удивлённо: - Ба! Ты! Какими судьбами?
Простучали каблучки, и вот уже сама «Ба» нарисовалась в дверях комнаты в полной боевой смазке.
- Роза? – не менее мужа удивилась Мария Алексеевна и поспешно поднялась с дивана навстречу. – Вот уж истинно сегодня день неожиданных встреч. Проходи, не торчи в дверях.
- Это вам, - совсем неожиданно протянула визитёрша роскошный букет алых роз и добавила, завесив глаза накладными ресницами, - в память… - и этим сразу же расположила к себе чувствительную Марию Алексеевну. – А это, - протянула большой глянцевый пакет к столу, - на отметину.
Пакет, естественно, принял Лёня, учуявший томительный знакомый запах и от красотки, и из пакета. И не ошибся, сразу же нащупав бутылёк, вытащил и протянул разочарованно:
- Клоповник.
Роза презрительно посмотрела на него.
- Заметь – французский!
- Один чёрт! – определил гурман и патриот. – Ладно, сделаем ради российско-французской дружбы коктейль по-русски. – Вылил водку из своей рюмки в чашку, умело откупорил натовскую посудину, долил из неё до краёв. – Кто ещё? – Никто взрывной смеси не захотел, даже лучший друг.
Роза повернулась было уходить.
- Извините… я на минутку… только, чтобы поздравить и передать презенты… неудобно, право… ворвалась без приглашения… помешала… пойду.
Мария Алексеевна подошла к ней, взяла за локоть.
- Ни в коем разе! Ты для нас, что бы ни случилось, как… - помолчала, подбирая нужное определение, - …как родная, Ивановская, - чем выдавила из-под закрашенных век пару мутных капель.
- Да, да, - заторопился и лучший друг семьи, испугавшись, что его лишат пакета, - вы украсите наш праздничный стол, - выдал в качестве завсегдатая французской даме дешёвый русский комплимент. Шустро притащил ещё один стул, поставил рядом со своим и – верх ухаживания – протёр столешницу перед ней рукавом рубахи.
- Уймись, - услышал в качестве благодарности. Роза поставила стул рядом с Марией Алексеевной, чётко определив и характер, и позицию прохиндея. – Кто это? Я его не знаю.
Хозяйка замялась, как бы не обиднее определить суть нахального болтливого застольника.
- Да так. – Лёня недовольно и обиженно хмыкнул. – Дружок Ивана Ивановича, вместе, - засмеялась, - увлекаются подводным флотом, - вспомнив о мифическом подводнике, который их ждёт. – Трепло, конечно, - определила уже грубо, по-свойски, не стесняясь, - но занятное, не обидное, как раз для застолья.
- Зазря вы так, дорогая Мария Алексеевна. Не верите – а зря! Жизнь порой подкидывает ещё и не такие штучки, что подкинула подводнику. Расскажу, непременно расскажу, но сначала хотел бы поднять тост…
- За Марию Алексеевну, - встряла крашеная гадючка.
Лёня деланно рассмеялся.
- Именно так я и хотел сказать, - манерно чокнулся со всеми чашкой с русско-французским суррогатом и заглотил месиво, громко хлюпая горлом. Распечатал принесённый Розой торт, сохранив хозяйский, разрезал на куски, принёс тарелочки и вилки, постепенно осваиваясь по-домашнему. – Хотя закусывать жирным и вредно – масло убивает живительный алкоголь, но ради Марии Алексеевны я готов пожертвовать всем.
- Но не бутылкой, - вставила опять красотка не к месту, а только лишь в борьбе за лидерство.
