Исповедь перед Концом Света. 1975. "Добротолюбие". Зов Духа. Коран. Молебный Камень. КПЗ. Театр Комедии.
1975
«Добротолюбие». Зов Духа.
Эта глава должна быть в преимущественной степни посвящена моему путешествию на Северный Урал, на реку Ивдель и на гору (хребет, плато) Молебный Камень, в места, связанные с трагической гибелью группы Игоря Дятлова в 1959 году, о которой я тогда ещё совершенно ничего не знал. И посвящена всему тому необыкновенному, и для меня священному, и полному высочайшего смысла, что со мною там произошло...
Здесь важен и весь контекст этого события, и каждая мельчайшая деталь. Если бы я смог передать хотя бы самое-самое главное!..
…
Я продолжал работать грузчиком на почте в ГПБ. Читать можно было — сколько угодно и почти всё что угодно; и я читал огромное количество духовной литературы. Но всё более становилось ясно, что надо куда-то идти дальше…
Подвижничество. Это то, что меня занимало тогда больше всего. Религия — это подвижничество. И только в подвижничестве — может открыться Истина…
Какая-то сила опять, как в детстве, влекла меня куда-то в дикие леса и горы...
Я ещё не читал Кастанеду, и очень мало знал о шаманизме…
Но потом многое из описаний самого первобытного шаманского опыта своим сходством с моим опытом поразило меня...
…
О «Добротолюбии», о том огромном впечатлении, которое оно на меня тогда произвело, я написал довольно много в «Исповеди перед инфарктом»...
Догматическое богословие меня тогда интересовало мало. Больше всего меня интересовала «духовная практика», типа йоги и других духовных упражнений во всех религиозных традициях.
Все пять толстых томов православного «Добротолюбия», выдержек из сочинений святых отцов, монахов, о духовном подвижничестве, усердно мною изученные и проконспектированные в нескольких толстых тетрадях, произвели на меня глубочайшее впечатление.
Свой открывшийся во мне «слёзный дар», и как я тогда, почти сразу и без усилий, бросил пить, курить, есть мясо, даже рыбу, это я всё описал ещё в 1985 году, в «Исповеди перед инфарктом».
Позднее я долго придерживался «кришнаитской» вегетарианской диеты... Мяса я совершенно не ем и сейчас...
Ялпинг-Ньер - Священная Гора
Мысль о поездке на Северный Урал созрела у меня ещё где-то зимой...
Я с детства страстно любил географию, любил долго и тщательно рассматривать разные атласы и карты. Сначала — абсолютно бескорыстно. Потом — стал искать по всему миру самые мало обитаемые уголки, на предмет того, нельзя ли там будет мне поселиться (позднее — нельзя ли нам будет туда сбежать с Игорёхой). И, конечно, более всего я искал такие места в России...
Какие-то места, даже какие-то конкретные точки, чем-то привлекали и притягивали меня с особенной силой. Такие места были отмечены мною на Дальнем Востоке, на Алтае, на Кольском полуострове... И одной из таких притягательных точек, обнаруженных мною в нашем домашнем «Атласе СССР» 1955 года, была для меня загадочная гора Ишерим на Северном Урале...
Я про неё в детстве ничего не мог узнать, кроме того, что высота её обозначена в 1027 метров, и расположена она в совершенно глухих местах, далеко от обозначенных населённых пунктов. Но притягивала меня к себе эта гора — с какой-то огромной и непонятной силой...
После «Добротолюбия» и другой подвижнической литературы во мне родилось самое настойчивое желание найти какую-нибудь подходящую гору в каком-нибудь максимально необитаемом районе (и желательно с пещерой) и уединиться там хотя бы на три-четыре недели, на время отпуска, чтобы полностью отрешиться от всего мирского и погрузиться в медитацию и молитву...
Я жаждал настоящего духовного Пробуждения и Откровения. Откровения Свыше. Чтобы мне было указано — как мне жить и действовать дальше. Ибо просто находиться «в миру» — мне было всё тяжелее и тяжелее...
