глухой пистолетный выстрел. С противоположной стороны повторилось то же самое. А потом все затихло Только «товарищ Сахар» негромко отдавал какие-то приказания.
«Неужели все закончилось, и я спасен!» – подумал при себя Александр Дмитриевич и открыл один глаз, оказавшийся замазанным чьей-то чужой кровью… Но нет: по краю канавы шли какие-то люди и подносили к телам зажженные спички:
– Моргнул, подлец! Мертвым прикинулся! Хотел нас перехитрить… Получи, собака! – одинокий выстрел прервал еще чью-то жизнь.
– А этот, смотри, ручками, ножками сучит. Совсем, как таракашка. Мы его как жучка и прихлопнем, – в живот очередной жертвы со всего размаха воткнулся штык. Тело судорожно забилось в конвульсиях. – Смотри, как смешно он трясется. Эх, в темноте плохо видно. Надо было фонарем подсветить.
«Молчать, не двигаться, ничем не выдавать, что живой», – Александр Дмитриевич мысленно повторял себе один и тот же приказ: «Ты умер, умер – замри»!
Красноармейцы прошли мимо него, так ничего и не заметив…
Через четверть часа затарахтели автомобили, раздалась команда:
– По коням!
Но еще долго Александр Дмитриевич неподвижно прислушивался к тишине… Наконец, он решил выбраться из-под груды тел. Он не верил своей удаче:
– Живой!
Он осмотрелся, пытаясь найти тех, кому тоже посчастливилось выжить… Нет, все мертвы!
Он поднялся и, пошатываясь, побрел в сторону леса.
Дорога домой
Юго-восточные пригороды Екатеринбурга, июнь, 1918 г.
Александр Дмитриевич плохо помнил, что было дальше, в сознании мелькали только смутные картинки: вспаханная земля, неглубокие ямы, заполненные водой (в некоторые из них он проваливался едва ли не пояс, а затем выбирался не без труда), какие-то деревья, выжженная поляна, далекий свист паровоза. Он совершенно не понимал, куда он шел, главное – подальше от этого страшного места…
Часа через два, когда раннее восходящее летнее солнце едва-едва осветило северо-восточный край неба, он вышел к странным постройкам, не похожим на жилые дома. Не размышляя, он забрался под крыльцо ближайшего из них и там затаился. Ощутив, наконец, относительную безопасность, он погрузился в глубокий, тяжкий сон…
Очнулся он ближе к вечеру и долго лежал, не шевелясь. Он пытался уловить каждый шорох, но ничего не выдавало присутствие людей. Осмелев, он повернулся на бок и через щелку стал осматривать место, в котором очутился.
На широкой поляне, заросшей высокой травой, стояло несколько неказистых строений: стены низенькие, бревенчатые, оконца маленькие, крыши покрыты замшелыми досками. В стороне – спуск к реке, дорожка к которому совсем не протоптана. Значит: место это давно необитаемо. На Урале немало таких охотничьих заимок, изредка посещаемых, да и то, преимущественно в зимнее время.
Пару дней назад Александр Дмитриевич огорчился бы тому, что оказался в безлюдном месте, где не было никого, кто бы мог оказать ему помощь, но теперь он был этому рад: жизнь быстро научила его опасаться чужих!
«Все хорошо», – он решил для себя с облегчением. – «Здесь-то я и отлежусь, а потом тихонько-тихонько проберусь домой, в усадьбу. Ходу тут – два, от силы три дня. Дай бог, все обойдется!».
Он выбрался на свет, осмотрел, ощупал себя… Выглядел он ужасно: одежда порвана, весь, с головы до ног покрыт грязью, волосы всклокочены, от него смердит нечистотами. В таком виде он мог бы привести в трепет обладателя даже самых крепких нервов.
