Тигион, или Территория мысли

эдакий словесный кроссворд. Новая догадка: она из какой-то лаборатории, где занимаются регенерацией.
—  То есть вы отыскали оторванную ступню и надеетесь приляпать её на прежнее место?
Тон этого  вопроса не предвещал ничего хорошего.
— Есть в медицине понятие о фантомной боли, — Виктория сделала вид, что не чувствует иронии в его вопросе и стала объяснять. — Оно не имеет ещё чётко выраженного научного объяснения. Но, организм, точнее, головной мозг, продолжает руководить всем телом, как бы не замечая, что-то не в комплекте…
Этот «некомплект», подумал Максим, особенно трудно давался капитану Фрадкину.
Когда артиллерист вчера заворочался во сне, Максим видел больного на кровати в свете уличного фонаря, излучающего ядовито-жёлтый свет, и резко повернулся, одеяло упало, а култышки свесились с края кровати, белея бинтами, как концы пограничных столбов. Спросонья Фрадкин собирался встать, чтобы, вероятнее всего, пробежать в туалет. Капитан чуть не спрыгнул на пол, но, к счастью, очнулся ото сна.
— У, чёрт, — скрипнул он зубами, — почудилось, что они целы. — И возмущённо прокричал: — Пусть бы ныли страшной болью, но были целы!
Он с чувством стукнул кулаком по верхнему обводу спинки кровати. Тот был железным, и при боли от удара в глазах калеки промелькнул испуг. Это был настоящий страх осознания печальной действительности (такие моменты испытывал и Топилин). Фрадкин снова лёг и Максим услышал приглушённый стон-плач.
— Используя этот механизм памяти, можно заставить пограничные на разрыве клетки «вспоминать» о соседних, и помогать механизму регенерации восстанавливать их до эпистолярных…


                                                            5

— Вы врач? — спросил Максим, но таким голосом приговорённые к смертной казни спрашивают нового человека в камере, который пытливо осматривает преступника: «Вы палач?»
Виктория вскинула на него свои огромные глаза.
— Не похожа?
— Дело не в этом. Я во всем люблю ясность. Ваш вопрос о фантомных болях предполагает, что у вас иные, далёкие от хирургии задачи. Я хотел бы знать о них.
В этом был весь Максим. Ему трудно дался тон рассудительного человека, который перед тем, как подписать вексель, должен выяснить степень риска. Но он преодолел и раздражение, и гнев. Да, день был бесконечно долгим. Этим вечером забрезжил рассвет, минуя длинную ночь. Так не бывает, но к тому все шло. Он, Максим Топилин, должен понять природу этого катаклизма.
— Хорошо, проясню: у меня диплом врача, — Виктория сделала жест, словно собиралась заглянуть в свою сумочку и выложить документ, подтверждающий специальность. Но это был лишь психологический жест. Она была довольна таким началом разговора. Истерик и долгих расспросов не предполагалось, но человек перед ней непростой. — По специальности я хирург, но совершенно с противоположными задачами. Я не режу. Я регенерирую органы. В данном случае — конечности. Именно о полном восстановлении вашей ноги и пойдёт наш разговор.
Виктория ошиблась, считая, что не по годам суровый и волевой военный лишён немужских эмоций. При мысли, что у него может появиться стопа, Максима обдало внутри, начиная с солнечного сплетения, жаркой волной чувства надежды. Эта волна вырвалась в его глазах радостным изумлением. Но лишь на очень короткое время: так, вспышка магния при фотосъёмке. Именно магния, а не лампы, ибо этот огонь был живым. Затем, как бывает после съёмки в не очень светлом, затемнённом помещении, в его сознании воцарился мрак недоверия.
— И у вас богатая практика? — спросил он глухим голосом человека, которого замуровали и за стеной прочитали указ о помиловании.
Но стуков ломом по стене ещё не было.
— Нет, вы будете первым.
Виктория не хотела  ответить сухо, но так получилось. Она уловила недоверчивую усталость оскорблённого в своих надеждах молодого человека и неожиданно ощутила страшную усталость. Когда она советовалась с родителями о выборе профессии, они предупреждали её о способности людей превращать благие намерения в пытки ада. Но, подумав о целях, поставленных перед собой, улыбнулась.
— И когда вы совершите чудо?
«Что толку от этой болтовни», — говорил взгляд Максима. Покажите мне инструменты вашей антихирургии!
Максим ощутил себя, так словно получил новое задание. Оно было опасным. И как обычно, в случае провала или гибели его никто в министерстве обороны не знает, в списках этого ведомства никогда не было фамилии Топилин. Так было. Но он возвращался победителем, однажды даже вытащив из сортира полевого «генерала» Асламбекова. Тогда ребята, покатываясь от смеха, подали тому целый рулон туалетной бумаги. Асламбеков требовал пистолет, чтобы застрелиться от позора.
— Хорошо, операция состоится сегодня. Сейчас. Через двадцать минут спуститесь на первый этаж, в процедурный кабинет. Я буду ждать вас.



