серебряной цепочке:
– Что-то они долго? Нам пора уходить.
– Куда же вы дальше?
– На вокзал, а там – к границе.
В коридоре послышались голоса. В кухню вошла Лиза и направилась к умывальнику. Лицо ее было бледное, на лбу дрожали капельки пота.
– Ну, что, как? – бросился к ней Арон.
– Володя вытащил пулю. Сейчас придет и все расскажет.
Вскоре появился Володя. Лицо его было уставшее, губы слегка дрожали. Вымыв руки, он сел за стол, попросил папиросу и с удовольствием затянулся. Николай удивился:
– Ты же не куришь?
– В исключительных случаях можно. Считайте, что ваш друг родился в счастливой рубашке. Пуля прошла на сантиметр от сердца и застряла в лопатке.
– А почему он без сознания? – спросил Арон.
– Болевой синдром и крови много потерял. Сейчас он отходит от наркоза, я ему ввел хлороформ. Дело еще в том, что при падении ваш товарищ сломал справа три ребра, и любой острый конец может проткнуть плевру, если уже не проткнул. Мне не нравятся его хрипы. Кроме того, на голове у него глубокая рана, тоже, видимо, полученная при падении, внутри черепа могла образоваться гематома. Ему нужен рентген и постоянное наблюдение врача. Почему бы вам не отвезти его домой, к родителям?
– В таком состоянии домой? – растерянно протянула Лиза. – У тети больное сердце, она не выдержит, и потом ей было сказано, что Кеша с друзьями уехал в Швейцарию... К другим родственникам? – Лиза задумалась. – Нет, не к кому, и к нам нельзя, отец вообще стал какой-то нервный за последнее время.
– В Екатеринославе сейчас во всех больницах начнут искать раненых и опрашивать частных врачей, – сказал Володя, – Я предлагаю вам такой вариант: отвезти его в Полтаву. Там в городской больнице работает мой хороший друг хирург Сергей Петрович Боков, кстати, социалист. Я напишу ему записку.
– Так все серьезно, ведь вы сказали: ему повезло...
– С пулей да, а со сломанными ребрами и легкими – нет... Ему сейчас нужен абсолютный покой. Я не уверен, что он самостоятельно сможет дойти до вагона, да и до Полтавы ехать порядочно. Решайте, мне пора уходить.
– Арон, ты отвезешь Иннокентия в Полтаву, – твердо сказала Лиза и посмотрела на Николая, – а мы его попозже навестим.
– Хорошо, – согласился Арон, прикинув, что у него еще останется время, чтобы встретиться со связным Борисова.
Николай пошел проводить брата и заодно поймать извозчика.
– Не торгуйтесь, – напутствовал его Арон, – соглашайтесь на любую цену
и обязательно закрытый экипаж.
Уже наступило серое, тусклое утро. Сверху опять заморосило, и на город медленно наплывала молочная пелена. Они молча дошли до трамвайной остановки. Николай крепко обнял брата:
– Спасибо, тебе, Володька.
– Спасибо, спасибо! Ты представляешь, в какое они тебя дело втянули: огнестрельное ранение в грудь. А если бы Иннокентий умер? Заставь Лизу завязывать с этими бандитами. Наверняка они кого-нибудь убили, и их уже ищут по всему Екатеринославу. А вообще Лиза – молодец. Другие при виде крови падают в обморок, а она даже ни разу не ойкнула. Дурная голова не дает дивчине покою.
– Хорошо, не ворчи, пойду искать извозчика.
– Вечером я к вам зайду.
Они еще раз обнялись, и Николай быстро пошел в сторону центра. На улице появились прохожие и шли под зонтами, натыкаясь друг на друга в наплывающем тумане. Извозчики, как сквозь землю, провалились. Наконец на Симферопольской площади он увидел то, что просил Арон, – пароконный экипаж, и сразу предложил кучеру приличную сумму. Тот для фасона поупрямился, ссылаясь на плохую погоду. Николай прибавил еще.
