вечерам кто-то прячется в кустах палисадника. Александр Львович вышел на крыльцо и потребовал, чтобы человек, сидящий в кустах, немедленно вышел оттуда. Рабочему ничего не оставалось делать, как подойти к доктору и все ему объяснить. Караваев повел его пить чай и взял с него слово, что впредь никаких дежурств у его дома не будет.
Как Николай и предполагал, Александр Львович попросил его прийти по поводу новой анонимки. На сей раз вместо текста с угрозами он нашел в конверте лист бумаги, на котором стояла черная печать с черепом и костями. Под ней крупными буквами от руки было написано: «Час настал!»
Караваев нервно ходил по кабинету, обычная выдержка изменила ему.
– Я принял некоторые меры предосторожности, отправил детей к родственникам жены. Она не захотела меня оставлять, и ее мать тут.
– Вам всем надо срочно отсюда уехать. Похоже, это письмо их последнее предупреждение.
– Как же я уеду? Дума вот-вот даст добро на открытие Народного Дома, предстоит столько дел. И научное общество расширяет работу. Мы решили возродить в селах библиотеки-читальни и выезжать туда каждое воскресенье с лекциями.
– Я вам предлагал выделить охрану или хотя бы временно ограничить свою деятельность.
– Они все равно не уймутся. У них, как у эсеров, если попал в их список, твоя судьба предрешена, только в отличие от них, они публично не признают своих терактов.
– Вы так спокойно об этом говорите.
Караваев усмехнулся.
– А что прикажете делать, если «Союз» находится под крылом самого государя-императора, и он постоянно интересуется его деятельностью. У меня к вам, Николай Ильич, большая просьба: если со мной что-нибудь случится, не оставить без внимания это дело. Все для видимости начнут шевелиться, а вы, пожалуйста, опубликуйте мои статьи в России и за рубежом, в любом месте. Пусть все знают, кто меня убил, и кто за этим стоит. Тогда не будет больше сомнений, кто расправился с Герценштейном и Иоллосом.
Он вынул из ящика письменного стола толстый пакет и отдал его Николаю.
Николай ушел от него с тяжелым сердцем, сознавая полное бессилье помочь ему.На улице было пустынно. Резкий ветер перехватывал дыхание, слепил снегом глаза. Из-за угла показались сани. Он остановил извозчика, и, не торгуясь, влез на скамейку, прикрыв ноги задубевшей полостью.
Этот тяжелый день для него еще не кончился. Несмотря на поздний час, он уселся за учебники и стал их усиленно штудировать: через неделю предстояли те два экзамена, которые он напросился досрочно сдать. Временами он поднимал голову и прислушивался к звукам на улице: ему казалось, что подъезжали сани. Он вскакивал и бежал к окну, но там было пусто. Уличный фонарь слабо освещал часть их дома и старый вяз, около которого Лиза ждала его в тот вечер, когда ушла от родителей. Снег завалил всю улицу и повис толстым слоем на проводах, грозя вот-вот их оборвать. Тоска на улице, тоска в душе.
На кухне каждые полчаса отсчитывали время часы «Кукушки». Эта была Лизина идея их купить, хотя назойливые крики заводных птиц не давали спать, и на ночь приходилось плотно прикрывать все двери. Зато в другое время дня Лиза не могла нарадоваться на своих «кукушечек». Сейчас они ему мешали сосредоточиться. Он остановил маятник, и в квартире наступила непривычная тишина. Глаза сразу стали слипаться, и, набегавшись за целый день, он заснул, опустив голову на книгу.
Ему приснился роменский дом. На крыльце стояла мама и, подняв руку к глазам, чтобы не слепило солнце, всматривалась в глубину сада. Там по узкой дорожке, раздвигая ветки цветущих яблонь и вишен, в белом платья шла Лиза. Она шла к дому и улыбалась. Мать тоже заулыбалась и пошла к ней навстречу. Вдруг из-за деревьев выскочили люди с длинными волосами и в черных пальто, схватили Лизу и куда-то потащили. Николай бросился за ними. Сад кончился и перешел в густой лес. Белое Лизино платье удалялось все дальше и дальше.
