Распятая на звезде. Глава первая

когда убивать станет некого. Но большевистская государственная машина работает только на крови. Начнется бойня среди палачей – кто кого. Те, из комиссаров, кто сейчас находится на самом верху и надеется блаженствовать вечно, очень скоро разделят ту горькую судьбу, которую они уготовили собственным подданным. На вершине останется горсточка самых отъявленных негодяев, которые не остановятся ни перед чем… Но и они не вечны. Рано или поздно уйдут и они. Вот тогда наступит конец социализма. Физически он еще может существовать. Но он лишится души. Начнется деградация, застой, разрушение. Продлить существование этого строя могут только вливания новых порций крови, как внутри страны, так и за ее пределами.
– Да, с большевиками совершенно нельзя спорить: ты им аргумент, а они тебе пулю в живот.
– Такова логика любой революции, которая призывает разрушать весь предшествующий ей мир до основания. А лозунги, под которыми это осуществляется, не имеют никакого значения. Если коммунисты хотят разрушить все, то обещать они могут что угодно – в итоге у всех все равно останется одна пустота. Наивно ожидать, чтобы большевики стали бы публично говорить о своих истинных целях. Их немедленно подняли бы на вилы. Поэтому они и прячутся за красивыми, но совершенно невыполнимыми лозунгами о всеобщем счастье, о равенстве, о братстве: «Мир хижинам – война дворцам!», «От каждого по способности, каждому – по потребности!». И ни один революционер не намерен претворять их в жизнь. Он же революционер, а не идиот!
– Похоже, речь идет не только о нынешних революционерах, не только о большевиках, а обо всех революционерах вообще – сколько их не было раньше и сколько еще их не появится в будущем?
– У них у всех одна природа. Вспомните Робеспьера и Кромвеля, или наших Стеньку Разина с Пугачевым. Все они толковали о справедливости, о всеобщем благе, но хотели только власти, славы, денег. Так было, так есть, так будет всегда!
– Вот какую западню нам приготовила наша же интеллигенция. Они разглагольствовали о гуманизме, призывали подставить правую щеку после того, как тебя ударили по левой, и этим создавали режим наибольшего благоприятствования для революционеров. Нас приучили к терпимости, к тому, что ненавидит только слабый. Вот мы и не смогли дать отпор обезумевшим от собственной безнаказанности большевикам. Только успевали им щеки подставлять, вертеться под их непрерывными ударами. Им и утруждать себя не надо было – бей наотмашь, и получай удовольствие! Каждый из нас сидел в своей норке и трясся: авось, пронесет. А Россия между тем превратилась в гигантский корабль, в котором все разделились на палачей и жертв, дожидавшихся своей очереди на закланье. Ну, мы-то ладно, люди мирные, воевать не умеем, – и, обращаясь к Румше. – А вы, люди военные куда смотрели?
– Туда же смотрели, куда и вы! Нас, офицеров в Екатеринбурге имеется не больше полутора сотен. Все сидим по норкам, трясемся. Без хорошей организации что мы можем сделать? Даже самый сильный одиночка не может противостоять стае. Да и не стать нам такими же кровожадными, как большевики.
К примеру, когда красные решили вернуть себе Оренбург, из которого их выгнали казаки Дутова, то подогнали бронепоезда с установленными на них корабельными орудиями и пообещали сравнять город с землей. А в городе – женщины, дети, старики, такие же мирные люди, как вы, не умеющие или не желающие держать оружие. Что же их отдавать в жертву? Ушли казаки из города в степь…
А в восставшем Ярославле (события эти произошли совсем недавно, но до нас уже дошли слухи) из города никто не ушел – некуда было уходить. Так большевики окружили город и с самолетов забросали его бомбами. Это был первый случай, когда российский город оказался уничтоженным бомбардировкой. Жертв было столько, что трупы плыли по Волге и их никто не собирал… Такой же участи вы желаете Екатеринбургу?
– Но надо же что-то делать! Нас всех перестреляют поодиночке.
– Сейчас к городу движутся войска Войцеховского, которые, надеюсь, нас скоро освободят. Мы не сидим, сложа руки, готовимся их встретить, помочь им справиться с большевиками.
Кстати, Войцеховский большой молодец, талантливый стратег и очень решительный человек. Вы, наверняка, знаете – еще в конце мая он сверг большевистскую власть в Челябинске. Конечно, у него были свои люди – целый полк чехословаков, с которыми он воевал еще с германцами. Когда фронт распался, те через Сибирь отправились к себе на родину. Насмотрелись они на наши страдания, и командиру легко удалось подбить их на выступление. Однако оружия у них почти не было – единственная винтовка на десятерых. Красных же головорезов у местного совета имелось во много раз больше, и вооружены они были до зубов. Уверенные в своей неуязвимости и привыкшие к безнаказанности в, казалось бы, уже окончательно покоренном городе, они совсем утратили бдительность.
Как-то ранним утром 250 бойцов, руководимые Войцеховским, внезапно атаковали Красные казармы, в которых засело более 3000 красноармейцев. В это время большевики в своем логове безмятежно спали, ведь накануне они всласть ели, пили, беспутствовали на глазах у всего города – обессилили от этого, видно! Взяли их тепленькими, безо всякого сопротивления. Во время случайной перестрелки двое из них были убиты, а четверо – ранены. Среди нападавших потерь не было. Зато какими богатыми оказались трофеи: 15 тысяч винтовок, 20 орудий, 5 пулеметов, броневики, грузовые автомобили… С таким арсеналом можно было воевать! За прошедшее время они освободили все города, лежащие по железной дороге от Самары до Дальнего Востока. И теперь движутся к нам!