Я чувствовал, что у меня есть какое-то Призвание. И я должен был понять — в чём оно заключается. Возможно, я должен был стать Пророком и Проповедником. Но это — может быть дано только Свыше. Я чувствовал, что у меня есть некая Миссия. Но я совершенно ещё не чувствовал себя к ней готовым...
И я очень надеялся и ожидал, что на некой дикой Горе (и, возможно, в пещере, как Магомету) мне будет открыта эта моя Миссия…
…
Я вспомнил, как ещё в детстве меня привлекала гора Ишерим. И теперь — она стала привлекать меня ещё больше. Больше, чем все прочие возможные варианты...
Я стал искать о ней информацию в Публичке. Выяснил, что на дореволюционных картах эта горная вершина (со всем окружающим горным массивом) обозначена как Ялпинг-Ньер, что на языке манси означает «Священная Гора». А русские старообрядцы звали её «Молебный Камень», для них она тоже была сакральным объектом...
Очень была нужна достаточно подробная карта. Но таковые тогда были у нас засекречены...
Весьма неожиданно в одном из букинистических магазинов я нашёл дореволюционную, довольно подробную карту Северного Урала, с чётко обозначенной речной сетью и с указанием мест золотых приисков. Карта была большая и громоздкая, и я через копирку срисовал на лист бумаги нужный мне район...
Я ещё совершенно не знал тогда, что немногим севернее моего Молебного Камня в 1959 году у Горы Мертвецов (Холатчахль) абсолютно загадочным и мистическим образом погибла печально знаменитая группа Дятлова из 9 человек, и что она должна была идти от горы Отортен на юг, на Молебный Камень (вершина Ойкачахль, «Старик-гора»), и что параллельная ей группа Блинова туда успешно дошла. И наши с обеими группами маршруты во многом до поразительности совпадали...
И я не знал тогда, что идти через посёлок Вижай, как шли Дятлов и Блинов, мне было бы гораздо удобнее. Но — Сила повела меня так, как повела…
…
Идти к своей Священной Горе я решил из городка Ивдель, за Уральским хребтом, вверх по течению реки Ивдель. Места там, определённо, были совершенно дикие...
За месяц или два до своего похода я видел яркий сон: три горных вершины, освещённые Солнцем…
Юра Андреев меня усиленно отговаривал. Он-то побывал в своё время на Лене, когда учился в институте водного транспорта...
Говорил мне:
«Ты не знаешь, что такое тайга! Там в неё на десять шагов едва зайдёшь, так бурелом — выше человеческого роста! Все мёртвые стволы — стоят и лежат наперекосяк, под всеми мыслимыми и немыслимыми углами! Обросшие и мхами, и Бог знает чем! И в гнилую труху эту — проваливаешься по пояс!..»
Долго отговаривал…
А потом вдруг сказал:
«А я чувствую — что ты действительно туда поедешь!..»
…
Однажды я приходил к нему в больницу, у него было худо с сердцем. Было лето, солнечный день, мы сидели в садике среди зелени, и он тоже пытался отговаривать меня от моей миссии проповедника, которую я собирался на себя взять…
А потом вдруг говорит:
«А ты знаешь — за тобой пойдут… В тебе что-то есть...»
Я это запомнил, Юра… Помяни тебя там Господь!..
Коран
У меня было дома, не помню уже откуда, данное на короткое время, западное карманное издание Библии на тончайшей бумаге. В небольшую записную книжку я переписал оттуда, тончайшим пёрышком и чёрной тушью, все четыре Евангелия. Этому Евангелию предстояло сопровождать меня на Урал...
В Публичке мною, к тому времени, была также переписана в общую тетрадь на 48 листов «Бхагавадгита» в переводе Бориса Смирнова, одна из любимейших мною книг, которую иногда называют Новым Заветом индуизма, и которую проповедуют наши кришнаиты (вайшнавы), в своём переводе...