Пока он отсутствовал, Лиза коротко подстригла обоих друзей. Арон сбрил бороду и усы. Николай достал из шкафа парадные шинели его и Сергея и предложил Арону оставить у них свое черное пальто. Вдвоем с Лизой они одели Иннокентия. С красивыми эполетами Горного училища оба анархиста выглядели вполне прилично.
Николай и Арон вывели на улицу Иннокентия, и, сказав кучеру, что их друг сильно пьян, стали его подсаживать в экипаж. Николай предложил проводить их до вокзала, но Арон сказал, что они сами прекрасно доберутся. Иннокентий в подтверждение кивнул головой. Лиза сбегала домой за пледом, заботливо укутала брата со всех сторон, подложила под голову маленькую подушку-думку. По лицу ее текли слезы. Она без конца гладила Иннокентия по щеке и щупала его горячий лоб. Не в силах смотреть на эту сцену, Николай отошел в сторону. Воспользовавшись этим, Арон взял Лизины руки и долго их удерживал. Лиза боялась, что он, как в прошлый раз у тети Лии, начнет их неистово целовать.
– Лиза... Мы расстаемся и, может быть, надолго... – он стянул с ее правой руки перчатку, прильнул щекой к теплой ладони. – Милая, чудная ...
– Арон, я, кажется, не давала вам повод...
– Не давали. Но вы кого угодно сведете с ума...
Лиза недовольно выдернула руку, отступила назад:
– Как вы можете, когда такое произошло с ребятами и... Кеша... Вы за него отвечаете. Если с ним что-нибудь случится, я вам никогда этого не прощу.
– Вы не справедливы ко мне, – упрямо сказал Арон, снова взял ее руку и поцеловал несколько раз выше запястья. – Я вам дам телеграмму, когда все устроится. Трогай! – крикнул он кучеру и вскочил на ступеньки.
– Прощайте, – крикнула вдогонку Лиза и, обернувшись, увидела Николая, который стоял поодаль и с интересом наблюдал всю эту сцену.
Они молча дошли до подъезда. Только дома Николай почувствовал, как устал за все это время. Взглянув на Лизу, он увидел на ее лице смущение – она ждала вопросов и упреков. Больше всего на свете ему сейчас не хотелось выяснять отношений. Им овладела полная апатия. Он только спросил, насовсем она вернулась или завтра опять уйдет. Она промолчала. Он взял со стола учебники и пошел на кухню.
– Коля! – остановила она его в дверях, и в голосе ее послышались слезы. – Нам надо поговорить, ведь ты не знаешь, почему я ушла...
– Слишком просто у тебя все получается, – сказал он с горечью, – ушла, пришла, привезла сюда грабителей. Ты себя любишь, Лиза, себя, до других тебе дела нет. Ложись спать, мне надо заниматься, у меня через неделю два трудных экзамена.
– Посидишь со мной немного?
– Хорошо.
Он помог ей сменить после Иннокентия постельное белье, подождал, пока она разденется и ляжет под одеяло, сел рядом на стул. Она взяла его руку, положила под щеку, удобно устроилась на ней и тут же заснула. Смотря на ее красивое, родное лицо, разметанные по подушке волосы, Николай задавал себе все тот же мучительный вопрос: как, как она могла с ним так поступить?
Потушив свет, он прошел в кухню, открыл учебник, но глаза слипались. Через полчаса он уже крепко спал, уронив голову на раскрытые страницы.
ГЛАВА 7
Не доезжая до вокзала, Арон остановил кучера и послал его разузнать обстановку на вокзале.
– Э-э... барин, – заупрямился тот, – мы так не договаривались.
– Иди, иди, получишь сверху целковый.
Недовольный кучер ушел, но быстро вернулся, доложив, что на привокзальной площади и в самом здании полно жандармов, кого-то ищут. Арон приказал ему быстро сворачивать на мост и ехать в Новомосковск.
– Гони так, чтобы поспеть к поезду. Он там будет через два часа.
– Да какая, барин, сейчас быстрая езда, – опять заупрямился кучер, –
смотрите, какой туман, да и лошади с вечера не кормлены.
– Гони, если не хочешь получить пулю в лоб, – Арон угрожающе ткнул ему в спину револьвером.