Первые сражения


Нязепетровск,
130 км юго-западнее Екатеринбурга, июль, 1918 г.


Из воспоминаний красноармейца В. С. Шляпенкова :

Числа 14-16 июня пришлось выдержать сильный бой по всему фронту, и нас сбили. Мы отступили на ст. Уржумка, где хорошо укрепились, сделали окопы небольшие, чтобы только можно голову спасти от шальной пули. Но и тут нам долго не пришлось стоять. Вторым наступлением чехи нас совершенно разбили. Все отряды перемешались, неприятель совершенно хотел нас взять в кольцо, но просчитался и наши эшелоны отступали на станцию… А вот отряды правого и левого фланга отступали почти кто как мог. Я был в это время на левом фланге. И тов. Гусева М. подбадривала тогда унывающих красногвардейцев своим женским героизмом. Она внушала бодрость и радость в нашу победу всевозможными шутками и прибаутками.
А под вечер наша армия уже была на ст. Златоуст. Только привели части в порядок (правда некоторых товарищей не оказалось) только хотели подкрепится, как неприятель стал бить по нам шрапнельным огнем. Поэтому не чиго не остовалось, как только отступать дальше…
Боев в Нязепетровске мы приняли три. Два первых натиска чехов мы отбили геройски, правда потери у нас были – в братской могиле после боя похоронила 82 человека,.. Но третий натиск сдержать не смогли, так как неприятель невероятно рассвирепел, стал наступать по всему фронту.
Правый фланг, где у нас находились две роты мадьяр несколько раз отбивал штыковую атаку чехов. А на левый фланг казаки пошли обходом. Посредине фронта броневик ихний засыпал пулеметным огнем наши окопы. Их батареи две били по нашему фронту и тылу, по тому месту, где стоял наш штаб и запасные части, беглым шрапнельным огнем… И в конце концов мы не выдержали.