И, уже незадолго до моей поездки на Урал, я стал очень тщательно переписывать, самым мелким почерком, в толстую общую тетрадь на 96 листов, с красивой изумрудно-зелёной обложкой с вертикальными разводами (как у мрамора), КОРАН, в дореволюционном переводе Гордия Саблукова...
Книга, как известно, большая, и я сначала хотел сделать лишь конспект; но почти всё казалось мне очень важным; и в результате я переписал примерно три четверти текста, пропуская лишь буквальные повторения и места чисто юридического характера...
Времени до моего отпуска было уже мало, и я, последние две или три недели, сидел за этой работой почти до самого закрытия библиотеки. И кончил переписывать свой Коран — буквально в последний день своей работы. Мой поезд уходил уже на следующее утро...
Вплотную работая над переписыванием Корана, я настолько им проникся, что краткие стихи (аяты) из него звучали во мне на протяжении всего моего путешествия к моей Горе...
Да, меня вели к ней стихи Корана, Дух Корана...
Тетрадка эта, мелко исписанная священными стихами Великой Книги полностью, вплоть до внутренней обложки, была мне очень дорога, и я очень часто её открывал, почти столь же часто, как и Библию... И уже во время моих последующих странствий бродячего проповедника, её как-то раз попросил у меня почитать один знакомый парень, татарин, никогда до того её не читавший. И, случилось так, что больше мне с этим парнем увидеться не довелось...
Молебный Камень
Отпуск у меня начинался с 10 августа. Вместе с отгулами у меня был месяц. На работу мне предстояло выйти 12 сентября, в понедельник...
Совершенно особую и судьбоносную роль в этом моём путешествии сыграло то обстоятельство, что документов я с собой не взял. Я знал, в какие места я еду, и какие у меня могут быть неприятности. Но брать с собою на Священную Гору — на встречу с Богом — «антихристовы бумаги» (как я их тогда интерпретировал, в духе наших старообрядцев, особенно бегунов) я не стал...
Доехал на поезде, в общем вагоне, до Свердловска. Там долго не задержался. Потом — до Серова. Там довольно долго пришлось ждать. Помню, ел там, купленную в привокзальном буфете, какую-то крупную выпечку на скамейке, в заброшенном сквере у памятника лётчику Серову... Потом — доехал до Ивделя…
(Так ехали и ребята Игоря Дятлова)
В Ивдель приехал около полуночи, или немногим раньше. Вышел в почти полной темноте. Народу очень мало, почти не видно. Не стал никого спрашивать о дороге, чтобы не нарваться на проверку документов. Сориентировался по компасу — и пошёл в сторону реки Ивдель...
Идти пришлось по очень грязной дороге и в полной темноте...
Сунул руку в карман своей брезентовой туристской куртки — нашупалась, полученная в буфетах на сдачу, многочисленная денежная мелочь...
Ступать с этим на Святой Путь?..
В рюкзаке лежали 25 рублей на обратную дорогу. Достаточно...
Собрал всю эту мелочь в горсть, обернулся, и — с размаху швырнул все эти мелкие деньги в дорожную грязь...
Кажется, сказал какую-то короткую молитву... Обернулся вновь, лицом к своей невидимой цели, и...
И — будто какая-то сила подхватила меня, и — понесла меня как на крыльях!..
В темноте ещё натыкался несколько раз на заборы, на какие-то препятствия... Но, наконец, вышел из черты небольшого таёжного города, и — подошёл к реке...
Река Ивдель...
Я ещё издали заслышал её шум... Передо мной был широкий плёс, река с шумом катилась по камням, и глубоких мест, вроде бы, заметно не было... Слабое ночное освещение со стороны городка бросало слабый отсвет на быструю воду...
Где-то далеко лаяли собаки...
Я, влекомый окрылившей меня силой, стал, в своих кедах и синих рабочих штанах, переходить реку вброд...
Шёл долго... Плёс был действительно широкий, и глубоких мест и ям на моём пути действительно не оказалось... Воды было максимум
