Неужели удастся разгромить это осиное гнездо? Даже не верится. Одних повесишь, и вот уже налетает целый рой других. А еще эсеры, максималисты, социал-демократы, польские социалисты… Трещит наша матушка-Россия по швам, трещит.
ГЛАВА 4
В сентябре по Екатеринославу поползли слухи о новых крупных «эксах» и терактах. Всеведущий Ковчан сообщил Николаю Даниленко, что в городе опять появились анархисты: старые и новые, приехавшие из-за границы.
Николай с подозрением смотрел на Лизу, связана она или нет со своими бывшими друзьями. Вместе с тем они настолько привыкли доверять друг другу, что трудно было представить, чтобы она втайне от него чем-то занималась. Сам он еще раз попросил Диму отстранить его от всякой партийной работы, так как у него предстоял трудный учебный год с преддипломной практикой и государственными экзаменами. «Пойми, я ни от чего не отказываюсь, – говорил он обескураженному другу, – прошу только временный перерыв».
Дима все-таки пришел к ним однажды с виноватым лицом, и Лиза, улучив момент, сказала ему, чтобы он оставил Николая в покое:
– Ты не понимаешь, что он целый день работает и еще учится, хочешь, чтобы он совсем загнулся?
– Хорошо, – покорно согласился Дима. – Вот решим только один вопрос, и я больше не буду ни о чем его просить, даю слово.
– А мне ты можешь сказать, что за дело?
– Могу. Возмутительный факт – Философов (министр образования) допустил к выпускным экзаменам Тарасова, исключенного полтора года назад по требованию студентов и преподавателей из училища за участие в еврейском погроме. Все это время Тарасов добивался в высших инстанциях «справедливости» и добился своего.
– Быстро же в Петербурге забыли о погромах. Будет митинг?
– Общее собрание. Ребята примут коллективное обращение к ректору, Макарову и Философову.
– Вы не дадите Коле окончить училище. Что-нибудь обязательно произойдет.
– Уверяю тебя, Лиза, будет обычное студенческое собрание. Я хочу, чтобы Коля сейчас быстро набросал текст обращения и зачитал его на собрании.
– Тебе надо срочно искать ему замену, мы все равно скоро уедем в Петербург, я там буду учиться в консерватории.
Сама она всячески помогала Николаю, ходила в городскую библиотеку, делала выписки из книг и журналов, даже взялась со словарем переводить с английского две нужные ему статьи. «Ты мой ангел-спаситель, – говорил ей Николай, – не представляешь, как меня выручила». Среда теперь у него тоже была занята – в этот день он ездил на Брянский завод собирать материал для дипломной работы.
Григорий Аронович через Лизу настаивал, чтобы он оставил свое учительство и брал у него деньги.
– Мы теперь одна семья, – говорил он дочери, – какие могут быть между нами церемонии.
Николай не хотел об этом слышать.
– Ну, и глупо, – возмущалась Лиза, – папа тебя уважает и предлагает свою помощь от чистого сердца. Возьми деньги хотя бы для своих родителей и Сергея.
– Я не собираюсь ни от кого зависеть, а от твоих родителей тем более, хотя я очень ценю их отношение к нам. Пойми, Григорий Аронович меня уважает потому, что я много работаю и тем самым похож на него, а если бы я филонил и мы с тобой сели к нему на шею, он бы первый меня осудил.
– Папа тебя жалеет, ты учишься, тебе тяжело.
– Лиза, мы с тобой никогда ни от кого не должны зависеть, пойми это, наконец, и больше не будем говорить на эту тему.
– А я бы от твоих родителей взяла деньги. Почему не взять, если они нас любят и делают это от чистого сердца? – упрямо повторила она с высоты своей женской логики. И вдруг опять завелась, почему он не знакомит ее с ними, может быть, стесняется чего-то.
– Лизонька, не тереби душу. Мы уже год вытерпели, осталось совсем немного.
