— немногим выше колена...
Когда я писал свой фантастический рассказ «Железная Стена», мои герои тоже переходили через подобную реку... И даже небольшая каменная грядка почти посередине реки — всё это было...
Оказавшись на северном берегу Ивделя, я пошёл вверх по течению, и поспешил как можно быстрее уйти подальше от всякого человеческого жилья...
Небольшая тропка вдоль берега была едва заметна... Берег был каменистый, высокий, идти было довольно трудно...
Уйдя достаточно далеко от городка, и пребывая почти в полной темноте, да ещё при сгущающемся тумане, я решил развести костёр и ждать утра...
Чем-то перекусил, и стал сушить свои штаны и кеды... Было чувствительно холодно... О сне, конечно, не могло быть речи...
Наконец, стало светать...
И вот тут — в предрассветных сумерках — мне предстала фантастическая картина! Из густого и плотного, как вата, бело-серого тумана показались, будто парящие в этой ватной субстанции, верхушки скал, украшенные пихтами и соснами... Это поразительно напоминало классические китайские и японские пейзажи тончайшей работы! Только вся картина — дышала холодом и дикой суровостью...
Я тронулся дальше...
Туман постепенно рассеялся — и я увидел высоченные отвесные скалы, окаймлявшие бурное течение реки с обоих берегов...
Конечно, я теперь, ровно 40 лет спустя, могу лишь в самых общих чертах описать весь мой тогдашний путь…
…
Едой моей была, в основном, гречневая каша из брикетов-концентратов, которую варил в круглом солдатском котелке, а при кратких перекусах — мелкие сухари, чёрные и белые... На ночлеге укрывался у своих длинных ночных костров своей солдатской шинелью, в которой пришёл из армии. Если ночью шёл слишком сильный дождь — приходилось сидеть у самого костра, скрючившись над самым огнём...
А мелкий, моросящий дождь во время всего моего пути — шёл почти не переставая... Солнце выглянуло ненадолго лишь один или два раза...
Чего было много — в преизобилии — так это ягод! Черника, голубика, брусника, малина, смородина чёрная, красная и белая, жимолость... Ел по пути — от души!.. Только старался не очень задерживаться за этим занятием...
Грибов было тоже полно. Подосиновики — огромные — местами буквально можно было косить косой!.. Я не любитель грибов. Лишь один раз попробовал их сварить — но кушанье получилось совершенно не вкусное, и я почти всё вылил...
Идти было всё тяжелее. Тропка вдоль скалистого берега всё чаще вообще исчезала, или уходила слишком в другую сторону от моего маршрута...
Скала
Однажды, на третий или четвёртый день моего пути, мне пришлось, уже в который раз, идти по воде, чтобы пройти мимо почти отвесных скал. Вода стала становиться всё глубже... Вот — она уже мне по пояс... Уже купается в воде мой большой абалаковский рюкзак... Возвращаться назад — слишком долго...
Я глянул вверх...
Кажется, в одном месте скала была не слишком крутой и позволяла на неё забраться...
Я стал карабкаться вверх по этой скале...
Долез, кажется, уже больше, чем до середины... Но — крутизна скалы в этом месте оказалась великовата... Рыхлый, желтоватый камень под моими ногами (кажется, сланец) стал предательски осыпаться, и я стал сползать вниз...
Ни руки, ни ноги не находили для себя никакой прочной опоры, всё сыпалось подо мной, и я вот-вот мог окончательно сорваться — и загреметь вниз...
А высота была уже не маленькая...
Мелькнула было мысль: избавиться от рюкзака. Но это означало — что моему походу конец. Придётся немедленно возвращаться...
Я не верил, что мой поход потерпит такую неудачу. И не верил, что могу погибнуть...
Рюкзак я не снял...
А из-под рук и ног — всё осыпается и едет... Я ещё каким-то чудом держусь на склоне, вжавшись всем животом, и всем телом, в скалу... Ищу глазами — хоть какую-то спасительную опору!..
