5.
Разумеется, такой наш махровый материализм угрожает не понравиться любителям метафизики. Поэтому поспешим сообщить этим любителям острых ощущений, что метафизика «ничто» и «ужаса» вполне может быть замещена «метафизикой творчества». Ведь среди «креативных принципов» наличествует «принцип таинства». Торжество этого принципа запросто можно наблюдать в поэзии, где, как известно, «словам тесно, просторно мыслям». Интересно, что к похожему выводу приходит и сам Хайдеггер.
Помнится, ослепленный Одиссеем, циклоп пытается найти хитроумного путешественника, ощупывая своих овец. Так и наш философ. Не зря Хайдеггер называет человека «пастухом бытия». Он подозревает, что тайну всех проявлений «сущего» следует искать в самом «сущем». И это понятно. Ведь, если «бытие тождественно ничто», то остается исследовать само это «сущее».
Конечно, отыскивать в «сущем» нечто помимо «сущего» — дело непростое. Возможно, поэтому язык Хайдеггера еще более усложняется. Зато начинаешь понимать, почему Хайдеггер называет язык «домом бытия». Как известно, языком пользуется мышление, которое обязано своим происхождением страхам и сомнениям, то есть, тому самому «ничто, которое ничтожит». Ну, а какой хозяин, таков и дом.
Было бы странно, если бы Хайдеггер с его работоспособностью (100 томов!) не обнаружил искомое. Во всяком случае, мы бы об этом не узнали. Но он обнаружил и обозначил это словом «Дазайн».
Только ради всех святых не спрашивайте о значении этого слова у какого-нибудь философа. Иначе вы рискуете получить вывих мозга.
Например, из лекций Дугина самое простое о «Дазайне» мы можем услышать следующее: «Дазайн» — это не субъект и не объект, и уж тем более не Бог. Это не предпосылка и не постулат, и не антологическое рассуждение. Он не есть реальность, не есть Эго, не есть дух, не есть материя, не есть человек. Дазайн фундаментально отказывается называться «Я», и фундаментально отказывается называться «Мир», отказывается, вообще, с чем бы то ни было совпадать. «Дазайн» есть в мире, но мир – есть следствие «дазайна». Дазайн – есть некий факт существования наличиствующего и факт шевелящегося бытия. Сам Хайдеггер считает, что сущностью «дазайна» является «озабоченность».
Как вам такое? Впрочем, для тех, кто не понимает, что такое Дазайн, Хайдеггер дает подсказку: «Дазайн можно понять только через Дазайн».
Думается, как раз поэтому существуют трудности перевода самого слова Дайзайн на русский язык. Дословно с немецкого оно означает «существование», «бытие». Но даже на немецком языке «Дазайн» получает множество вариантов понимания. Среди удачных переводов встречается «Там-бытие», «Тут-бытие», «Присутствие» «Житие-бытие", "Житие", "Бытность", "Бытование", «Экзистенция» и т.д. На тему правильного понимания того, что имел в виду Хайдеггер, пишутся целые научные труды. Отсюда понятно предпочтение специалистов философии оставить все как есть, просто «Дазайн». Мол, значение слова не имеет решающего значения, когда его смысл не ясен, или слишком обширен.
Разумеется, я отдаю себе отчет в том, что тайнопись автора не случайна, что он хотел сказать нечто большее. И я вовсе не препятствую любителям путешествовать в лабиринтах мысли, а также тем, кому нравится стоять на пороге открытия чего-то сокровенного, неизъяснимого и глубинного.
Однако мы взялись рассматривать творчество философа сквозь призму «креативной философии», что предполагает глядеть на вещи с наивной простотой. Поэтому нам, чтобы разгадать значение столь таинственного слова, достаточно его перевода профессором Дугиным. Помните, известную фразу древних мудрецов: «Умному достаточно».
Так вот, Дугин считает, что «Дазайн» следует понимать главным образом как «вот бытие». Не «здесь», не «там», а «вот бытие». Но что же еще может представлять собой «вот-бытие» в виде «факта шевелящегося бытия», как не «акт творчества»?
В фокусе такого «вот-творчества», пожалуй, соединяются и творчество Вселенной, и творчество самого «сущего», влияющего на окружающую среду и творчество разума субъекта, который, как известно, склонен все понимать по-своему. Как видите, такой наблюдаемый акт творчества, действительно, устроен достаточно сложно.
5.
Между тем, любопытно, почему Хайдеггер не называет этот свой «Дазайн» просто «Творчеством»? Нет, я не против. Так, конечно, интереснее. Однако, дело-то серьезное. Все ж речь идет об истине. Быть может, он вводит новое слово как раз для солидности, исходя из претензии на научность, академичность, фундаментальность?
Но, как известно, философы не сильно приветствуют трюки с новыми терминами. За такие дела они запросто могут воспользоваться бритвой Оккама. Притом, наверняка Хайдеггеру были знакомы такие не менее загадочные слова как «дух» «нус», «эфир», «электро», «эрго». Они хорошо себя зарекомендовали в философии, обозначая нечто непонятное, что, по мнению Канта, может содержать «вещь в себе». Впрочем, для открытия чего-то совершенно нового и революционного эти старые понятия вряд ли пригодны. К тому же неизвестно, как они поведут себя за пределами «сущего», где Хайдеггер помещал «ничто».