Первым делом Александр Дмитриевич решил привести себя в порядок и отправился к реке. Оказалось, что это, скорее ручей: быстрая вода едва покрывала каменистое дно. Она взвихрялась вокруг больших обкатанных булыжников, вспыхивала крохотными радугами. Ширина – не более метра, а по обоим берегам сплошные россыпи окатышей. Помыться здесь вряд ли удастся. Он вволю напился и вернулся к избушкам. Возле одной из них имелась громадная бочка, вкопанная в землю до верхних ободьев. Клепки на ней рассохлись, но все еще продолжали служить – больше, чем наполовину емкость была заполнена водой, нагретой солнцем. Правда, там имелось изрядное количество мягкой зеленой плесени, но, если не привередничать, то в качестве ванной и постирочной ее можно было использовать вполне.
Александр Дмитриевич тщательно отмыл с себя грязь и ополоснул одежду, вывесив ее на соседние кусты. Стало зябко. Однако осознание того, что он вновь приобрел нормальный человеческий облик, очень бодрило.
Он вошел в тот домик, под крыльцом которого он спал совсем недавно. Дверь была не заперта, а закрыта на щеколду. Внутри, как и следовало ожидать, не имелось ничего ценного: широкая лавка у стены, на которой разложено какое-то тряпье, колченогий стол и одинокий корявый табурет поодаль. В углу, который вполне можно поименовать красным, виднелась широкая полочка, определенно божница, но там не имелось ни одной иконы. Однако, самое важное – Александр Дмитриевич, в этом не сомневался, должно было находиться за печкой: дрова, спички, соль и сухари (на Урале хозяева всегда оставляли такие подарки непрошеным гостям, которых беда могла привести в их дом). Его ожидания оправдались. Пусть и понемногу, но все самое необходимое оказалось на своем месте.
Можно было согреться и подкрепиться. И этой возможностью грешно не воспользоваться. Первую ночь своей новой жизни Александр Дмитриевич мог провести в относительном комфорте, чтобы, набравшись сил, утром отправиться в путь. Однако от продолжительного отдыха ему пришлось отказаться почти сразу. Сориентировавшись по заходящему солнцу, он понял, что должен идти на юго-запад, чтобы через пару часов выйти к Уктусу, небольшой деревеньке, лежащей на Челябинском тракте. Обойти стороной ее было нельзя, отворачивая в сторону, пришлось бы идти вокруг всего Нижне-Исетского пруда, а это – лишние полтора десятка верст! В его положении, когда приходилось во что бы то ни стало оставаться незамеченным, селение необходимо было пересечь в темноте. А значит – в путь следовало отправиться без промедлений.
В сумерках идти было сложно, но Александр Дмитриевич не сбился с пути и к наступлению ночи уже лежал за околицей. Переждав немного, он крадучись, огородами перебрался на другую сторону. Обошлось. Похоже, его никто не заметил.
Эти места ему были хорошо известны, и относительная темнота не являлась помехой. Он обогнул крутую горку, поднимавшуюся с левой стороны, и двинулся вдоль русла реки Патрушихи. По плотине, подпиравшей Елизаветинский пруд, он перешел на другую сторону и, пройдя по сухому ручью, отправился в сторону железной дороги. Буквально одним броском преодолев насыпь, а сразу за ней дорогу, ведущую в сторону Полевского завода, он решительно углубился в лес. Все!.. Дальше, почти до самого дома можно было пробираться тайгою, вовсе не рискуя наткнуться на людей.
Прошагав еще какое-то время и оказавшись в непролазной чащобе, он решил, наконец, остановиться, чтобы немного отдохнуть: привалился к стволу покосившегося дерева, пожевал сухарей, предусмотрительно захваченных из избушки, и стал дожидаться утра.
Измотанный долгим переходом и не отошедший от пережитого стресса, он глубоко задремал и очнулся только тогда, когда солнце уже показалось над горизонтом. Он проглотил остатки сухарей и, примерно определив нужное направление, отправился в путь. Конечно, если бы он был помоложе, то забрался на высокое дерево и попытался сориентироваться. Но теперь об этом не приходилось даже мечтать. Оставалось полагаться на удачу и стараться по мере возможности не отклоняться от первоначального маршрута.
