мёртвым лесом в более возвышенную местность...
…
В праздник Преображения, 19 августа, набрёл к вечеру на маленькую, свежесрубленную, избушку, с двух-ярусными нарами и с железной печуркой. Неподалёку с гористого склона стекал по камням ручеёк чистейшей воды...
Думал согреться и выспаться. Разжёг печурку. Улёгся на верхние нары, под самую крышу из хвойных веток и рубероида, где было потеплее. Укрылся шинелью... Но едва закрыл глаза — как услышал странный треск и щелчки...
Смотрю: вокруг железной трубы от печки горит крыша, щёлкают и разбрасывают яркие угольки загоревшиеся сосновые ветви...
Как мне не хотелось шевелиться!.. Может, с полминуты я, как заворожённый, созерцал это огненное зрелище, пока тот же мощный внутренний голос, что повторял мне каждый день стихи из Корана, не произнёс во мне:
«Ты хочешь спокойно спать — когда крыша над тобою горит?»
Я с трудом потушил этот начинающийся пожар, но крышу поневоле пришлось разворотить. О тёплом и комфортном ночлеге пришлось забыть...
…
Где-то в это время произошла моя первая встреча с людьми. Шёл по довольно хорошей тропке через лес. Вдруг — обгоняют меня крепкие весёлые парни, в огромных резиновых бахилах и в шляпах с сетками от комаров...
Один говорит мне на ходу:
«Что так медленно идём!..»
Я был так поражён этой встречей, что не смог ничего и сказать, и ни о чём расспросить, разучившись и говорить за все эти дни моего совершенного одиночества среди дикой тайги...
Комаров, кстати, было довольно много, почти всё время, но я их как-то почти не замечал. Спасало, наверное, почти непрерывное движение, а на стоянках костёр...
Иду дальше...
Держусь небольшого водораздельного хребта, стараюсь использовать тропки и просеки. Ориентируюсь по компасу...
Вдруг — открывается внизу склон с обширной вырубкой... Спускаюсь с горы... Вижу — посёлок!.. Встречаю на этой вырубке мужика в ватнике.
Спрашиваю его:
«Что это за посёлок?».
Отвечает:
«Тохта...»
(Сейчас этот посёлок совершенно заброшен)
Это был первый посёлок на моём пути... И вторая встреча с людьми…
Посёлок был довольно оживлённый, было явно много «поселенцев», бывших зэков...
Стал расспрашивать в посёлке про путь к Молебному Камню. Сказали, что не очень далеко, за базой геологов, там покажут и расскажут...
В маленьком и не богатом продуктовом магазинчике купил немного круглого сахарного печенья...
Не хотел было покупать, казалось это сладким лакомством, не для подвижников. Только позже подумал, что это был символ Солнца и настоящее Причастие...
Гора. Моя молитва.
К базе геологов шёл по довольно широкой просеке — но страшно заваленной разным древесным ломом. Шёл с большим трудом, опираясь на посох...
Уже почти смеркалось...
И вот, за одним из поворотов, мне вдруг как-то разом и внезапно — открылся огромный, величественный, сумрачный горный массив с тремя возвышающимися вершинами!.. Почти как в моём сне!..
Наконец-то!.. О!..
И я вдруг — просто резко и громко разрыдался от этой столь долгожданной для меня картины!..
И — это настолько меня изумило в себе самом, эта моя столь бурная и неожиданная нервная реакция, — что я тут же невольно и прекратил это судорожное рыдание...
Прекратил — и так же громко и изумлённо сказал самому себе:
«Что это со мной?!.»
Вскоре показалась и база геологов: три или четыре дощатых барака на обширной вырубке...
На крыльце ближайшего барака стоял человек — и насмешливо глядел на меня, поджидая...
Когда я подошёл поближе — говорит, добродушно усмехаясь (как и те, кого я встретил на тропе):
«Что-то ты медленно идёшь!..»
Второй раз увидел и понял, что действительно еле ползу…
…
Геологи накормили меня, и предложили ложиться на любую свободную койку. Барак был просторный. Недалеко от входа жарко топилась большая железная печка на ножках... Лёг — и отрубился...
