгоценный, сколь прекрасный подарок. Но и вы тогда тоже не отказывайтесь от моего подарка.
- Единственным подарком, которого я достоин, это ваше внимание к моей персоне.
- Сергей Владимирович, я догадывалась, что вам важнее вещей, человеческие отношения. Поэтому я вас так ценю. Вы настоящий друг.
- Милый друг?
- В каком смысле? Если в смысле «ближе к телу», то вы промахнулись. Я говорю о душевной дружбе. Вы милый душе.
- Душе, не сердцу?
- Женское сердце – загадка, природу которой идентифицировать сложно.
- Если разгадаешь?
- Сергей Владимирович, есть такие вещи, которые хороши только как загадка. Не мне вам говорить, что, объясняя их, мы теряем к ним интерес. Поэтому быть милым женскому сердцу – тяжкий крест. Я думаю, вы как холостяк не готовы к нему.
- Время покажет.
- Может быть.
- Что может быть?
- То, что может быть, - покажет время.
- Знаете, что, Ида Васильевна, вы да я напомнили мне героев одного известного всем советским людям фильма. Как вы думаете, какого фильма?
- Сергей Владимирович, не испытываете меня, я не ваша студентка, я сама учитель.
- Вы решительно отказываетесь вспомнить этот фильм?
- Ну, что за фильм такой? Может быть, «Бриллиантовая рука» или «Кавказская пленница»?
- Вам нравятся фильмы Гайдая?
- Нет, я не поклонница Гайдая. Но вы подсказали, что это известный всем советским людям фильм. Просто я вспомнила оправдание Анны Сергеевны: «Не виноватая я, он сам ко мне пришел» и припев из песни Ведищевой «Помоги мне, помоги мне, в желтоглазую ночь позови. Видишь, гибнет, ах, сердце гибнет, в огнедышащей лаве любви» или комплимент товарища Саахова: «Это студентка, комсомолка, спортсменка, наконец, она просто красавица».
- Ну, уж прям. Мой визит не тянет на сцену соблазна. Но голос у вас красивый и полнозвучный, как у Аиды Ведищевой. И, да, вы просто красавица.
- Будет вам, Сергей Владимирович. Я обычная русская женщина и голос у меня не артистки, а свой. Тогда какой фильм: вы заинтриговали меня.
- Вы не обычная женщина, а красивая и умная, да еще с голосом сирены.
- Ну, вы сказали: «с голосом сирены». И я сразу вспомнила, как воют морские сирены на кораблях. Плохо же вы, Сергей Владимирович, думаете о нас – о женщинах, раз отказываете обычным женщинам в красоте и уме. Значит, мы не красивые и глупые, тупые?
- Ида Васильевна, это мне в пору оправдываться: «Не виноват я, она сама меня пригласила». Зачем вы наговариваете на себя: вы, на самом деле, необычная женщина или тогда все женщины необычны, как вы. И я никогда не считал, что женщины глупые, а тем более тупые. Вы умнее нас, мужчин. Правда, об уме можно говорить, что он не женский и не мужской, а человеческий.
- Как же быть с тем, что мужчины называют «женской логикой»? Не проще ли сказать, что логика – это женское, а не мужское занятие, что она занята женщиной, а не мужчиной?
- Сейчас в вас говорит реактивность на снисходительное признание мужчин.
- Вы еще обвините меня в ресентименте.
- Какой ресентимент?! Это слишком сильно сказано. По поводу же «женской логики» думаю так: у женщины нет не логики, а однозначности в ней, поэтому и говорят, что ее пути неисповедимы. У женщины, как минимум, сразу две логики: помимо общей логики рассудка, у нее есть еще и логика сердца. Вот она и путается в этих логиках, не знает, когда поступает по логике сердца, а когда по логике головы. Она думает, что поступает по правилам логики, но ведет ее страсть.
- Мне нечего ответить. Вы говорите витиевато, но не можете отказать себе в мужском предрассудке, ибо, по-вашему, все равно, получается, что женщина говорит одно, умно, но поступает глупо, по другому, не так, как говорит, по сердцу, - в лучшем случае, хитро, но не умно. Выходит, ей владеет страсть. Однако сердце есть не только вместилище страстей, но и вещий орган интуиции.
- Сдаюсь.
- Вы сдались не потому, что считаете меня правой, а потому, что думаете: «ну, что с ней говорить, все равно, не переспоришь, потому что она тупая». Что, не так?
- Нет, не так, разве муза, богиня может быть тупой?
- Сергей Владимирович, вы ставите меня в неловкое положение: какая я муза, тем более, богиня? Вы хотите сказать, что я вдохновляю вас на творческий акт? Так, я не то хотела сказать. Вы, как бы это сказать, считаете, что я бужу ваше воображение? Или, может быть, я снилась вам?
- Пускай так. Вы снились мне. Но я не это хотел сказать. Ваш образ служит мне путеводной звездой в неспокойном море житейских невзгод. Звучит слишком пафосно, но это так. По крайней мере, я так думаю и чувствую.
- Надеюсь, я вела себя прилично в вашем сне?
- Да.
- Вы немногословны. И что я там делала? Что я забыла у вас во сне?
- Узнаю женщину.
- Что это с вами, Сергей Владимирович?
- Женщины жалуются на свою память, когда все помнят.
- Милый Сергей Владимирович, объяснитесь.
- Объясняю, мы забыли о самом фильме.
- Не хотите говорить, не говорите.
- Вы не помните того, что делали у меня во сне?
- Сергей Владимирович, проснитесь. Как я могу знать, что вам снится?
- Но вы же упоминали «женскую логику» и назвали ее интуицией. Так, где же ваша интуиция?
- Так вы, Сергей Владимирович, зовете меня на бой, испытываете меня?
- Да. Впрочем, нет. Я не проверяю вас, я прошу вас проявить то, что вы признали данным вам от природы.
- Раз вы задали мне об этом вопрос, то это вас тревожит. И, вероятно, вас волнует не то, что я имею то, чего у вас нет, и вам не хватает, а то, что оно есть и у меня, несмотря на то, что я не мужчина, а женщина. Я не права?
- Вы правы в том, что это был не эротический сон. Но вы не правы в том, что меня волнует в вас только то, что есть у меня. Меня волнует в вас то, чего нет у меня, но может быть. И все же вы не проявили, не показали, что можете знать из чувств, но занялись анализом.
- Знаете, Сергей Владимирович, мне уже пора.
- Знаю, Ида Васильевна, что не вам, а мне уже пора откланяться. Вы заскучали и устали от моих бесчисленных вопросов.
- Нет, что вы, Сергей Владимирович, мне действительно пора идти. Вы не могли бы меня проводить?
- Почту за честь.
Уже в лифте Соловей как бы невзначай спросил у Иды: «Мне
