спросила сварливо:
- Чего буяните потемну, неслухи?
Василий подошёл к ней, сохраняя территорию и чувствуя вблизи затаившегося обстриженного охранника.
- Да вот, затеяли, припозднившись, попсовую стрижку Кусу сделать – уж больно зарос, а он, дурень, противился. А ты? Одна, что ли?
Ульяна ухватилась обеими руками за поперечную жердину, покачалась. В темноте глаза её в отблеске луны сверкали как у зверя, а дыхание было прерывистым, взволнованным.
- Ушёл, - сообщила глухо, - сказала: «Сыну не нравятся твои приходы», сразу и ушёл без лишних объяснений – не больно-то и дорожил мною. Только в дверях зло пообещал: «Попомните ещё!», не знаю, что и делать теперь. Зничтожит запросто – он злой, злыдень, все боятся, страхом всех в кулаке держит.
Василий тоже ухватился за жердину и молча соображал, чем бы помочь запутавшейся женщине, матери славного паренька.
- Попробуй переговорить с его женой, может, вдвоём удастся укоротить кобеля.
Ульяна хмыкнула скептически.
- Где там! Она на всех углах меня позорит по-матерному, убеждена, что это я его сманиваю.
Долго молчали, не глядя друг на друга и раздумывая, как распутать тройник.
- А перебирайся-ка ты на стройку, - посоветовал Василий, не придумав ничего лучшего. – Со здоровьем-то как?
- Бог не обидел, - похвасталась скромно.
- Стройка всё равно всю деревню вашу высосет, все работящие уйдут на заработки. Сейчас тебя запросто возьмут в разнорабочие или ещё куда на подсобку. Обживёшься, осмотришься, глядишь, и отца сыну подходящего надыбаешь.
Ульяна рассмеялась, подвинувшись к нему поближе.
- А чего его искать – он уже и так есть, - произнесла весело с ясным намёком в темноте. – Ты для Алексея всё равно, что… - и сказала не так, как хотела, - что родственник.
Василий тоже рассмеялся, радуясь, что разговор у них получается доверительный, свойский, что они непроизвольно нащупывают контакты.
- А что, берите за твоего двоюродного брата, - поспешно дал отступного от слишком заискрившего контакта, - не возражаешь?
Она ещё засмеялась, но не ответила, по-женски переведя разговор временно в другую плоскость.
- Вошкин говорил, что скоро весёлая компания приедет на очередной ночной разгул, - сообщила, замяв тему о родстве. – Велел подыскать тропу, где ходят олени и сохатые, чтобы завалить какого для прокорма начальников. Будет и ваш, вот тогда и напрошусь к нему.
- Не надо, - испугался Василий, что неразборчивый охломонистый начальник захочет использовать аппетитную простушку не по назначению, пристроив где-нибудь у себя в конторе. – Валяй прямиком в кадры, уверен, тебя возьмут, рабочих не хватает, просись в строители или в подсобники к ним. Выдюжишь, переймёшь их опыт, и сама станешь спецом, человеком, освободишься от сдерживающих внутренних пут неуверенности.
- А Алёшка? – засомневалась мать, в принципе принявшая разумное предложение Василия. – Куда его?
- Он в какой пойдёт по осени? – спросил поселенец, влезший ненароком в судьбу пострадавшей семьи.
- В седьмой. Год пропустил по болезни. Нашу-то школу прикрыли два года назад из-за недостатка учеников, вот и пришлось мотаться за 10 километров в соседнюю Горчаковку. Зимой и занедужил, простыв на ветру, еле оклемался, но год пропал.
- Интернат там есть?
- Кажется…
- Вот и пристрой его туда, - нащупал Василий выход из неутешной ситуации. – Летом будет с тобой, а в учебное время – там. Парнишка толковый, самостоятельный, сумеет постоять за себя, так что – приживётся, притрётся, поймёт, что другого не дано. В выходные будешь навещать, да и он сообразит, как побывать дома, когда ты там. Сдюжите, пока не кончит девятилетку, а там – в колледж, куда захочет, с общежитием в городе. К тому времени и ты обустроишься на стройке, обзаведёшься жильём, а то и верным спутником, - отвёл угрозу от себя, почувствовав, что слишком углубился в чужую жизнь и как бы в ней не утопить себя. – Слушай, - замылил тему, опомнившись, - хотелось бы завтра баньку сообразить… ты как?
