Фризо.
Свежий, колкий от мороза воздух ворвался в легкие, грудь сама собой приподнялась, чтобы глубже вдохнуть. Путы сброшены, доспехи свалены в кучу, границы сметены… Да и какие границы в горах? По ним черту не проведешь, часовых не расставишь. Абсолютная свобода – вот за что Фризо любит горы…
Снег переливается мириадами бриллиантов, слепит глаза. Фризо опустил со шлема очки, сделанные на заказ – с диоптриями и затемнением, и двинулся к фуникулеру.
На посадочной станции стояли трое: две девушки в одинаковых, блестящих, как новогодние игрушки, комбинезонах на модельных фигурах и мужчина ниже их ростом, в возрасте «за пятьдесят». Мужчина выглядел несвеже – мешки под глазами выдавали неспокойно проведенную ночь. Девушки были ярко накрашены, будто собрались не на лыжную прогулку, а в ночной клуб. Они без конца хихикали и заискивающе поглядывали на мужчину. Тот, довольный вниманием дам, ощупывал их глазами, иногда приподнимал верхнюю губу в качестве улыбки. Разговаривали на незнакомом, твердо звучащем языке. Из Восточной Европы, догадался Фризо.
Когда подъехала кабинка фуникулера — с желтыми, противосолнечными стеклами по кругу и диваном на двоих, девушки напряглись. Обменялись злобными взглядами. Собрались подраться за право ехать вместе с мужчиной? Чтобы не допустить потасовки, он предусмотрительно взял одну из них за локоть и сунул внутрь. Второй пришлось дожидаться следующей кабинки и разделить ее с Фризо.
Девушка уселась на диван, шумно вздохнула, опустила кончики губ и отвернулась. Фризо все равно. Он не собирался с ней заговаривать, чтобы скрасить подъем. Он не знает восточно-европейских языков, она не знает голландского или хотя бы английского. Она охотница за кошельком отечественного происхождения. Сидит в тесной кабинке, но мысленно в просторном Мерседесе — это первый атрибут богатства для восточно-европейцев.
А Фризо мысленно уже на лыжне, которая плавно плыла под прозрачным полом. Сверху оценить ее сложность невозможно. Видны резкие повороты и нагромождения камней, их надо умело объезжать, не задевая, иначе покатишься кувырком и в один клубок сплетутся лыжи, ноги, палки…
Черт! Что за мысли. Про предстоящее удовольствие надо думать, а не про возможное несчастье…
На конечной станции кабинка вздрогнула, качнулась, предлагая покинуть себя старым пассажирам, потому что ее уже ждали новые. Фризо вышел, огляделся. Кругом люди в шлемах и очках в пол-лица. Неузнаваемы. Он прошел бы мимо человека, стоявшего неподалеку, опершись на лыжные палки, если бы тот не окликнул.
— Эй, Фризо! – Флориан поднял очки и махнул рукой. Субтильного телосложения, в костюме яркой расцветки – красные и белые поля, разделенные черными полосами. Сзади он вполне мог быть принят за девушку.
Именно из-за дружбы с ним Фризо едва не записали в ряды гомосексуалистов. Кроме изящной фигуры у Флориана приятное лицо. Несмотря что из старинного немецкого рода, выглядел он не по-арийски. Скорее по-итальянски. Кожа с коричневатым оттенком – будто умылся не водой, а капучино. От природы волнистые, темно-каштановые волосы и того же цвета глаза – мягкие, притягивающие. Они действовали одинаково магнетически и на мужчин, и на женщин. Только в данном случае внешность обманчива. Фризо точно знал: друг не гомо и не бисексуал. Нормальный гетеро. Хотя что в наше время нормально…
— Ну как, не раздумал пощекотать нервы? – спросил Флориан с любопытной и одновременно хитрой улыбкой, заранее зная ответ.
— Конечно, нет. Показывай, какой склон предлагаешь опробовать. Только не как в прошлый раз — пологий, скучный и безопасный. Детские забавы.
— Ну не такой уж он был и пологий. Я два раза чуть через голову не кувыркнулся, пока съезжал. Только с третьего раза приспособился. И все равно сердце трепыхалось, как флаг на ветру.
— Для того мы сюда и приезжаем. Встряхнуться. Размять конечности, проветрить голову, взбодрить сердце. А то иногда такая лень и слабость одолевают, будто не в рабочем кабинете отсидел, а в доме престарелых. Нам не подобает по зеленым трассам кататься. Пусть там дети тренируются. Через трубы ездят да змейку на снегу выделывают. Настоящие мужчины не должны бояться немножко рискнуть.
— Знаю я твои «немножко», — с добрым ворчанием проговорил Флориан. – Кроме черных спусков никаких других не признаешь. Чем круче, тем лучше. А если он еще ухабистый, то вообще мечта.
— И что-то мне подсказывает – она скоро осуществится.