Примерно через час Александр Дмитриевич наткнулся на заброшенную лесную дорогу, к несчастью, скоро растворившуюся в болоте. Еще одно испытание?! Не долго думая, он пошел напрямик, благо, что до очередной горки казалось совсем недалеко. Однако, этот отрезок пути ему дался не просто. Только через час он в изнеможении упал на сухую, устланную сосновыми иглами землю под огромной развесистой сосной.
Лежал он очень долго. Но надо было идти. И Александр Дмитриевич, превозмогая себя, отправился дальше. Ходьба ободрила. Дыхание окончательно выровнялось. Дорога шла в гору. И это хорошо – лес становился сухим и светлым, можно было ускорить шаг.
К вечеру ему удалось отмотать добрый десяток верст. За спиной осталась великолепная вершина горы Хрустальной, в лучах закатного солнца горевшая солнечным блеском над верхушками сосен – большая часть пути пройдена. До дома уже недалеко. Но, увы: опустилась ночь. Необходимо останавливаться на привал.
Эти места находились далеко от любого жилья. И поэтому костер можно было развести безо всякой боязни. Эту ночь Александр Дмитриевич провел в относительном комфорте. А утром, пройдя какие-нибудь пару сотен метров, он наткнулся на великолепную поляну земляники. Ягоды были крупными, переспевшими. Они отваливались от малейшего прикосновения. И оставалось только собирать их горстями и закидывать в рот. Эта возможность подкрепиться оказалась как нельзя более кстати. Голод явственно давал о себе знать. А, как известно, без еды в лесу человек скоро падает духом, чего сейчас никак нельзя было допустить... Примерно через четверть часа он уже глотал сладкую ягоду через силу, но желудок следовало набивать всем пригодным в пищу.
Приятная находка приободрила Александра Дмитриевича: значит все у него закончится благополучно. От предвкушения скорой встречи с семьей силы буквально удесятерились…
За очередной опушкой показалось обширнейшая равнина, густо заросшая невысокими кочками, покрытыми сухой белесой травой. Как хорошо – вот она, очередная удача! Александр Дмитриевич вбежал сюда. Но уже через несколько шагов понял, что судьба уготовила ему очередное испытание (хотя, что это значило в сравнении с ранее пережитым). Земля у него под ногами была твердая, не болотистая, лишь кое-где зияли темными провалами наполнившиеся водой ямки. Но идти по ней оказалось еще трудней, чем по болоту: очень уж густо были понатыканы кочки: никак не получалось нормального шага. Приходилось семенить, прыгать с кочки на кочку. Но, все равно он часто запинался и несколько раз падал.
Выбравшись из этого ада, Александр Дмитриевич – о чудо – почти сразу вышел на дорогу, на ту самую, на знакомую, которая вела к его дому! Она казалась совершенно пустынной. А снова сворачивать в чащобу не имелось уже никаких сил. От места расстрела теперь было очень далеко. И вряд ли кто-нибудь мог бы заподозрить неладное в бредущем по дороге одиноком путнике, каких можно встретить теперь немало.
Размеренный шаг, приятные мысли о доме окончательно притупили бдительность. И стук повозки, раздавшийся прямо за спиной, оказался абсолютно неожиданным. Александр Дмитриевич обернулся и обмер: на бричке, развалившись, сидели два здоровенных мужика в тельняшках и бескозырках с красными повязками на руках. Революционные матросы – от них можно ожидать любой подлости! И в обычном состоянии их следовало обходить стороной, а теперь они казались смертельной угрозой.
Александр Дмитриевич не совладал с собой и бросился в лес…
Бегущий человек сам по себе превращается в жертву, невольно провоцируя погоню. А эти матросы и вовсе оказались азартными охотниками.