Пулеметная очередь… Несколько одиночных выстрелов… Предсмертный крик где-то справа… Грохот разрывающегося снаряда. Брызги вздыбленной земли… Ползти, ползти вперед. Военспец учил, что зад поднимать нельзя. Чтобы двигаться быстрее, надо развести пошире колени и подтягивать их к поясу. А теперь – перевалиться из стороны в сторону. Хорошо! Черт, локоть задрался – осторожней! Винтовка мешает. Надо ее сбросить… Вот так!
Еще один взрыв. И новая пулеметная очередь. Пули цвиркнули где-то рядом. Но руки, ноги целы – живой!.. Ползти, ползти вперед. Еще немного – и можно скатиться в овраг. А дальше – бежать, бежать, сколько хватит сил. Надо скорее выбраться из этого кошмара…
Молоденький паренек в кожаной тужурке, поверху перевитый крест накрест пустыми пулеметными лентами, добрался до спасительной расселины. Можно перевести дух, осмотреться и постараться сообразить, что делать дальше.
А ведь еще вчера все было так хорошо. Выгрузились из вагонов. Получили оружие и выдвинулись к реке, готовясь там занять оборону. Юный комиссар был тогда невероятно горд тем, что его поставили командиром над десятком заводских мужиков, большинство из которых было старше него едва ли не вдвое. Его переполняло осознание собственной важности. Он шагал гордо, явно любуясь собой…
А спустя час на противоположном берегу показался белогвардейский разъезд. Конники случайно выскочили под выстрелы, а когда поняли, что нарвались на засаду, тут же повернули и ускакали восвояси. Первый бой выигран!
К ночи расставили патрули и легли спать…
А утром белые отряды Войцеховского подогнали бронепоезд и ударили из орудий. Спасения не было! Перепуганные красноармейцы бросились врассыпную. Вдогонку им застучали пулеметы. В соседних окопах еще держались – пытались отстреливаться. Но надолго ли их хватит?!
Бежать, бежать, как можно скорее… Долой пулеметные ленты – такое украшение теперь кажется совсем неуместным. Поскорее избавиться и от кожаной куртки. Наши, поди, уже все перебиты. А никто из чужих в лицо узнать не сможет… Вот так! Какой я теперь комиссар? Просто парень, случайно оказавшийся в этой мясорубке. Даже если белые схватят, то, может быть, отпустят, не расстреляют.
А звуки скоротечного боя за спиной уже стихли. Лишь из-за леса доносилась ожесточенная канонада…



Из воспоминаний красноармейца В. С. Шляпенкова :

А бой шел сильно за заводом, только земля дрожала. Очень досадно было, когда отстали от армии. Я только с себя скинул вещевой мешок и шинель, как разорвалась шрапнель сажен на 15-20 от меня. Ранили мне еще бедро левой ноги и правой ниже колена. Тут то я и остался.
Я сразу ослаб, потому что изошел кровью, обессилел. У меня отнялась нога Далеко от меня лежал убитый Илья Буровцев и еще два товарища. Я уполз на брюхе в кусты. Совершенно обессилел, изошел кровью, напился зеленой воды в калужине, только поднял голову, смотрю – передо мной цепь чехов саженях в 10. Я стою на коленях, руки поднял к верху,.. прошу: "Братцы, спасите".
Цепь пошла дальше, двое остались со мной. Один прикладом поддел мне под ремень за бок и поднял меня на ноги, спросил: "Где оружие?" Я ответил: "Бросил". Они улыбнулись, спросили: "Русский или мадьяр?" Я ответил: "Русский". Спросили, где наша армия и сколько ее. Я ответил: "Не знаю". Тогда один начинает работать затвором, я взглянул на них, что меня сейчас расстреляют, а тут получилось наоборот. Второй вынимает бинт, все сняли с моих ран, так как я сам перевязал себе бельем, раны перевязали мне, дали два куска сахору пиленого, предложили есть и шагать вперед. Шагать я не мог – обессилил и обе ноги разбиты и распухли. Взяли меня под руки, вывели на дорогу – это примерно саженей 25.
Только что я сел у леса, еще пленных ребят ведут 4 человек, двое из них