С базы геологов Молебный Камень был прекрасно виден. Две вершины рядом, а правая, самая небольшая, чуть поодаль... Левая, как мне рассказали мужики, это та самая гора Ишерим, что на языке манси значит «Хмурая Женщина», и её вершина всё время в тучах (действительно, вокруг неё постоянно клубились тучи). А центральная — самая высокая — это и есть Ялпинг-Ньер…
Впрочем, и с названиями, и с картами, всё время была путаница. Места были очень сложные. И засекреченные...
Утром я пошёл вверх по реке Вижай, как мне было объяснено одним молодым парнем, геологом, до 2-го или до 3-го ручья, а там надо было свернуть влево и идти вверх по ручью в сторону вершины...
Дошёл до этого ручья. Прошёл, поднимаясь, лес, прошёл полосу лесотундры, прошёл тундру...
Начались огромные каменистые пустоши из огромных каменных плит, поросших лишайником...
Постепенно поднялся на вершину…
…
Эту мою гору, эту мою голую, каменистую, плоскую, сумрачную вершину, насквозь продуваемую всеми холодными ветрами невообразимой силы, я запомню до конца моих дней…
Я стоял спиной к ветру, защищаемый от его сногосшибательной силы своим тяжёлым, намокшим от дождей, рюкзаком, а спереди — опирался обеими руками на свой посох...
Должно быть, я стоял лицом к Востоку, к Азии...
К Восходу Солнца...
И молился вслух...
Молился так, как хотел бы молиться и сейчас, и во всякий день...
Я говорил Богу о том, что лишь Он один ведает, зачем Он привёл меня на эту гору, и что мне должно здесь открыться. Был готов принять всё...
С горы мне открывались необъятные таёжные просторы, с возвышающимися кое-где над тайгой невысокими горными вершинами, с каменными пустошами неподалёку...
И — абсолютно никаких признаков человеческого жилья!.. На многие и многие километры...
...И едва я кончил свою молитву — как жуткий свистящий ветер нагнал прямо на мою вершину, прямо на меня самого — крутящиеся серые тучи, разрываемые в клочья мощнейшим воздушным потоком...
Это походило на каких-то драконов, разрываемых на множество мелких дракончиков... И это немного напоминало хищные пенистые гребни огромных волн на гравюрах Хокусая... И эти бешено крутящиеся драконы и дракончики — были как живые! И будто действительно — хотели передать мне какое-то странное Знание...
Только гораздо позже я смог понять — как эти самоповторяющиеся дракончики напоминают фракталы!..
Геологи говорили, что манси до сих пор молятся на этой вершине и приносят свои жертвы. И я действительно видел что-то похожее на жертвенник, и рога северного оленя неподалёку (что там делать, в этой горной пустыне, где растёт, кое-где, лишь лишайниковая плесень по камням, натуральному оленю?)…
Почти всё окружающее исчезло в этих завывающих, и почти сбивающих с ног, тучах-драконах...
Я стал спускаться с вершины...
Хотел найти какую-нибудь пещерку среди дикого нагромождения скал, чтобы укрыться от дикого ветра и перекусить. Нашёл не столько пещерку — сколько какую-то яму из огромных камней. Была она не слишком удобной, но от пронизывающего ветра защищала.
Я подложил под себя свой рюкзак, и съел своё круглое, жёлтое, сахарное печенье. Оно мне показалось необыкновенно вкусным! Я совершенно отвык от подобной пищи! Оно так и таяло во рту!..
Солнечное Причастие?..
Ну да, ну да, ну да!..
Благословение гор, рек, тайги, благословение зэков, благословение ГУЛАГа… Благословение чьих-то добрых рук, что пекли эти маленькие мучные кругляшки...
…
Я спустился ниже, до границы леса, соорудил себе небольшой полу-шалашик от дождя, перед ним разжёг большой, длинный костёр...
Там ещё прожил несколько дней...
