Тигион, или Территория мысли

устанавливают для вытяжки воздуха, на кухнях и в лабораториях. Но труба не была полой. И у неё обозначались начало и конец.
Девушка при появлении Максима тотчас же оставила прибор и закрыла за ним дверь, щёлкнув предохранителем английского замка. Затем повернулась к Максиму и внимательно осмотрела его.
— Начнём? — спросила она.
Максим пожал плечами. Одной процедурой больше или меньше, какая разница? Этот жест был явно напускным.
— Ложитесь на процедурный стол.
— Тебе сколько лет? — неожиданно спросил Максим, укладываясь на стол.
— Ну что ж, «тебе» так «тебе», — согласилась с переходом на упрощённое обращение Виктория. — Мы ровесники, Максим.
— Тоже 27 лет?
— Неполные. Я июньская, Близнецы.
— А мне в январе исполнилось. У нас в семье все родились 7 января: мама, тётка Дарья и я.
— Весело отмечали? Брюки придётся снять.
Виктория  держала аппарат в руках. Максим растерянно посмотрел на неё.
— Я отвернусь. Так как же вы отмечали дни рождения?
— Весело.
Максим быстро справился с брюками и лежал, положив руки по бокам, а сам смотрел в потолок. Виктория не стала поддерживать разговор. Она подошла к его здоровой ноге и прикоснулась широким входным концом к ступне Максима. Он приподнял голову и увидел, что прибор стал на глазах менять свою конфигурацию, двигаясь вверх по ноге, и остановился там же, где начинался обрубок култышки.
— Похоже, у вас эта процедура обычная? — спросил Максим.
Девушка подняла голову и немного растерянно посмотрела на него:
— Нет, первый раз. Были опыты на…
Она запнулась. И краска залила её лицо.
— На собачках? — безжалостно задал вопрос старший лейтенант. — И как они, бегают?
—  Что в этом скверного? – спросила Виктория. – Что на собаках? Они тоже страдают…
— Надо же? — усмехнулся Максим. Но почувствовал, что его сарказм излишен. Он предпочёл просто лежать и наблюдать.
Виктория тем временем сняла трубу, но уже в виде слепка с ноги и приставила её к обрубку на другой ноге.
«Неужели протез будет тоже левым?» — подумал Максим.
«Да нет, всё нормально!» — раздался неожиданно в его голове ответ Виктории. Он изумлённо посмотрел на неё, но не заметил, чтобы она открыла рот. Виктория отвела от него мимолётный виноватый взгляд и тут же улыбнулась:
— Бывает, я забываю, и перехожу на телепатию.
Максим хотел как-то отреагировать на это, но ещё большее изумление испытал, когда увидел, что «слепок» его левой ноги слегка преобразился и стал правым.
Что-то «защёлкнулось» и по телу стало растекаться тепло. Оно несло успокоение и сон. Сил на выяснение чудес не было. Он закрыл глаза и…
Сон был выхвачен из детства.
Виктория увидела, что пациент заснул, положила рядом с культяпкой Максима длинный прозрачный ящик. Она открыла крышку ёмкости, которая на одну треть была залита бесцветной жидкостью. Затем подсунула ящик под изуродованную ногу, уложила её и закрыла. Затем откуда-то сбоку вытянула нечто похожее на сканер в торговых центрах, прошла им по здоровой ноге мужчины. Как только поместила сканер на его место у торца коробки, внутри началось движение. Жидкость прильнула к концам обрубка и прямо на глазах нога стала расти, пока окончательно не превратилась в копию здоровой, только в зеркальном виде.
«Теперь я его разбужу». Но не торопилась и долго смотрела на офицера, словно что-то читала. Её лицо улыбалось, хмурилось, становилось серьёзным.
— Ну что, пора, Топилин, просыпайтесь.
Максим открыл глаза, ожидая обычных последствий наркоза. Но в голове всё было ясно, словно он только что потянул дымок терьяка. В Чечне этого добра хватало, особенно после спецопераций. Он осматривал потолок, который был надломленным из-за двух плохо состыкованных плит. Стык местами был с разводами пятен. Какое-то движение заставило его опустить глаза, и он увидел  Викторию, убирающую на полку под операционным столом какой-то прозрачный ящик. Её лицо не скрывало удовлетворения: она вновь и вновь осматривала Максима и ободряюще ему улыбалась. Максим придирчиво вглядывался в её лицо, пытаясь найти какой-то подвох. Что это? Откуда это возвращённая безмятежность человека, когда не надо постоянно помнить о содержании сахара в крови, или не смотреть по утрам с тоской на покрытое тучами небо, обещающее повышенное давление и мигрень, или не шарить рукой в поисках костыля  прежде, чем встать — когда в поведении человека утвердился график ненормальной жизни?
Этот график исчез, потому что Максим понял, что ему обязательно срочно взглянуть на ноги. В конце концов, эта девушка пыталась чем-то исправить его положение, и привела сюда на перевязку! Он приподнялся и…
Нет, такого не могло быть! Он увидел обе стопы! Словно между ногами было поставлено хитроумное зеркало из арсенала циркового фокусника и он, старший лейтенант, видел зеркальное отражение здоровой левой стопы на правой ноге. Пошевелил большим пальцем новоиспечённой стопы. Приподнял ногу и пяткой обрушился на стол, на котором лежал. Удар отозвался болью, а ступня не отвалилась! Как же такое возможно, если его оторванная стопа давно уже сгнила? Её же не доставили хирургам во время операции, не примеряли, не положили в холодильник, чтобы вновь вернуться? Не было этого!
Он во все глаза смотрел на выросшую ступню и перевёл непонимающий взгляд на Викторию. Это она загипнотизировала его и внушила, что у него всё в порядке, и что может пригласить потанцевать на дискотеке!
— Это твоя работа, дорогая? — его голос дрожал, и от несвойственного для себя волнения Максим снова перешёл на «ты».
— Нет, это прибор, а я лишь его заправила.
— Этот ящик? — удивился Максим. — Если он из секретной лаборатории, то я-то не такая уж шишка, чтобы мне пришивали часть ноги! Или это какой-то трюк? Если это облом и всё это мне снится, то я не посмотрю на то, что ты женщина! Ты знаешь, что я могу с тобой сделать?!
— Знаю,— спокойно ответила Виктория. — Например, избить. А если покажется мало, то вставить запалы от гранат в уши.
Максим покраснел. Откуда она про те запалы знает? Ох, та ещё штучка.
— Что говорить, встань и пройди! — услышал приказ Виктории.
Но Максим не спешил подчиняться. Он, поднявшись, недоверчиво дотянулся до новой ступни. Потрогал, ущипнул, погладил стопу всей ладонью. Затем то же самое сделал с левой. Снова с правой, и опять вернулся к левой. И так несколько раз. Он совершенно забыл о Виктории и улыбался так, как больной синдромом Дауна, скривив губы в какую-то изломанную линию. Пародия на улыбку, которая пробуждает жалость. Затем он спустил ноги на край стола и попробовал дотянуться правой до высокой деревянной подставки со ступеньками. Это ему удалось, и он осторожно встал, не сводя глаз с ног, словно они должны на глазах же развалиться. Был готов к тому, что рухнет с шумом на пол, разбив нос и губы улыбающегося идиота. Ещё держась за стол, спустился и встал босыми ногами на прохладный линолеум, затем прошёл до двери и обратно. Он остановился у операционного стола и посмотрел на Викторию, которая, не шевелясь, стояла спиной к нему и смотрела куда-то в окно. Максим подпрыгнул обеими ногами, произведя приличный шлепок. Девушка не оборачивалась.
— Что с тобой? — спросил Максим.
Виктория повернулась, и Максим увидел в её глазах слёзы.
— Ты плачешь оттого, что умеешь возвращать людям то, что отняла у них война?
Виктория вздохнула, улыбнулась и пытливо посмотрела на парня:
— Я расскажу тебе, как жить дальше. Но это будет позже, а сейчас ты забудешь о том, что был ранен.
И Максим согласился без слов, потому что понял, как невообразимо много может эта девушка, и как он будет рад за всех, кто лежит в его палате, и кто уже выброшен государством на улицу.
Виктория набрала номер телефона Горбунова:
— Приходите.
Через три минуты в дверь ворвался начальник госпиталя и с порога возмущённо зарокотал:
— Что это значит — приходите? Вы уже без меня всё сделали?
Он уже видел, как Максим сидел на операционном столе, свесив ноги.
— Герман Викторович, старший лейтенант Топилин полностью здоров.
Главврач подскочил к Максиму, встал перед ним на колени и стал ощупывать его ноги.
— Как это у вас получилось? Что это за методика? Вы кто?
— Долго рассказывать, кто я, — ответила Виктория. — Топилина надо срочно отсюда вывозить. Его не должны видеть раненые.
— Да, да, понимаю.
— Ну что вы меня щупаете, здорового? — неожиданно возмутился Максим. Он спрыгнул на пол. — Вот Фрадкина надо лечить, ещё Серёгу...
Задел костыль.
— Это откуда?