Немногим выше себя — вижу небольшой, совершенно сухой куст малины (или шиповника, или похожего на них кустарника). Вижу тонкие, сухие, ломкие, плотным пучком растущие из скалы стебли, с огромными колючками, по сантиметру длиной... Аккуратно обхватываю этот ломкий пучок с острыми колючками левой рукой, забираю его весь осторожно в свою ладонь...
Осторожно — чтобы эти сухие стебли не поломались и не вырвались из рыхлого грунта. Боли я в этот момент не боялся...
И боли — я не почувствовал...
Я медленно и крепко сжал в своей ладони все эти острые иглы — и боли я не почувствовал...
Моё сползание чуть замедлилось...
Правой рукой я нашарил вблизи себя длинный и острый кусок жёлтой породы — и стал им вырубать в скале ступени...
Грунт поддавался моим усилиям... Удалось вырубить и выскоблить несколько приступок для рук и для ног...
Стал подниматься...
Наконец, наклон скалы стал уменьшаться, и — я смог взобраться на верхний край этого скалистого берега...
Посмотрите на Великого Безумца!
Очень долго я шёл через глухую тайгу — часто далеко отходя от реки к северу — но гор всё не видел...
Наконец, как-то уже к вечеру, когда уже начало темнеть, в наступающих сумерках я вдруг почувствовал, что земля под моими ногами — пошла вверх… Я почувствовал — ВЕРТИКАЛЬ!..
И опять, какая-то, уже знакомая мне, упорная сила понесла, потащила меня — сквозь лес, сквозь буреломы, сквозь всю тайгу — туда, вверх!.. К невидимой вершине этого, оказавшегося передо мной, поросшего лесом, хребта!..
И — уже было почти совсем темно — я, наконец, добрался до его гребня, едва-едва возвышавшегося, кое-где, над сплошной дремучей тайгой...
Надо было там ночевать...
Воды для каши не было — но можно было обойтись сухарями. А жажды там я никогда не испытывал... Возможно, благодаря великолепным сочным ягодам... И — холоду и дождю...
Эта ночь — была, наверное, самой фантастической в моей жизни…
…
Я к тому времени совершенно не спал уже около недели...
Шёл мелкий дождь... Я сидел на перевёрнутом котелке перед дымящим костром (кажется, у меня горел в костре можжевельник...), у небольшой, и лишь чуть-чуть наклонной ко мне, почти отвесной, скалы — и, засыпая, падал набок; но — тут же невольно просыпался, и успевал вовремя усидеть и удержаться от падения...
...А потом — в какой-то неуловимый момент — я вдруг увидел всё это, и самого себя, как бы со стороны. И тот, кто сидел перед костром, падая, и тут же вставая, в каком-то постоянном ритме, был — огромен, как великан: как великан — и по размерам, и по какой-то огромной и неведомой духовной силе, как какое-то сверх-человеческое существо...
Вокруг толпились какие-то крайне странные сущности, почти бесплотные, какие-то серые «духи»; и, обращаясь к ним, я (или «сверх-я»?..) торжественно возвещал:
«Посмотрите на Великого Безумца! Он падает — и снова встаёт! И снова падает — и снова встаёт!..»
И ещё что-то дальше...
«Великий Безумец» — это, конечно же, было у меня, в этом моём фантастическом «сне», благодаря чудесной китайской даосской книге «Чжуан-цзы»; там был мистический персонаж: «Возвышающийся Безумец»...
...А потом — я вдруг вернулся в своё сидящее на котелке перед костром тело, и в своё «обычное сознание», и — находясь ещё почти на самой грани этого необыкновенного трансового состояния — с огромнейшим изумлением (самоизумлением!) произнёс вслух:
«Так Великий Безумец — это я сам?!»...
…
Только много лет спустя, после чтения книг Кастанеды и другой литературы по шаманизму, я смог понять и оценить, насколько классическим был этот мой «шаманский опыт»...
Мне открылся, во мне самом, «Большой Человек»... Ярче и сильнее, чем когда-либо ещё в моей жизни...
