УЙДЯ ИЗ ОЧЕРЕДИ

резиновыми грелками, понудили таскать с воли водяру. Само собой разумеется, что отказ в таком деле начисто исключался. Ну а ежели поймают с водкой — нашьют новый срок... Вот и крутился бедняк Семеныч, как уж на сковороде: обвяжется по голому телу грелками, главное, чтобы не булькало, и тащит... И ничего не поделаешь? Сам никак не мог понять, видно, Бог сжалился. Никто не стукнул, да и не шмонали сильно.
      О лагерной жизни Александра Семеновича можно много чего порассказать, только не благодатная это тема, да и жаль портить читателю настроение...
      Большого зачета Александру Семеновичу было не положено, так что отсидел он девять лет. Вышел своим ходом, без хрущевских амнистий. Реабилитировали его гораздо позже, в пятьдесят седьмом.
      Вернувшись домой, устроился Александр Семенович в небольшой заводик-артель по выпуску запчастей к автотракторной технике. В те годы знающих специалистов днем с огнем поискать, а Семеныч пришелся ко двору, через месяц провели его главным энергетиком.
      С электричеством работа не мед. Вспоминая те дни, он зачастую повторял: «Не было ни кусочка изоленты, проволочную скрутку приходилось обматывать тряпками...» Естественно, присутствовал страх пожара, малейшая искра и пиши пропало...
      Как-то осенним вечером сидит он дома, вдруг влетает сосед, весь взмыленный: «Санька! Твой завод горит!» У Александра Семеновича все оборвалось... Там долго разбираться не станут: «Кто главный энергетик? Только пришел с зоны — вражина! Снова, сука, за свое — вредитель!» И опять: «По тундре, по широкой дороге...» Как оголтелый, выбежал малый на улицу, взаправду, в стороне завода висел ржавый густой дым. Молодой он еще был, сильно не поизносился — инфаркта не произошло. Подбежал Семеныч к заводику, и камень с сердца упал — горел склад утильсырья на станции, пронесло на сей раз...
      Но все равно через полгода отчего-то не заладилось у Семеновича в тракторной артели. То обмоточный провод в бухтах снабженцы побьют, а энергетик отвечай. То накладные не сойдутся, а ведь Семеныч воровать ни-ни боится. То кожух у силового трансформатора по швам пойдет, то в нем же масло на лампады сольют... Начали к энергетику придираться. Не так уж чтобы и сильно, может, просто для порядку? Но, будучи «меченным», пока мать с отцом еще живы, надумал Александр Семенович уйти с артели подобру-поздорову.
      Подошел отпуск. Подвернулась платная путевка в прибалтийский дом отдыха. Чего уж там — Семеныч, холостой парень, взял и поехал...
      Неисповедимы пути господни... Александр Семенович повстречал свою любовь в Прибалтике. По судьбе вышло, что за пригожей девушкой ему пришлось ехать в Литву. Семеныч не любил распространяться о личных сердечных делах, считал то ниже мужского достоинства. Не годится и мне дофантазировать за Александра Семеновича подобающие для него любовные сцены. Одним словом, все сложилось как нужно, женился он на скромной русской девушке, медсестре из дома отдыха.
      А чуть раньше и с работой все утряслось — лучше некуда, она сама нашла его. В одном из местных заводиков вышел из строя крупный электродвигатель, стояли неделю... Молва про ту нужду не обошла и дом отдыха — такое время умельцев и в больших городах не хватало. Семеныч не артачился, взялся за дело, засучив рукава.
      Мотор немецкий, конечно, паспорта не было, клеммная коробка разбита. Местные навешали таких «соплей», диву даешься, как это двигатель совсем не сгорел? Первым делом Александр Семенович «прозвонил» электродвигатель, пытаясь понять, что к чему. Разобравшись, он набросал на листочке схему обмоток, проверил еще раз тестером и подсоединил концы... Настал решающий момент. Собралось недоверчивое начальство: русские в полувоенных френчах, литовцы в цивильных костюмах, работяги, те тоже — «сумлеваются», мол, вражий мотор не соизволит работать...