Тот испуганно прикрикнул на лошадей, и, экипаж, развернувшись, покатил к мосту. Они уже порядочно отъехали от города, как туман стал таким плотным, что впереди не было видно дороги. Лошади стали. Арон с тоской думал о том, что они уже не доберутся до Новомосковска, а следующий поезд в сторону Полтавы будет только завтра. Иннокентий то ли дремал, то ли опять впал в забытье, что-то бессмысленно бормоча.
Неожиданно туман стал редеть. Свинцовые тучи расступились, появилось солнце, осветило дорогу и синевший вдалеке лес. Трудно было представить, что еще минуту назад их окружал сплошной туман. Кучер повеселел, прикрикнул на лошадей, и те весело побежали вперед, уминая ногами мокрый снег.
Арон закрыл глаза. Хотелось ни о чем не думать, ехать и ехать по этой бескрайней, залитой солнцем степи. Но воспоминания о недавних событиях не давали ему покоя. Перебирая детали ограбления, он видел, что был прокол и прокол явный: он не заставил Наума отыскать Дуплянского, живого или мертвого, и не поставил никого у дверей кабинета. Задыхаясь от дыма, они уже ничего не соображали и только продолжали долбить проклятущий замок сейфа. Арон вновь ощутил в носу едкий тошнотворный запах гари и свое тогдашнее полуобморочное состояние.
Его размышления прервал извозчик:
– Барин, впереди, кажись, казаки. Повернули к нам.
– Скажи, что мы едем домой проведать больных родителей. Назови какое-нибудь село. Ты тут все должен знать. Мол, пьяные со вчерашнего дня, в дороге еще пили.
Арон вытащил на всякий случай из кармана пенсне в золотой оправе и водрузил их на нос.
Подъехало человек 10 казаков, усталых и злых от непогоды и пустых поисков. Их лошади нервно перебирали ногами и косились на привязанные к седлам торбы с овсом. От их боков валил горячий пар. Вперед выехал подъесаул, не стал слушать объяснения кучера, открыл дверь экипажа и приказал пассажирам вылезти на дорогу.
Арон послушно спрыгнул вниз и заплетающимся языком стал рассказывать о студенческой вечеринке и что они с другом перебрали немного лишнего.
– А этот что, спит? Разбуди его, – приказал подъесаул стоявшему рядом с ним казаку.
– Не трогайте его, – умоляюще попросил Арон, – он только что утихомирился, как выпьет, становится сам не свой, замучил нас с кучером.
– Так оно и есть, ваше благородие, – поддакнул кучер, у которого от страха тряслись руки и заплетался язык.
– Ладно, не буди, – нехотя согласился подъесаул, решив, что такие аккуратные, интеллигентного вида молодые люди мало похожи на разбойников. – В такую погоду только спать.
Казаки поехали в сторону Екатеринослава, а кучер, перекрестившись на радостях, стал усиленно погонять уставших лошадей. Погода снова переменилась. Солнце исчезло за налившейся синевой тучей, и опять пошел мокрый снег. С крыши экипажа прямо за шиворот Арону протекла вода. Он вытащил платок и с остервенением стал тереть шею. Все раздражало и злило его.
Снег уже не шел, а валил такой плотной стеной, что впереди ничего не было видно. Лошади еле тащились, готовые вот-вот остановиться. Без всякого рвения кучер продолжал на них покрикивать и размахивать кнутом. Вдруг перед ними, как приведенье, возник огромный человек. На голове и плечах его лежали сугробы снега.
– Батюшки ты мои, пресвятая богородица, – завопил вдруг от радости кучер, – отец Александр! Али беда, какая приключилась? Да т-пр-пр-у, вы окаянные, – закричал он, еле сдерживая лошадей, которые вдруг со всей силой рванули вперед.
Он соскочил с козел и бросился к человеку, в котором признал священника из Степелевки. Арон тоже вышел из экипажа, вежливо поклонился батюшке.
– А, Григорий, это ты, – сказал отец Александр кучеру, как старому знакомому. – Сани свалились в канаву.
Только теперь Арон увидел сбоку от дороги лежавшего коня и перевернутые сани. Они подошли ближе. Задние ноги
