просушку – стало как в предбаннике. Открыл дверь на улицу, впуская освежающий воздух, чем немедленно воспользовался ожидавший у входа Кус. Вошёл мокрый и грязный, остановился посреди кухни, энергично стряс скопившуюся в шерсти влагу, загрязнив и без того грязный пол, и удовлетворённый залез под стол. Василий только крякнул, но ничего не сказал… В закипевшую воду вбросил банку тушёнки НЗ, гречу, мелко нарезанную луковицу, посолил и, пока каша, готовясь, пыхтела и прела, вытащил силком пса из-под стола и выбрал-вычесал из него клещей, бросая их на плиту, где они стреляли, взрываясь. Нашёл и на себе пару. Тогда - откуда только и силы взялись – вымыл пол, сам обмылся по пояс согретой в ведре водой, тщательно вымыл натруженные ноги, переоделся в сухое и повеселел. Как раз перед приходом Ульяны, которая сама, здоровая, упитанная, формованная, что надо, притаранила на широкой тареле египетскую пирамиду оладышек, сцементированных яйцами, а к ним – целую кружку густой как масло сметаны.
- А Алёшка? – позаботился Василий о полюбившемся сорванце.
Она улыбнулась, поставив блюдо на стол.
- Он – прямо со сковороды. – Присела было, но хозяин тут же поднялся.
- Айн момент, - наложил каши в миску, поставил в ведро с холодной водой для придания ветеринарной температурной кондиции, подумал-подумал и положил малость каши себе, не решившись уничтожить пирамиду в один присест. – Будешь? – спросил у соседки.
- Уже, - ответила она, отказавшись от каши. – Чайку твоего с твоей сгущёнкой можно, - и опять хорошо улыбнулась.
Не утерпев, пока каша остынет до нормы, выставил псу под стол, достал из ящика сгущёнку НЗ, вскрыл и только тогда уселся, готовый к чревоугодию. Когда же, отдуваясь и с умилением поглядывая друг на друга, сходу осилили по паре чашек цейлонского и ополовинили пирамиду, с улицы послышалось редкое здесь гудение авто и почти сразу же требовательный сигнал у Ульяниной калитки. У Василия замерло-похолодело сердце прежде, чем замолотить с удвоенной силой. «Выкарабкался, гад!» - подумалось в сполохе, забыв, что машина надёжно утоплена.
- Никак, какой-то чин прикатил, - успокоительно предположила Ульяна, - пойду, узнаю, чего ему под вечер надо. – Пролезла через лаз в свой двор, хлопнула калитка, и сразу же послышался голос, но не тот, о котором подумалось в панике Василию, а другой, но такой же противный, не умеющий здороваться, тот, что недавно предлагал ему непыльную должностишку взамен лояльности и подчинения.
- Где Вошь?
- Почём я знаю, - ответила Ульяна. – спросите у жены.
Послышался мерзкий хохоток.
- Спрашивал – к тебе послала.
- Вот ещё! – возмутилась Ульяна. – Не видела я его, не был здесь.
- Увидишь, - приказал веско, - скажи, что приедем под вечер в субботу. – Мотор взревел, но Ульяна притормозила:
- Подождите: хочу попросить вас, - и с мольбой в голосе: - возьмите на работу, хоть на какую, - и уже конкретно: - хотелось бы в строители.
Мотор поутих, водитель, очевидно, размышлял, но этот топ долго размышлять не привык да и не хотел, особенно по мелочам, зная, что каждое его решение, даже неверное, будет безоговорочно принято, даже если это не решение, а блажь. Вот только с Василием Ивановичем вышла осечка.
- Ладно, - произнёс веско, - возьму. – И сразу же ошарашил: - Только не в строители, - сделал паузу. – Будешь… - не сразу сообразил, кем ей быть, - домоправительницей в моём только что отстроенном коттедже на три этажа. Женщина ты видная… - Василий как будто даже увидел, как он почмокал жирными губами и зажурчал противным смешком, - сласть-баба, - выдал гнусный комплимент, наверно, плотоядно, словно впервые, разглядывая Ульяну в домашнем простеньком платьице, не скрывавшем приманчивых телес. – Да что там тянуть! – повысил голос. – Давай, прыгай в машину, поедем смотреть, где будешь и чем будешь. – Он по-прежнему был скор на решения, чем импонировал Василию. – А это кто? – спросил, наверное, разглядев лишнего, подошедшего к матери.
- Сын, - словно повинилась она.
Наниматель неопределённо хмыкнул, но решения не изменил.
– Хватаем и его. Назад вас привезут. Нет, нет, - запротестовал, наверное, усмотрев движение Ульяны к дому, - не переодевайся, и так выглядишь, что надо, - засмеялся, довольный своим решением. Мотор заурчал, машина слегка взвыла, и они уехали, неожиданно и просто.