      Александр Семенович вдернул рубильник, двигатель натужно загудел и, плавно набирая обороты, закрутился. «Ура!» — закричали вокруг. Один лишь Семеныч знал по опыту — радоваться рано, не известно еще, как движок поведет себя под нагрузкой. Но тоже был доволен — двигатель живой! Пришлось наладчику прикрикнуть на тупоумных. Натянули ремни трансмиссий, подали ток. Мотор надрывно загудел и задергался, Семеныч мигом отключил сеть. Втайне он надеялся, что повезет с первого раза, но по закону подлости «метод тыка» не сработал.
      Пришлось опять перекоммутировать клеммник. Нашлись, которые возроптали:
      — Бесполезно, лучше вышвырнуть немецкое дерьмо на свалку!..
      — Я«ваам выброшшю»! — отрезал директор, — ты, «Семянавич», работай, работай, не слушай «лянтяев»! — наставлял он.
      — Должен пойти... — был короткий ответ.
      Дело мастера боится! Двигатель судорожно дернулся, заурчал, и поплыли широкие ленты трансмиссий, завертелись валы станков. Электромотор работал. Семеныч, сдерживая радость, колдовал у реостата, наконец вытер ветошью руки: «Ну, по-моему, нормально...»
      — Молодец! Качать его! — героя дня, русского парня, подхватили на руки.
      Потом директор повел его к себе, оживленные работяги тоже хотели всей оравой втиснуться в кабинет, но их выпроводили.
      — Спасибо, парень, тебе, выручил ты нас! Мы уж и не знали, что нам делать? — директор, парторг, главный инженер пожали запачканную «мазутой» руку Семеновича.
      — Слушай, Александр! Давай к нам энергетиком! Работы, правда, много, да ты смекалистый, справишься...
      — Давай, давай! — поддержали парторга директор и главный инженер.
      — Да я ведь после зоны, мне нельзя в Прибалтику? — пытался отговориться Александр Семенович.
      — Ничего, у нас можно! — успокоил парторг-орденоносец.
      — И «сямью» устроим, — дал обещание директор, — и «жиле» дадим!
      — Да нет у меня семьи, умерли все после войны...
      — Так женим, ты главное, не робей! — Хлопнул по плечу парторг.
      — Да я и не робею! — улыбнулся Семеныч.
     
      Так Александр Семенович оказался в Литве. Со временем обжился, освоился и с литовским языком и, кажется, забыл, что он тут иностранец. По правде сказать, служебная карьера Семеновичу не удалась, в большие люди не выбился. А даже наоборот, застал я Александра Семеновича в должности электромеханика на заводской машиносчетной станции, закрепленной за бухгалтерией.
      Жена Александра Семеновича — Валентина Гавриловна иногда заходила проведать муженька. Последние годы перед пенсией стал он частенько «поддавать», его пьянство, естественно, беспокоило супружницу. С первого взгляда могло показаться, что она держала мужа в ежовых рукавицах, на самом деле было не так. Жена никогда не ругала, не корила Семеновича, но то, что он явится домой выпивши, — крайне подавляло его. Он очень совестился Валентины, прилюдно казнил себя за безволие и слабость. Должно, они души не чаяли друг в друге. Но, повторю еще раз, не любил Александр Семенович выставлять своих чувств наружу.
      Я уже не работал на машиносчетной, уезжал за «синей птицей», когда умерла Валентина Гавриловна. Приехав на побывку, зашел проведать Семеновича и поначалу не нашел в нем особой перемены, правда, одет он был несколько пестро. Не зная об его утрате, я полез со своими новостями — Александр Семенович сам поведал мне о своем горе. Мы выпили... Семеныч выглядел сиротой, но не плакался, наверное, уже начал свыкаться со смертью супруги. Во всяком случае, встретив меня через год, он не обмолвился о своем одиночестве. И это не равнодушие, а деликатность, я то знаю — Семеныч сильно переживал.