Поднимался в зону лесотундры, собирал там в полиэтиленовый пакет огромную, сочную чернику, и отчасти голубику, которых там росло в немыслимом преизобилии: буквально — нельзя было ступить шагу, чтобы не раздавить ягод! И как кровавые следы — оставлял позади себя... Невольно жалко было!..
Потом варил гречневую кашу из концентрата — и бросал туда, под самый конец варки, несколько горстей этой крупной, как вишня, черники... Более вкусного кушанья, как мне тогда казалось, я ещё не ел никогда в жизни!.. И более благодатного Причастия у меня не было...
Время у меня ещё было... Ходил по кругу недалеко от своего большого костра, и уже думал о возвращении в Питер, в свою Публичную библиотеку, и о тех священных текстах, и прочих духовных книгах, какие мне ещё предстояло изучить, и какие мне так хотелось побыстрее прочесть!..
Своё Евангелие за всё время своего путешествия я так и не достал из рюкзака ни разу. Голова была настолько тупой и тяжёлой — что было абсолютно не до чтения вообще. Да ещё под почти непрерывным мелким дождём... Но слова Корана — продолжали во мне звучать...
«БОГ ЗНАЕТ, ЧТО ТВОРИТ!»
Пошёл снег... Конец августа!..
Я понял — это Знак. Пора уходить... Больше мне здесь делать нечего — ибо оставаться долее невозможно уже физически. Что хотел Бог тебе открыть — то открыл...
Вернулся, прежним путём, на базу геологов…
…
Парни говорили, что уже почти меня похоронили. Мог вполне и не вернуться, сколько случаев таких было (тогда мне явно намекнули на судьбу группы Дятлова)! Подозревали, что мог и умереть, и сгинуть, за промыванием золотишка (которое там водилось)...
Мужики без всяких претензий разрешили мне лечь на койку под солдатское одеяло во всей обуви и во всех моих обмотках, снимать которые у меня совершенно не было сил... Я отрубился так крепко в их хорошо натопленном бараке — как ещё никогда в жизни... Когда поутру проснулся — едва нашёл в себе силы не отрубиться тут же снова и встать...
Утром я вышел из барака — и один геолог вдруг мне говорит:
«Посмотри-ка на Молебный! Ох, он редко такой бывает! Красота какая! И снег — и Солнце!..»
Я глянул — мой Ялпинг-Ньер ослепительно и ярко сверкал на Солнце своей украшенной чистейшим свежим снегом вершиной!.. Аж захватило дух!..
И я всем существом в этот момент почувствовал — что это Сам Господь, Сам Всевышний, Сам Всеединый, пребывающий в этом Свете, приветствует меня, и поздравляет, и прощается со мною со Своей Горы, и — благословляет меня на весь мой дальнейший путь!..
Много лет позже, уже после многих моих шаманских штудий, я понял, что это приветствовал меня не только сокровенный Бог — меня непосредственно приветствовала, и прощалась со мной, сама Гора!.. Моя Шаманская Гора…
…
На завтрак поел у них на кухне какого-то супа с сыроватым хлебом...
С базы геологов добрался с попутчиками (мужиками-поселенцами) до Тохты. Где-то на полпути поджидали машину у какого-то костра, где пожилой и худой мужик, поселенец, угостил меня голубичным киселём с местным серым хлебом... Как я тогда был дико голоден!.. Я только тогда начал это чувствовать... Крикнули, что ждёт машина, я сорвался, и даже не успел его поблагодарить, о чём потом невольно как-то долго жалел...
В Тохте стал расспрашивать про наилучшую дорогу до Ивделя. Молодой офицер (видимо, из охраны) наказал молодому парнишке-кавказцу, водителю огромного лесовоза с грузом пиленого леса, довезти меня до посёлка Вижай, а там и до Полуночного, до железной дороги.
Парнишка оказался аварец, 17-и лет. И звали его — Магомет... Вот такой мне был знак!..
Магомет сказал мне, что устроился здесь работать, чтобы помогать старшему брату, который отбывал срок на поселении...
Ночевали у него, у брата, среди таких же