Василий посидел, замерев, словно его забыли, туго соображая, что к чему – он-то не был скор на решения, особенно ответственные, отдавая их на откуп природе и обстоятельствам. Делать ничего не хотелось, всё обрыдло, только бы лечь и забыться хоть на чуток, но дел была целая куча, и каждое не ждало промедления. Это хорошо, что они уехали, и можно, не заботясь о чужих локтях, погрузиться в дела, отвлекающие от тоскливых мыслей. Для начала – в магазин, пока открыто. Там плотно загрузил рюкзак всем остро необходимым для себя и Куса на ближайшую неделю, а то и две, по обстоятельствам. Вернувшись, не прохлаждаясь, принялся за уборку в хате, благо дождь кончился, и можно оставлять грязь на тряпке у порога. Потом, не разгибаясь, натаскал воды в баню, затопил, перетащил туда всю скопившуюся грязную одежду, а когда вода в котле нагрелась, произвёл капитальную постирушку. А время всё идёт, уже и стемнело, а этих всё нет и нет. Кончил и только тогда освобождённо вздохнул, приятно представляя себе, как он без помех выстирает и себя в согревшейся баньке, выбьет веником лишнюю дурь и глупые для старого бородатого мужика надежды.
А этих ещё долго не было, видно, затянулись интересные смотрины. На дворе совсем стемнело, даже звёзды, укрытые тучами и низинным туманом, не светили. Он, сидя в предбаннике распаренный и совершенно расхлябанный, усталый и довольный почти до расслабленных слёз, думал лениво: нет, что ни толкуй, а хорошо быть одному, не оглядываясь сторожко по сторонам, как бы не задеть кого по неосторожности. И стыдился сейчас не себя, голого и безобразного, а подленьких голых мыслишек – что уж тут голому таиться – что обидно ему, как безропотно и легко Ульяна согласилась на обманчивую работёнку, которая очень скоро превратится – в этом-то Василий не сомневался – в самую рабскую и постыдную. Гордости женской этой по-своему красивой здоровой бабе явно недостаёт. Сломает её топ, превратит в подстилку, попользуется, вытрет ноги и выбросит вон. Не устоит она против его натиска, оправдываясь заботой о сыне. Обман! Ну, что ж, чему быть, того не миновать, так, очевидно, заповедано судьбой. А ему, чуть не заплесневевшему здесь, пора сматывать удочки, они с Кусом здесь лишние. Но прежде дружно и с аппетитом умяли оладушки со сметаной, да и остатки каши заодно. И только тогда появились те.
Появились и сразу к нему, возбуждённые и даже радостные, что было особенно неприятно.
- А мы переезжаем! – сообщил ещё с порога Алёшка. – Завтра. – Больше и не надо было ни о чём говорить. И не говорили. Зачем? Ульяна присела к столу, а сын в нетерпении удрал собираться.
- Так уж получилось, - промолвила она, смущённо улыбаясь.
Василий присел напротив.
- Получилось, ну, и получилось так, как получилось, - выговорил чёрт-то что. – Кто знает, как лучше? – И замолчал, избегая взглядов глаза в глаза, не зная, о чём разговаривать и надо ли.
- Пойми… - попыталась она оправдаться, но он резко прервал:
- Не надо! – и отрезал решительно от себя: - Тебе надо собираться.
- Да, - согласилась она облегчённо. – Машина будет рано утром.
Но прежде, чем дать ей уйти навсегда, нашёл нужным сообщить ранее утаённое:
- Я был в городе у родителей твоего мужа.
- Я догадывалась… - тяжело поднялась.
- Он не был у них, это точно. Но стариков кто-то так запугал, что они не решились приехать сюда и не хотят разговаривать о сыне. – Василий тоже поднялся.
- Ты думаешь… - произнесла неуверенно, быстро и внимательно взглянув на него.
- Ничего я не думаю! – вскипел он без причины. – Но и не исключаю, - добавил тише.
- Из-за меня? – выдавила болезненно и глухо. Ответом было красноречивое молчание. Свежее утаённое сообщать не стал, оставив тайной в собственной душе. Она ушла, но быстро вернулась.
- Вот, возьми, - протянула вертикальную двустволку, с которой он ходил. Не забыла практичная женщина присовокупить и две пачки патронов. Она уже успокоилась, была сама собой, погружённой в хлопотные сборы. – Оно – ничьё, не зарегистрировано, - поставила в уголок, а патроны положила на стол. – Ладно, - посмотрела на Василия повлажневшими глазами. – Не поминай лихом! Может, когда столкнёмся? – От него в ответ – ни слова.
Ещё долго в ту ночь слышались из соседней усадьбы бодрые копошения, какие-то движения и шумы. И они с Кусом тоже, не теряя времени, собрались вмиг и улеглись каждый на своё место, невольно вслушиваясь, и заснули только тогда, когда там всё затихло.
А утром, едва забрезжило, чуть не опередив первых петухов, были уже на знакомой таёжной дороге, что вела в заброшенный приют староверов.