      Его сына — летчика я видел всего раз. Он как-то, будучи в отпуске, забежал к отцу в разгар трудового дня. Здоровый такой, мускулистый парень лет двадцати семи. Наши гаврики сразу же раскололи военного на выпивку. Александр Семенович не возразил. Летчик оказался мужиком простым, не важничал, носа не задирал — он нам понравился.
      Как сейчас свежо воспоминание перед глазами... Ранним утром, часов в семь, я распахиваю дверь мастерской. Сбоку огромного стола (он и верстак, и письменный, и обеденный) на древнем скрипучем стуле с подлокотниками, сгорбившись, сидит Александр Семенович. Над его взлохмаченной головой в лихом развороте плеч реет Маяковский (журнальная картинка). Семенович курит свой любимый «Беломорканал». Помнится забава с ребятами: отыскивали на пачке папирос число «четырнадцать» и еще какой-то (уже не помню) загадочный символ. С другой стороны прикорнул проектировщик Василий Михайлович Востриков, он тоже курильщик, смолит жиденькие сигаретки с самодельным бумажным мундштуком. Эти обслюнявленные и засохшие мундштуки разложены по всем углам машиносчетной, Востриков не сносил сорить на пол.
      По обыкновению я заявлялся позже всех (ехал на автобусе с другого конца города). Чинно здороваюсь с коллегами, стреляю курнуть... если есть, закуриваю свои. И тут Александр Семенович, словно опомнившись, вскакивает со своего места и начинает собираться. Мы знаем — он направляется в соседний киоск к его открытию, за свежими газетами. Как ни странно, но Семенович обязательно отпрашивался у начальницы, хотя совершенно ее не боится, а в иных обстоятельствах и вовсе ни во что не ставит. Но, как говорится: порядок есть порядок. Пока его нет, мы тихо дремлем. Признаться, никому в голову не приходило вместо Семеныча сбегать за прессой, уважить старика. Александр Семенович по обыкновению предпочитал центральные издания: «Правду», «Известия», «... индустрию» — местных он не читал. Мы расхватываем пахнущие типографской краской газеты, первым делом читаем о событиях за рубежом, обсуждаем их. Не знаю, как остальные, но благодаря Семенычу я прошел своеобразные курсы политпросвета: знал немало иностранных государственных деятелей, разбирался в проводимых теми курсах, в общем, ориентировался в международной жизни. И слава Богу...
      Пора и честь знать, то бишь приступать к работе. Цепочкой, друг за дружкой, пускаемся мы в обход по машиносчетной станции. Естественно, Александр Семенович впереди, как в заправской клинике, — профессор и его ассистенты. Эту параллель можно и дальше продолжить, он спрашивает у медсестер-операторов состояние их подопечных больных — табуляторов, сортировок, перфораторов, суммировок. Если следовало нарекание, Семенович немедля устранял неисправность. Нас, молодых механиков, порой злило, какого черта он лезет, дефект несущественный, с ним любой справится... Оставаясь одни, мы так и поступали, но Семенович был щепетилен и педантичен. Когда не было замечаний, мы возвращались в свою избу-читальню — поговорить за жизнь. И были крайне раздражены, стоило какой-нибудь девчонке-оператору попросить о помощи: замяло карточку, заело клавишу. Такие пустяковые неполадки должны по негласным правилам устранять молодые, но если выходило, что посложней, тогда мы оглядывались на Семеновича. И его не нужно было понукать. Меня всегда удивляла его безотказность во всем: остаться сверхурочно — пожалуйста, перетаскать ящики с перфокартами — извольте, нужно то, нужно это — сделайте одолжение...
      И еще одна деталь. Наш кильдимчик — своеобразная кавказская мастерская в заводоуправлении. У кого где бы что ни сломалось — все