- Однако, горазды мы судить о людях с панталыку, торопясь навесить ярлык. – Лёня оттяпал ещё кусок торта и отправил для нейтрализации алкоголя в широкое как у певца горло. – Пусть случай с подводником, с которым мы должны встретиться, а это так, Иван не даст соврать, - Иван Иванович не дал, потому что и слыхом не слыхивал ни о каком подводнике и ни о какой встрече с ним, - пусть хотя бы заставит задуматься о вреде скоропалительных выводов, основанных не на фактах, а на неприязни. – Лёня откинулся на спинку стула, окинув всех заметно осоловевшими глазами. – И то, что я расскажу, клянусь всеми бутыльками, которые мне предстоит ещё выпить – гольная правда, хотя, как мне кажется, на свете её не осталось, заменённой мутными иносказаниями политиков и завиральной болтовнёй дерьмократов. – Лёня нацелился было на клоповник, но, посмотрев искоса на гоношистую куклу, воздержался усилием мужской несгибаемой воли. – Да… так вот, завезли к ним как-то, а подводник наш отважно трудился на складе, у себя в каптёрке, обложенный не морской живностью, а стаями бумаг, и ни разу не был ни на одной субмарине. Так вот, завезли несколько бочек не то кубинского, не то ямайского рома, может даже, и кубанского производства, не в том дело. В наше тёмное время всяк старается темнить для добычи тёмных деревянных. Завезли для поднятия иммунитета подводников в дальних походах к вражеским берегам. – Лёня нервно взъерошил взъерошенные волосы. – Ну, скажите мне, не издевательство ли это, оставлять в меру пьющего мужика наедине с дразняще пахнущими бочками? Несколько дней он ходил вокруг, примеряясь и изучая тару, представляя вкус того, что в ней содержится. Слаб человечишко! – воскликнул в сердцах трепач, стукнув ладонью по столу. – Слаб духом и, конечно, не устоял перед соблазном. Просверлил в дереве тонким сверлом дырочку, наструил литровую банку чего-то коричневого, попробовал, конечно, не наша водяра, но по мозгам шибает, как бы не зарулили подводники на чужой берег. В дырочку забил кляп и замазал подходящей по цвету замазкой. А зря – понадобилось ещё не раз, пока не нагрянула военная полиция, уж точно с подачи дружков, которым, естественно, похвастался и дал попробовать. Так вот и кончилась лафа сухопутному подводнику. Отсидел на губе месяц, а потом и вовсе, не разбираясь, вышвырнули как какого-то воришку далеко на сушу, лишив заслуженных за безупречную службу привилегий.
- Ну, и правильно! – отчеканила Роза кроваво-красными губами и подвинула торт к себе. – Надо было ботана упечь куда поглубже на несколько лет.
Лёня с мудрым сожалением посмотрел на неё, но встревать в ненужную прю не посчитал нужным.
- А если бы в тех бочках да была бы забугорная отрава от наших многочисленных заморских друзей? А он взял бы да выпил, на себе испытал, как наши отважные медики, и тем предотвратил гибель всего нашего подводного флота? Тогда бы он стал героем, не так ли? Себе вопреки. – Все молчали, не ожидавши такого финта. – Молчите? Вот вам и пример ненадёжной грани между преступлением и геройством, о чём хорошо рассказал наш, заметьте – наш гений Достоевский. Вы, конечно, читали? – спросил с ехидцей у Розалии.
Та, конечно, много слышала о знаменитом соотечественнике, видела случайные занудные фильмы, но никогда не читала, предпочитая французскую литературу в русском переводе, остановившись где-то на середине первого тома собрания сочинений Мопассана.
- Читала, конечно, но нельзя смешивать общую философию и конкретные деяния.
- Нельзя, - согласился Лёня, удовлетворившись явной интеллектуальной победой. – Вот мы с Иваном Ивановичем иногда, совсем редко, пьём водку во вред собственному здоровью и психологическому настроению близких. Так, Ваня? – Тот неопределённо пошатался на стуле, то ли соглашаясь, то ли не совсем. – Но, с другой стороны, тем самым, вместе с другими такими же, значительно поддерживаем государственный бюджет, из которого нам идут пенсии и всякие пособия, а я бы, не поскупившись, ввёл пособие для алкашей. Как тут быть, как трезво рассудить, где правда? – И опять ответом было гнетущее молчание.
- Всё должно быть в разумную меру, - попыталась сопротивляться Роза, вызвав снисходительную улыбку у Лёни.
- И у вас получается? – И опять все промолчали. – Пойду, однако, на рандеву. Иван?
Иван Иванович приподнялся и снова сел.