Когда я окончательно пришёл в себя — я увидел, что мои штаны совершенно изодраны в клочья, до самых колен, так я рвался через весь бурелом наверх, к этому месту... Да и кеды были уже едва живы...
Вырезал из подкладки моей шинели два больших куска материи — и нашил себе огромные заплаты, выше колен — и до самого низу... Истлевшие шнурки в кедах заменил капроновым шнуром... Ушло у меня на это полдня...
Позже я нашёл у старой лесовозной трассы, на месте, где когда-то стояла техника, какую-то ветошь — и сделал из неё себе обмотки для ног, обязал их крест-накрест тем же капроновым шнуром...
…
Наткнулся на заброшенную узкоколейку, на высокой насыпи, прошёл по ней немного, пока это совпадало с моим маршрутом...
Иногда попадались заброшенные, и захламлённые ломаной древесиной, трассы на местах старых лесозаготовок. Шёл по ним, по возможности, пока мой компас не указывал, что надо уже искать другой путь...
Видел заброшенные лагеря, с вышками, с рядами колючей проволоки, с почерневшими столбами... Это была территория знаменитого ИвдельЛАГа...
Местность, постепенно, становилась всё более гористой...
Мансийская тропа
Эту свою «мансийскую тропу» я вспоминал много раз, и не один раз, в своих дневниковых записях, вскользь упоминал о ней, упоминал о том интереснейшем духовном опыте, что я получил благодаря ей...
Как-то, уже к вечеру, я вышел к большой, сильно заболоченной долине... Шёл по едва заметной тропе, очень похожей на охотничью, и вела она, немного петляя, прямо в сторону Ялпинг-Ньера... И я — по какому-то её особому характеру — был уверен, что это тропа местных манси (потом геологи мне это подтвердили)...
Шёл мелкий дождь... Уже сильно смеркалось, но никакого подходящего места для ночлега мне на пути не попадалось. И дождь усиливался. Я старался идти быстрее...
Тропа стала всё чаще пропадать у меня из виду. Я едва-едва различал её по очень небольшим примятостям среди больших моховых кочек. В какой-то момент я вдруг вообще перестал видеть её — и невольно был вынужден остановиться. Тропы передо мною не было — одни дикие кочки...
Мне стало страшновато...
Но та же сила, что властно влекла меня по этому пути, побуждала меня, не медля, идти дальше. И я — просто доверился этой силе. Я сделал несколько шагов вперёд — просто вперёд — и тропа вдруг снова обозначилась...
И так было много раз: я останавливаюсь — тропа исчезает; начинаю идти — тропа передо мной появляется... Будто я сам — самим своим движением — создаю эту тропу!.. Надо только полностью довериться и отдаться силе своего «внутреннего пути», своего «внутреннего компаса»...
Много позже я стал понимать, насколько это соответствует и самому первобытному шаманскому опыту, и самым новейшим трактовкам квантовой теории...
Наконец, почти совершенно стемнело. Надо было останавливаться, разводить огонь и ждать у костра рассвета... Под ногами у меня был чавкающий от обильной воды мох. Вокруг — низкий и редкий лес из совершенно мёртвых и абсолютно голых стволов, толщиной с руку, с такими же голыми сучьями...
Топливом я был обеспечен. Мне даже не понадобился мой топорик: стволы эти ломались об моё колено почти без особых усилий... Из нескольких толстых кусков я сделал себе сиденье на кочках (поместив под себя рюкзак), пару кусков положил под ноги, чтобы не утопали в воде, остальные пошли на костёр. На растопку наломал самых сухих сучьев. И всё своё топливо расположил поближе к костру, чтобы сушилось...
Горел мой мёртвый лес отлично, и утра я дождался, не замёрзнув, хотя заснуть, как и все эти дни, не смог ни на минуту (не считая «сна Великого Безумца»). Перекусил сухарями...
С рассветом пошёл дальше, и вскоре, без особых проблем, вышел из этого болота с