Ульяна оторвалась от жердей, словно оттолкнувшись от соблазнителя.
- Не возражаю.
- А ещё, - продолжил он замятню, - хотелось бы сходить в тайгу, посмотреть, ощутить её изнутри, а то я, человек средней России, и лесов-то настоящих толком не видел. Возьмёшь с собой пару-тройку раз?
- Да когда захочешь, вдвоём-то способнее, если такой большой слишком шуметь не будешь.
Василий облегчённо вздохнул, выкарабкавшись из скользкой семейной темы.
- Постараюсь.
Она тоже засмеялась со слышным облегчением.
- Интересный ты, однако, мужик, чем-то похож на Куса: такой же лохматый, неухоженный, а притягиваешь. Так и хочется погладить, но боязно. Неуступчивый, но, наверное, добрый. Однако опоры в тебе нет – слишком самистый, свободолюбивый.
- Да уж не только намордника, но и ошейника, тем более с поводком, не терплю, - подтвердил Вася-Кус.
- Спокойной вам, - пожелала, оборвав щепетильный разговор впустую в темноте у разделительного забора, и ушла.
-5-
Всё утро, туманистое и сырое, пока майстрячил Кусу будку из кусков найденной почерневшей многослойной фанеры и таких же обрезков досок, одолевали нехорошие мысли, как продолжение вчерашнего тёмного недоговорённого разговора. Хорошо советовать, даже приятно, когда не надо делать самому. А хотелось бы, прислушивался теперь к самому себе. Где-то внутри свербит, однако, мыслишка, что влез не в своё болото, а вылезать не хочется. Как будто заманил, а сам сдрейфил, сиганул в сторону. И хочется, и колется, особенно ради пацана. Да и Ульяна подстать. Правда, ругани и схваток не оберёшься, так что? Пух и перья летят, только кожа очищается, и мысли истинные проясниваются. Может, рискнуть на старости лет? Она, похоже, не будет против. Или у неё просто нет другого, более лёгкого, выхода? Подкладывается под интерес? Нет, нет, не всё так гладко, как видится в темноте, не надо торопить развязку, пусть созреет, время есть. Есть время одуматься старперу. Неужели запоздавший зов природы? Или всего лишь временное помутнение разума, после которого он уйдёт, и будет стыдно, и замкнётся в себе ещё больше. В конце концов, решил, не мудрствуя лукаво: пусть будет, что будет, не надо только завязывать узелки слишком туго, чтобы можно было вовремя и безболезненно дёрнуть за торчащие концы и развязать при надобности. А пока…
Пока надо кормить четвероногого и двуногого. Фантазии хватило только на ту же гречку с мясом, луком и морковкой. Кус не возражал, а проснувшийся Алёшка нехотя выклевал мясо, выхлебал кружку чая со сгущёнкой и печеньем и был таков, торопясь начать короткий пацанячий день. Оставшись вдвоём, новосёлы натаскали воды в баню, затопили печь, доделали будку, постелили внутри старый ватник, освоили, да так, что и вылезать не хотелось. А пришлось, надо было прежде бани подравнять вчерашние огрехи стрижки. Сегодня Василий сладил с этим муторным делом и один, а Кус, умница, только нервно вздрагивал, когда холодные ножницы невзначай касались тёплой кожи. Справились и с этим, пёс уже смотрелся любо-дорого, совсем домашний, какой-то беззащитный и даже симпатичный. От Василия – ни на шаг, боясь потерять настоящего хозяина и снова бродяжить голодным. Пусть стрижёт хоть каждый день, лишь бы быть рядом, лишь бы кормил.