                                                    Глава третья


                                                              1

Леночка прошла по палатам и потребовала, чтобы все больные выпили свои таблетки. Она была неплохой медсестрой и все знали, что никакие отговорки, типа «у меня кол стоит в заднице от ваших таблеток», не подействуют. Она обязательно добьётся того, чтобы на тумбочках не оставалось на ночь ни одной таблетки. Затем начиналась проверка температуры, тут же уколы. Она не заметила, когда старший лейтенант Топилин вернулся в палату.
— Максим, всё выпили?
— Да.
— Сейчас принесу градусник.
— Светочка, с температурой у меня всё нормально. Я пойду, покурю.
— Расстроился из-за крали? — спросила медсестра.
Максим ничего не сказал. Но Лена заглянула в лицо:
— Ты в порядке, Топилин? Ты куда?
— Всё нормально, в процедурный, на первый этаж.
— У меня ничего не записано, — Леночка была пунктуальной, она все предназначения врачей помнила наизусть. Но этот вызов Максима новым врачом, вызвавшимся сегодня дежурить на ночь, бледность на лице Максима, неожиданная скрытность — вызвали в ней подозрения.
Вдруг она хлопнула себя по лбу:
— Да, мне говорил начальник отделения, чтобы я помогала новому врачу. Да, он уходил и говорил…
Говорил, но где это происходило, Леночка никак не могла вспомнить. Что-то сегодня идёт не так, как всегда. Неужели она заболела? Она вдруг подумала о том, что должны прийти месячные, и накануне с ней приключаются всякие недомогания и приступы забывчивости. Сейчас в глубокой задумчивости смотрела вслед Максиму, заковылявшему на лестничную площадку. Она стала вспоминать число прошлого месяца, когда ей пришлось… Пришлось срочно бежать в процедурную за куском ваты и салфеткой. И ещё ночью стирать халат. А утром он всё равно выдал хозяйку, и Никитин поинтересовался, не нужна ли медсестре донорская кровь. Он сообщил, что кровь с Леночкой у них одной группы. И что он жаждет кровного родства. Обычный мужской трёп, хотя и не очень корректный для человека с медицинским высшим образованием.


                                                            2

Сегодня дежурным врачом оказался тот самый Никитин, который пытался соблазнить Леночку.
Павел Фёдорович Никитин блестяще окончил 12 лет назад Ленинградскую Военную медицинскую академию. Он успел поврачевать в трёх госпиталях небольших дивизий, отличался смелостью решений, брался за самые рискованные операции и побеждал. Самый интересный период службы пришёлся на воинский госпиталь в Германии, перед самым выводом оттуда Группы советских войск. Два года назад его перевели сюда, в Ростов-на-Дону, и он оправдывал надежды. Правда, говорят, что супруга, из казахстанских немок, пошаливала на стороне, и дома нередко возникали скандалы, причём оба ругались на немецком языке. Соседи выучили «доннер веттер», «дас опфер дер абтрайбунг», «майн гот» и другие иноязычные слова. Но иногда проскакивали милые сердцу русского слова «шлюха» и «козёл».
Леночка не ошибалась, когда предполагала, что капитан медицинской службы Никитин обязательно «положит глаз» на аспирантку. Когда Леночка позвонила ему в приёмный покой, где он осматривал двух раненых, что сегодня на ночь осталась дежурить новенькая, Никитин разволновался:
— Радость моя, скажи новенькой, чтобы не ложилась спать без меня.
Никитину даже в голову не могло прийти, что новенькая обладает такими знаниями и способностями, которые вскоре потрясут весь мир. Виктория виделась ему смазливой красоткой, которая охоча до приключений. Говорили, что у неё связи в Минобороны, но Павел Фёдорович не удивился. Связи всегда возникают на связях. И очень быстро на половых. Он уже составил мнение о новом враче и был рад, что дежурство принесёт ему приключения ловеласа.
Но дежурство выдалось хлопотное, прибыли новые раненые, предстояла не одна срочная операция. С ранениями в грудь, живот и голову офицеры отправлялись в другие хирургические отделения. Но были и профильные больные. Павел Фёдорович готовился к двум ампутациям.
Он шёл на операции, не задумываясь, что несёт с собой продолжение злой воли, бросившей молодых людей или пожилых старших офицеров в мясорубку. Они, может быть, и выскочили из её широкой ненасытной огромной пасти, но всё-таки лишались той или иной части своего тела. Одурманенные болеутоляющими лекарствами, по сути, сильнодействующими наркотиками, они безропотно следили сквозь пелену, опустившуюся на их глаза, за тем, что с ними делают. Те, кто был покрепче, стонал, а другие стискивали зубы, когда с их горящих конечностей срывали полевые  бинты и начинали готовить к операции. Никитин видел только части тела, выступающие из оборванных мясистых кусков ножной икры или плечевого сустава, белеющие кости с разломами и красными от крови пустотами. Он определял степень заражения, впрочем, здесь рядом были сильные операционные медсёстры, которые и без команды приступали к своим обязанностям: обрабатывали, делали уколы, ставили капельницы, запрашивали бинты и лекарства.
И всё-таки — во время второй операции ему вдруг представилась новенькая врачиха, и он чуть не уронил зажим.
— Устали? — послышалось сочувствующее замечание старшей операционной сестры. Она была некрасива, но добросердечна и умна. И ещё у неё была хорошая фигура.
«Чёрта с два, устал! — усмехнулся про себя Никитин, и подумал, как пойдёт после операции в ординаторскую и пригласит на диван девушку. — Я ещё три ночи способен ласкать красоток!»
Но здесь укором привиделось лицо жены и он, действительно, почувствовал наплывающее раздражение только от того, что она существует.


                                                                    3

Дверь в процедурный кабинет на первом этаже отделения была приоткрытой. Максим, несколько дней назад заметивший появление нового кабинета, с любопытством поддел костылём приоткрытую дверь. Первое, что он увидел, это склонившуюся над каким-то прибором Викторию.
Помещение было небольшим. И всё здесь можно было бы считать миниатюрным — кресло,  небольшой однотумбовый стол, кушетка, полка, стеклянный шкаф с бинтами, шприцами, подносом и набором каких-то препаратов, если бы не обычный узкий длинный перевязочный стол.
Внимание притягивал прибор на перевязочном столе. Это была труба из гофрированного металла, диаметром около 15 сантиметров. Подобные