С другой стороны, обозначь Хайдеггер «творчество» его собственным именем, как тут же появятся вопросы по поводу субъекта творчества. Мол, откуда оно взялось? Кто его автор? Ведь должен быть субъект, который занимается этим творчеством. Немедленно встал бы вопрос о Боге. А Хайдеггер как раз поддерживал Ницше в убеждении, что «Бог умер». Это, между прочим, и позволило Хайдеггеру напустить на место «святого духа» свое «ничто».
Вдобавок, по поводу творчества могут возникнуть разногласия, ненужные споры, где любой искусствовед способен переспорить философа. Но самое главное, могут появиться претенденты на право открытия. Например, болгарский философ П. Берон, живший в Х1Х веке, прямо говорил о творческой силе Вселенной, определяющей «бытие сущего».
Зато со слова «Дазайн» взятки гладки. Тут возражения оппонента могут свидетельствовать о его некомпетентности, а то и просто о слабоумии. Причем, говоря о «Дазайне» вместо «творчества», автор термина может позволить себе ошибаться или даже сморозить какую-нибудь чушь. Все равно никто не заметит.
Словом, понять автора загадки мы можем. Куда непонятнее поведение толкователей философии Хайдеггера. Никто из них, по крайней мере, из тех, кто мне известен, почему-то не называет «Дазайн» просто «Творчеством». Это напоминает нам гробовое молчание ассистентов Копперфильда о секретах его фокусов. Что это, заговор философов, или они на самом деле не видят очевидного, подобно гоголевской панночке и ее компании чудовищ, выискивающих в церкви Хому Брута?
В общем, следует признать, что Хайдеггер, действительно крупный гений, раз все так здорово рассчитал и устроил. Что же касается нашей роли в проникновении за границы мистического круга, скрывающего истинный смысл слова «Дазайн», то она, пожалуй, более наглядна в знаменитой сцене Гоголя:
«… — Подымите мне веки: не вижу! — сказал подземным голосом Вий — и все сонмище кинулось подымать ему веки.
«Не гляди!» — шепнул какой-то внутренний голос философу.
Не вытерпел он и глянул.
— Вот он! — закричал Вий и уставил на него железный палец.
И все, сколько ни было, кинулось на философа…»
Впрочем, мы категорически против такого финала, чтобы, как в первоисточнике, наш философ «Бездыханный грянулся он на землю, и так навеки и осталась церковь с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами…». Поэтому продолжим.
6.
Введя в оборот слово «Дазайн» Хайдеггер начинает развивать интригу. Он берется пояснять свойства этого «Дазайна». Он, например, говорит: «Дазайн» отморожен от того, чего нет». И вот, опять. Скажи он, что «творчество» невозможно там, где ничего нет», все бы только подивились такому ничтожному открытию.
Или вот, он поясняет: «Дазайн» есть в мире, но мир – есть следствие «Дазайна». Если в эту фразу подставить вместо «Дазайн» «Творчество», то всякое глубокомыслие тотчас обмелеет до мелкого трюизма. Конечно, вначале мир должен быть сотворен, и только потом в нем может появиться творчество.
В другом месте Хайдеггер утверждает, будто «Дазайн» всегда «падает». Для уразумения этого тезиса попробуйте поставить палку вертикально. Обычно она падает. Так и творчество не терпит равновесия.
Образ падения «Дазайна» несколько поясняет замечание Хайдеггера о том, что «Дазайн» «заброшен в этот мир». Естественно, что «заброшенное», по идее, должно «падать». В этом случае правомерно решить, что «Дазайн» падает в «ничто». Например, в нашу «воронку небытия». Ведь и в самом деле творческий акт, отработав свою программу, куда-то девается. В связи с этим как-то понятнее и наблюдение Хайдеггера того факта, что «Дазайна» пугает встреча с «Ужасом ничто», и как раз эта перспектива поглощения Ужасом придает «Дазайну» силы. Тут мы, отчасти, согласны. Угроза жизни, как впрочем, и мелкие неприятности, часто мобилизует творческие способности разума.
«Дазайн» настраивает», — утверждает Хайдеггер. Ну, да, действительно. Наше настроение меняется, например, в зависимости от просмотра какого-нибудь фильма. Да и любой организм, по нашему, мнению, настраивается посредством творческой энергии. Иначе бы сложные организмы не могли существовать. Не могла бы существовать и сама Вселенная, не будь ее гармония настроена творческой энергией эфира.
Вполне постижимо и замечание Хайдеггера о том, что Дазайн «открывает» нам «пространство» для понимания и способствует этому «пониманию». И в самом деле, для понимания действительности без творчества никак не обойтись. Дело даже не в том, что мы получаем представление о мире в виде различных сигналов, которые мы творчески преобразуем в картину мира. Но, даже имея такую картину перед глазами, мы вынуждены сопоставлять ее образы с уже известными нам образцами и даже с некими идеалами. Мы прибегаем к ассоциациям и иллюзиям, мы способны открывать в этом мире странности и разгадывать в нем сокровенное.
[justify] Важной характеристикой Дазайна
Какая русская философия... Русская философия - это беллетристика.