Через часок и добрая банька поспела, а грязнуле пришлось испытать ещё одну экзекуцию, которой он никогда прежде не подвергался. Но, надо отдать должное умной псине, перенёс и её достойно, только изредка поднимал мокрую жалкую морду к банщику и слизывал тёплую воду с боков и усов, а то вдруг встряхивался так, что брызги разлетались по всей мойке, окатывая хозяина с головы до ног. Зато теперь стал по-настоящему любо-дорого, хоть сейчас на выставку. А радовался как, когда закончили, отмыв всё до последней шерстинки, забегал-запрыгал по баньке, сшибая тазики и вёдра, и даже попытался поднять когтистые лапы на Василия, но тот уклонился, не приняв уж чересчур щенячьей нежности. Только утёрлись кое-как, причём Кусу эта процедура не пришлась по нутру, прибежал запыхавшийся маленький хозяин, чуток припозднившийся к означенному ранее сроку. Пса отпустили кататься по траве и чесаться о кусты, а сами наладили блаженную парилку, где и возлежали, источая грязный пот, в истомной нирване. Похлестав друг друга горячими берёзовыми вениками, нещадно – одного и бережно – другого, постонав и поохав в ощущении изгнания бесов и обновления шкуры, вывалились наружу к вящей радости Куса, покрытого с ног до головы прилипшим травяным мусором, поостыли, позябли до пупырышек и потрескивания сжимавшихся косточек, и – снова… и так трижды, поскольку бог троицу любит. А потом уже вяло и замедленно обмылись, с усилием сдирая наслоения со спин, и Алёшка удивлялся массивности её у Василия, и сам пыжился, представляя, что и у него растёт такая же.
- А ты шибко сильный? – спросил, с уважением ощупывая вздутые бицепсы бородача и напрягая свои, ещё совсем жиденькие. Чёрт самолюбия дёрнул Василия похвастаться перед восхищённым мальчишем, и он не нашёл ничего лучшего, как завязать узлом подвернувшуюся под руки банную кочергу, чуть не выдавив удивлением глаза маленького зрителя. Завязал, опомнился и хотел привести в первоначальное рабочее состояние, но Алёшка не дал. – Возьму, покажу пацанам… – Нам свойственно похвастаться хотя бы чужим, если нет своего, а уж пацанам – тем более. Алёшка и сам попытался выпрямить упрямое железо, да где там! После этого, почему-то стесняясь друг друга, быстренько обмылись, легко оделись и, наконец-то, окончательно вывалились на свет божий. А там:
- С лёгким паром! – подоспела и Ульяна, вернувшаяся пораньше, чтобы и самой успеть в согретую баньку.
- Спасибо! – ответили слаженным дуэтом, а Кус помахал очищенным облегчённым хвостом, то ли принимая поздравление, то ли присоединяясь к нему. Привыкая, он даже не облаял хозяйку, хотя и держался поодаль.
А она, скинув с употевших плеч рюк, извлекла из него двух рябцов.
- Вот вам на обед. – Уж тут-то Кус не выдержал безопасной дистанции, подошёл, понюхал, но, услышав грозное «Фу!», недовольно отошёл, облизываясь. – Сумеешь? – спросила постояльца.
Тот поднял убитых птиц, повертел перед глазами, ухватив за лапы.
- С курами приходилось иметь дело, - определил свою квалификацию. – Думаю, управимся и без тебя. Иди, парься, пока совсем не выстыло. – Когда ушла, спросил у напарника: - Ты как насчёт крутого борща?
Тот, долго не раздумывая, выпалил:
- Я всё буду теперь есть, что и ты, - пообещал, пружиня тощие бицепсы.
- Ну, тогда тащи мамкины прошлогодние припасы: капусту, свёклу, морковку, картоху, грибы, если остались. Да спроси у неё, может, ей воды не достало.
Ульяна мылась-парилась долго, не торопко, по-мужски, а вернее – по-таёжному, и когда, вся зарумянившаяся и помолодевшая, выбралась в лёгком сарафанчике на лавочку у баньки, отдыхиваясь на свежем воздухе, борщ у поваров уже прел. Осталось только Лёшке смотаться в магазин за хлебом и сметаной, да накормить вертящегося рядом в нетерпении пса. А он, как ни странно, тоже не отказался от пахучего борща и, больше того, прикончил целую миску с верхом, не оставив ни овощинки, будто знал, что витамины нужны для быстрого роста здоровой шерсти. Но сначала всё же, для страховки, схрумкал все косточки, выложенные хозяином на фанерку, а потом ещё, не