– Прости меня, но я не понимала и не понимаю причин, почему ты нас не знакомишь. Твои доводы об обязательствах перед отцом мне кажутся неубедительными.
Лицо ее стало чужим, глаза гневно засверкали, губы скривились. Он не собирался с ней ссориться, нет. Перед уходом из дома, как ни в чем не бывало, поцеловал ее и сказал, что будет очень скучать. Зато она весь день на него дулась, ближе к 10 ча-сам разогрела ему ужин – голубцы от «Зинаиды и К», завернула сковородку в газеты, чтобы они не остыли, и легла спать, не дожидаясь, пока он вернется из своей Чечелевки. А он пришел очень поздно: кукушки в кухне вскоре прокричали двенадцать раз.
Она слышала, как он тихо разделся в прихожей, вошел в комнату, поставил на стол банку с большим букетом цветов – он всегда из поселка привозил то гладиолусы, то георгины, то астры, подошел к письменному столу, взял книги и ушел на кухню заниматься. Ей стало его жаль. Она накинула пеньюар, тихо подошла к нему сзади, обняла его за плечи. Он посадил ее на колени и стал по очереди целовать ее глаза и губы – так, по его словам, у него проходила усталость.
– Ты почему не ешь? Ужин еще горячий.
– Без тебя не хочется, а если посидишь со мной, то поем.
Она развернула газеты, опять разогрела голубцы и села рядом с ним, прижавшись к его плечу.
– Неужели ты еще будешь заниматься?
– Немного. Завтра надо показать моему научному руководителю план дипломной работы. У меня в голове все готово, быстро напишу, а ты иди, спи.
– Может быть, утром встанешь пораньше?
– Утром я и так хотел встать в 5 часов, надо еще срочно сдать курсовую. – Он посмотрел на ее поскучневшее лицо. – Ну, ладно уговорила, идем спать. Ты видела, какой я тебе букет купил? Завтра годовщина нашей совместной жизни.
– Как же я могла забыть? – сказала Лиза упавшим голосом. – Какой ты молодец, что вспомнил!
– Я все помню, как будто это было вчера. Иди сюда.
Он снова посадил ее на колени и потянул на пеньюаре пояс. Тот, как змея, медленно заскользил вниз и послушно улегся на полу, за ним туда же упали пеньюар и ночная сорочка. Лиза обняла его за шею. Он поднял ее на руки и понес в комнату. Все было, как год назад: горела настольная лампа, метались на потолке две тени. Только не было тогда на кухне веселых кукушек, которые то и дело выскакивали из своего домика, и, знай себе, беззаботно отбивали на всю квартиру час за часом.
– Прощай моя курсовая и встреча с руководителем, – протянул Николай, когда кукушки прокричали семь раз.
– Давай я тебе чем-нибудь помогу.
– Нет, здесь я только сам. А знаешь что? Отменю-ка я последние два часа занятий с учениками, и мы с тобой сходим в ресторан. Согласна?
– Еще бы!
– Тогда жди меня в полседьмого около «Пальмиры», я там буду недалеко. Можешь пригласить Володю с Лялей.
– Нет, только вдвоем. С ними можно еще раз отметить дома в воскресенье.
– А родители?
– Вряд ли они вспомнят, папа сейчас очень занят. Если что, забежим к ним завтра.
– Видишь, сколько у нас праздников впереди!
Через полчаса он ушел, а Лиза стала рассматривать принесенные им вчера розы нежного кремового цвета, такие крупные и свежие, как будто их только что срезали с куста. Надо же было ей за своими обидами забыть про их годовщину совместной жизни! Она решила в гимназию сегодня не идти и, чтобы загладить свою забывчивость, купить Николаю какой-нибудь хороший подарок. В одном из самых дорогих магазинов готового платья Шульмана ей приглянулся темно-синий костюм. Она бы никогда не решилась покупать без примерки мужскую одежду, но Коля же сумел ко дню ее рождения купить ей точно по фигуре очень красивое вечернее платье из тяжелого черного шелка. А чем она хуже?