Николай перелезал через поваленные стволы, раздвигал колючие заросли, перепрыгивал через канавы с водой. Одна канава оказалась слишком широкой, и, не рассчитав силы, он провалился в холодную мутную воду и пошел ко дну. Пытаясь выплыть наверх, он усиленно колотил руками и ногами по воде, но она поднималась все выше и выше, затягивая его в свою глубину. Ему не хватало воздуха, он задыхался… И тут он проснулся. Кто-то с силой дергал и рвал входную дверь, так что накинутый на скобу железный крючок дребезжал на всю квартиру. Полиция!
Николай на цыпочках прокрался в прихожую и прислушался. На лестнице говорили двое: мужчина и женщина, ему показалось – Лизин голос. Он сбросил крючок и открыл дверь. Вошла Лиза и нерешительно остановилась у входа.
– Коля, здравствуй, мне срочно нужна твоя помощь.
– Кто с тобой? – недовольно спросил он и оторопел: в прихожую вошли двое мужчин с длинными волосами и в черных пальто, как две капли воды, похожие на похитителей из его сна. Присмотревшись внимательней, в одном из них он узнал Иннокентия, двоюродного брата Лизы.
– Это Арон, а это – Иннокентий, ты его знаешь. Я у него жила эти дни. Он ранен в грудь. Сходи, пожалуйста, за Володей.
– Володя сейчас на дежурстве. Он не сможет прийти.
– Тогда я пойду сама, – решительно сказала она и повернулась к двери.
– Я с вами, – тут же отозвался Арон.
– Хорошо, – согласился Николай, недовольный прыткостью Арона, – я схожу, но не уверен, что Володя придет.
Николай помог уложить Иннокентия на кровать и, надев шинель, вышел из дома.
Идти было далеко. Разбитый после тяжелого сна, он быстро шагал по пустынным улицам, с удовольствием вдыхая свежий воздух. Заметно потеплело. Снег прекратился, только ветер с силой раскачивал деревья, и оттуда падали за воротник тяжелые снежные комья.
На вахте у главного входа больницы дежурила незнакомая нянечка. Она наотрез отказалась вызвать доктора Даниленко – проси об этом хоть брат, хоть сват или самый важный генерал.
– У него только что была трудная операция, – упрямо повторяла она. – Ему надо отдохнуть.
– Скажите ему, что его ждет брат Николай, он мне очень нужен. Если не позовете, я применю силу.
– А у меня есть свисток, – сказала нянечка, вынула из-за пазухи свисток на веревке и поднесла его к губам.
– Милая женщина, – взмолился Николай. – Вы разбудите всю больницу. Позовите, хотя бы его медсестру Любу.
Имя Любы больше подействовало на этого цербера. Она вызвала кого-то из коридора и попросила позвать Любу. Пришла Люба, с любопытством посмотрела на него и пошла за Володей. Володя вышел не сразу, через долгих 20 минут, показавшихся Николаю вечностью.
– Что случилось? – спросил он, увидев встревоженное лицо брата. – С Лизой что-нибудь?
Николай отвел его к двери.
– Срочно нужна твоя помощь. Лиза вернулась, с ней ее друзья-анархисты. Один – ее брат. Он серьезно ранен.
– Я так и знал, что этим кончится. Ну, Лиза! Втянет она тебя в какую-нибудь историю.
– Пожалуйста, Володя, не трави душу. Этот человек бредит, я думаю, у него началось заражение.
– У меня тяжелый больной после операции, я не могу его оставить.
– Идем, а то этот брат умрет на нашей постели.
Володя тяжело вздохнул.
– Э-э-х! Ну что с тобой делать? Подожди, только схожу за инструментами.
Братья быстро шли по улице. Когда от их дома оставалось недалеко, Николаю показалось, что за ними кто-то идет. Он остановился закурить, незаметно посмотрел назад. Человек продолжал идти и, пройдя мимо них, свернул в ближайшие ворота. Николай с облегчением вздохнул. Прохожий! Но его не покидало беспокойство: Лиза со своими друзьями могли привести хвост. Около их дома никого не было. Они еще несколько минут постояли на улице. Николай выкурил вторую папиросу, и, убедившись, что за ними никто не следит, они вошли в подъезд.