- Не могу: у нас гостья.
Лёня встал прямо, столбом, с неживыми глазами-лупенями.
- Не смею больше стеснять приятное общество своим неприятным присутствием. Зайду как-нибудь? – посмотрел убегающими глазами на хозяйку. Та предпочла промолчать, впрочем, как и в весь несуразный пьяный праздничный день, совсем не похожий на Ивановские. – Наше вам… с кисточкой, - и ушёл, передвигаясь, словно стеклянная бутылка с алкоголем под горлышко.
- Пошёл свариться с Варей, - предал друга Иван Иванович.
-2-
- Неприятный тип, - проводила его злыми глазами Роза. – Где работает-то?
- Говорит, что профессионал вольных профессий, - сообщил друг Ваня.
- То есть – нигде? Лодырь закоснелый. Как только жена терпит?
- Когда она его гонит на поиски работы, - продолжал предавать друга Иван Иванович, - он, чтобы не поддаться, придумал отвлекающие виртуальные упражнения: разнообразные прыжки в сторону и назад и бег на месте с разворотом спины вперёд. Всё преимущественно в режиме онлайн, хотя как это, и сам толком не знает. Однако утверждает, что помогает, успокаивает расшатанные в борьбе за свободу нервишки.
- Обычный пьяница-пройдоха, - навесила всё же свой ярлык лже-французская мадам. Такой если сядет на шею, не сгонишь, пока всю не высосет. Как пиявка. Вы его не пускали бы в квартиру, - остерегла опытная мастерица, поднаторевшая в своей мастерской в общении со всякими забулдыгами.
- Как же не пустить? – засомневалась чересчур вежливая хозяйка, - сосед ведь. И потом они дружат с Иваном.
Иван Иванович закачался недовольно.
- И ничего не дружат! – возразил решительно. – Время просто убиваю, слишком много его лишнего появилось на старости лет. А он липнет, не отцепишься.
Уставшая от не свойственных её натуре визитёров Мария Алексеевна зевнула, прикрыв рот ладонью.
- Какой-то день сегодня смурной при ясной погоде, - и предложила, словно придумала только что, а на самом деле, чтобы избавиться от последней засидевшейся: - А не смотаться ли нам, Ваня, на дачу, подышать свежим воздухом. Время ещё есть, может, и заночуем там. Деда я устрою на ночь. Как ты? – Ваня не возражал, ему очень не хотелось попасть на рандеву с мифическим подводником и очередной пьянкой. – Тогда – едем на вокзал, а там – на автобус.
- Могу подвезти, - предложила богатая гостья, - у меня – французский лимузин и выходной, который я сама себе устроила на день. И обратно привезу, если понадобится.
Мария Алексеевна заколебалась в нерешительности.
- А ничего, что ты под газом?
- Пустяки, - успокоила опытная водительница. – Я специально закамуфлировалась поярче, чтобы ошарашенные полицейские не приставали в случае чего. Проверено – срабатывает. Честно говоря, мне и самой хочется побывать на вашей знаменитой общественной даче, каких теперь практически не бывает. А времени у меня – больше бы и не надо. Ничего нет хуже, когда дни тянутся, не убывая, повторяясь один за другим, кое-как склеивая настоящее с прошлым и пуская липкую струю в будущее. Как было бы хорошо, если б они убегали стремительно, не задерживаясь, чтобы их постоянно не хватало.
На сборы Ивановым понадобились минуты, и вот они уже стоят около тесной французской букашки «Матисс Дэво» и с трудом, скорчившись и подталкивая друг друга, влезают внутрь, не представляя, как будут вылезать. В автобусе было бы, однако, удобнее, там можно и вздремнуть, не опасаясь, что тебя раздавят как мелкую тварь, а в этой душегубке, болтающейся из стороны в сторону, не то, что заснуть, усидеть прямо не удаётся. Приходится терпеть – не всякая дармовщина во благо. А тут ещё Роза завела занудную исповедь, развлекая пассажиров и бодря себя:
- Порой, - канючит, - лежишь ночью в темноте, сна – ни в одном глазу, и такая берёт