В ее отсутствие приезжали Сарра Львовна с Зинаидой, привезли корзину цветов, подарки в двух больших коробках и всякие вкусности. На столе лежала открытка, где Анна в стихах написала поздравление от всей семьи. В коробках оказались два комплекта постельного белья, две вышитые скатерти, шторы для окон, две шелковые сорочки для нее и две рубашки для Николая из тонкого батиста разных цветов с подобранными к ним галстуками, дорогой булавкой и запонками, увидев которые Николай, конечно, нахмурит лоб. Можно себе представить, сколько мама с Зинаидой или Анной объездили магазинов, чтобы купить все такое нужное для них.
Под открыткой Лиза обнаружила конверт с деньгами, и, как всегда втайне делала от Николая, разделила их на две части и подложила одну – в их личный бюджет, вторую – в копилку для его родителей и Сергея. Она решила перед рестораном забежать к маме, поблагодарить их за подарки, а так как до вечера еще было далеко, забралась под одеяло и тут же уснула.
ГЛАВА 5
Прошло больше месяца после того, как Николай и Лиза отметили годовщину своей совместной жизни, в день которой, однако, произошел неприятный разговор о Колиных родителях. И вдруг он получил из Ромен письмо, в котором отец и мать осуждали его за связь с Лизой. Непонятно было только, откуда они об этом узнали: братья не могли этого сделать, он взял с них слово молчать. Значит, Лиза сама проявила инициативу и написала им письмо. В результате получилось то, что и должно было получиться – ненужный конфликт с родителями. Письмо было резкое. Отец упрекал его в том, что он не держит свое слово, что от них с Сергеем одни неприятности, и, как маленькому мальчику, приказывал немедленно расстаться с Лизой. Мама тоже сделала, видимо, под его давлением нелицеприятную приписку о девушках, предпочитающих свободную любовь и развращающих молодые чистые души, упомянула зачем-то Ганку. Николай еще мог понять отца, но мама – добрая, чуткая, все понимающая, как она могла такое написать о Лизе, не зная ее.
Впопыхах он засунул письмо в какой-то свой учебник. Лиза его нашла, так как постоянно теряла свои книги и тетради и рыскала в их поиске по всем ящикам, и прочитала. Ее разозлило упоминание о какой-то Ганке, видимо, старой зазнобы Николая, на которую Колины родители имели виды. Однако это еще можно было бы пережить, но сам резкий тон всего письма навел ее на мысль, что Даниленко были недовольны тем, что их сын связался с еврейкой. Эта старая надменная дворянка Елена Ивановна – Лиза так и видела ее сморщенное лицо с очками на кончике носа, конечно, прямо написать об этом не посмела, а решила ее выставить чуть ли не женщиной легкого поведения, развращающей их сына.
Обида настолько захлестнула Лизу, что она со злостью бросила письмо на пол, написала Николаю на первом же попавшемся клочке бумаги короткую записку: «Что ты написал своим родителям, что они так меня возненавидели? Не ищи меня», и, не взяв из одежды ни одной вещи, пулей вылетела из квартиры.
К родителям ей было стыдно ехать, и она решила пожить пока у Лии Львовны. Тетушка приняла в ее горе самое горячее участие, сказав, что все мужчины одинаковые, даже такие порядочные, как Николай Ильич. Лиза была уверена, что Николай, узнав через Лялю, где она находится, тут же приедет за ней, будет извиняться за письмо родителей и умолять ее вернуться домой. А она прежде, чем согласиться, еще его помучает.
Однако время шло, а Николай не приходил. Прошел один день, наступил следующий, за ним еще один… Неделю назад невозможно было представить, что они могут хоть один день прожить друг без друга, а ему, оказывается, абсолютно наплевать на ее отсутствие. Равнодушный, черствый и жестокий человек!
Она вспоминала все их незначительные ссоры, казавшиеся сейчас ей крупными и обидными: как он вел себя в том