                                                              4

В этот же день палата, где находился Максим, опустела. И капитана, и сержанта выписали. И в другие дни люди с увечьями уезжали из госпиталя так, будто после лёгкой операции удаления аппендицита.
Чтобы увидеть сеансы восстановления конечностей, прилетел из Москвы генерал-полковник Неродимый. Вместе с ним в отделение Виктории набежали было хирурги и другие врачи. Но девушка успокоила их гипнотическим посылом: «Ничего особенно не происходит. Здесь неинтересно». Разошлись.
Через несколько недель перелётов по больницам страны Виктория лишила работы хирургов по ампутации конечностей.  В Москве при больнице Склифосовского открыли отделение регенерации. Виктория передала прибор молодому хирургу Саше Осипову, внушив ему работать спокойно, ритмично до тех пор, пока не надоест. А сама она решила отправиться в Чечню.
Максим после отпуска возобновил контракт. Уже в мае он сидел в транспорте, улетающим на Северный Кавказ. Топилин был рад увидеть трёх бывших сослуживцев. Все были целы и стремились в бой.

                                                              ***

А в это время Земля Звии была в одно мгновение стёрта наступающим новым будущим. Женщина самых высоких моральных принципов исчезла, наблюдая за своей дочерью, которая несла людям здоровье и огромное счастье выздоровления.
                       
                                    ***

P.S. Если дочитали до конца, то могу доверить кое-что как пояснение.
Это произведение было окончательно завершено, когда его автору  было уже за 50 лет. Я и сейчас его нахожу нужным для доработки. Сначала мне предлагали лицо на обложку одной красавицы из рекламного ролика о России, в котором ещё водой обливаются дети.  Но как иллюстрацию главной героини я поместил фото своей второй супруги.
А потом мне позвонили из Америки, один продюсер предлагал сделать по роману сценарий для многосерийного фантастического фильма с главным героем - журналистом американского издания. Я лежал в больнице и набросал  две части. Но дальше дело не пошло: на меня нагло начали давить под чисто американские реалии. Я их не знал, а писать фантастику о фантастике не хотелось. Надеюсь, что нынешние любители жанра увидят возможность проецирования романа, написанного "взрослым ребёнком" на экран.