В коридоре на стуле сидел Арон и, прислонив к стене голову, крепко спал. При стуке двери он вскочил, радостно бросился к Володе:
– Спасибо, доктор, что пришли.
Иннокентий был без сознания и бредил... Лиза сидела рядом на стуле, вытирая мокрым полотенцем его воспаленное лицо.
Володя осмотрел рану, осторожно повернул Иннокентия на бок.
– Какие у вас дальнейшие планы? – спросил он Арона.
– Хорошо бы уйти до рассвета.
Володя сразу стал серьезным:
– Все выходят, а ты, Лиза, приготовь как можно больше чистых тряпок и будешь мне помогать
Николай повел Арона на кухню. На примусе закипал чайник. Лиза успела сварить картошку и нарезать все его запасы колбасы. Николаю не хотелось ни есть, ни разговаривать. Он тяжело опустился на стул. Арон же с удовольствием уплетал картошку с колбасой. Они сидели друг против друга, и Николай мог как следует рассмотреть его крупное, немного вытянутое лицо, холодные глаза с надменным взглядом, усы над губой и аккуратную бородку. Одет, как будто собрался в театр: накрахмаленная белая рубашка, высокий стоячий воротник.
Заметив пристальный взгляд Николая, Арон нахмурился:
– Простите, что вас побеспокоили. Это Лиза предложила ехать к вам... Я растерялся, город знаю плохо.
– Значит, Лиза была с вами?
– Нет. Ее с нами не было.
– Опять кого-нибудь убили? – в голосе Николая прозвучало нескрываемое презрение.
– Вы не имеете права так со мной разговаривать.
– Имею. Вы пришли ко мне в дом, а не я к вам.
Арон усмехнулся:
– Имя Дуплянского вам о чем-нибудь говорит?
– Говорит. Бывший земской начальник и крупный помещик.
– Вот-вот... Человек, который всю жизнь издевался над крестьянами, недаром они прозвали его «кровопийцей». Впрочем, убивать мы его не собирались, это вышло случайно.
– А жена, дети?
– Семью мы не тронули.
– Вы, анархисты, все время идете по крови.
– А Вам жаль этого кровопийцу? Не мы, так крестьяне сами рано или поздно его убили бы.
Арон потушил папиросу и тут же закурил новую. Лицо его перекосилось от злобы, серые глаза налились кровью.
– Да будет вам известно, – хрипло сказал он, – Дуплянский был самый ярый зачинщик всех еврейских погромов. Вы не знаете, что это такое, а я знаю. Слишком хорошо знаю.
– Кровь за кровь – это не способ борьбы. Вы или кто-то другой убили трех министров, с десяток, а то и больше губернаторов, бросаете бомбы в дома и людей. Ну и что этим добились?
– Народ знает, что есть люди, которые могут за него заступиться, отомстить тем, кто над ним издевается. Мы даем ему надежду на справедливость, только мы – не вы, социал-демократы, ведь вы, кажется, соратник Ленина, не религия и ее Бог, у которого все ищут утешение и защиту…
– И при этом гибнут невинные люди. Кажется, ваш Кропоткин говорил: «Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе». Ваши убийства и грабежи – самый обычный бандитизм, прикрывающийся высокими идеями.
– А вы хотите без насилия уничтожить зло? Раз вы тут вспомнили Кропоткина, то и я сошлюсь на него, хотя для меня он не является авторитетом. «Конечно, плохо, говорит Петр Алексеевич, бороться со злом путем зла. Но и не бороться против большого зла меньшим является в свою очередь еще большим злом». Пройдет время, и вы поймете, что мы были правы.
Арон с презрением смотрел на Николая: гнилой интеллигент. Как все эти умники, умеет красиво рассуждать, а сам наверняка ни на что не способен! И что только Лиза нашла в нем?
Он вытащил из кармана жилета часы на