— Как ты догадался? – вопросил Флориан и далее заговорил тоном рекламного объявления. – Специальное предложение. Действует только сегодня и только для тебя. Отличная, опасная лыжня. Называется Пикулин. Наклон семьдесят процентов, длина более 3 километров. Категория «черная», именно то, что ты хотел.
— Семьдесят маловато. Хотелось бы процентов восемьдесят пять.
— Ты сумасшедший. Это все равно что съезжать с перевернутой кофейной кружки – почти вертикально вниз. Пикулин тоже неплох. Я туда вчера ходил. Только посмотрел, съехать не решился. Там действительно опасно, предупреждающие знаки стоят.
— О чем предупреждают?
— О возможных лавинах.
— Ерунда, перестраховываются. В начале апреля лавины не сходят. Тут и снега-то мало осталось. Некоторые вершины вообще лысые стоят.
— Это так. Но ситуация меняется. Из-за глобального потепления снег тает быстрее, чем обычно. Сверху образуется корка, под ней – рыхлая масса. Если корка треснет, то не сможет удерживать нижние слои. Рыхлый снег съезжает единым потоком. Кстати, ты антилавинный рюкзак захватил?
— Нет. Только бипер. – Фризо показал прикрепленный к ремню аппарат размером с мобильник.
— А рюкзак? У меня вот он, за плечами, как парашют. При первых признаках лавины дергаешь за шнурок, он раскрывается и окружает тебя будто воздушной подушкой. Давай вернемся…
— Не надо. Не хочу время терять. Хочу до ланча пару раз съехать, — сказал Фризо. Заметил сомнение на лице друга, добавил: – Все будет хорошо, Флориан. Мы же опытные горнолыжники. Не с таких круч спускались. Лавины нас не догонят!
Флориан слегка качнул головой. Он не разделял бравады друга, но показаться трусом не хотел.
— Сразу пойдем на гору или сначала попьем кофе?
— Кофе потом. – Фризо нетерпеливо поерзал лыжами. — Сначала гора.
— Тогда следуй за мной. — Флориан опустил очки, взялся за палки и тронулся первым.
Друзья пересекли поперек пологий склон, широкий, как автотрасса на восемь полос. Снежная трасса была расчищена, накатана, проверена на безопасность. По обочинам ее стояли высокие, густые ели в форме треугольников с сильно вытянутым верхним углом, похожие на стражников с копьями – за обочины не заезжать!
Как на автотрассе тесно от автомобилей, так и здесь было тесно от людей. Гиды обучали новичков, взрослые – детей. Кто-то спускался самостоятельно, выводя горизонтальные синусоиды, кто-то ехал спиной вперед, снимая на камеру едущего следом. Кто-то поднимался наверх, взявшись за движущийся канат, кто-то стоял неподвижно, болтая со знакомыми. Несколько отважных девушек и парней оголились до пояса и с гомоном неслись вниз, ловко лавируя между остальными.
«Хорошо, девушки лифчики оставили», — подумал Фризо. Как защита от холода — от них мало толку. Солнце светит, да не греет, мороз градусов пять-семь. В такую погоду лифчик имеет больше эстетическое значение, чем обогревающее. Фризо имел предубеждение против дам, открывающих грудь для всеобщего обозрения – будь то на пляже или на протесте. Они в чем-то ущербны, чего-то не хватает в их чердачке…
Пологий склон для опытного горнолыжника все равно что таблица умножения для профессора математики. Примитив и пройденный этап. Прошли, не задерживаясь.
Сразу за лесополосой открывалась другая трасса — довольно узкая, круто шедшая вниз. Она извивалась между крупных и мелких камней, требуя виртуозного владения не только техникой спуска, но и собственного тела. Начало ее загораживали низкие, деревянные барьерчики и высокий плакат с надписью черным по красному: «Пикулин, черная трасса». Под плакатом – объявление «Закрыто. Опасность лавин».
В другое время Фризо не обратил бы внимания на заграждения. Объехал и съехал. Сейчас не получится: в окне домика для спасателей недвусмысленно торчит фигура с переносной рацией «уоки-токи» возле уха. Пока будешь объезжать — перехватят, заставят вернуться, вдобавок отчитают, как нашкодившего школьника. Не солидно для банкира.
— Заманчивая трасса, — сказал Фризо, глядя за барьеры. – Похожа на «Диаболо» в Монтафоне. Жаль, что закрыта. – Он огорчился сильнее, чем сам от себя ожидал. Будто лишился подарка, которого ждал целый год и заранее радовался.
— Что будем делать? – спросил Флориан. Принятие решений он оставлял за другом. Тот из породы монархов, а они от природы лидеры.
Фризо огляделся. Поперечная лыжня, по которой они пришли, двумя хорошо заметными полосами уходила дальше в лесок из елок. Елки разлапистые, что за ними – не видно.
— Куда ведет лыжня?
— Не знаю. Может, к ресторану. Или к лыжной станции. Или к другому спуску.
— Пойдем посмотрим.
— Пойдем.
Фризо вступил на лыжню. Чувствовалось: ее проложили недавно — снегом не припорошенная, не глубокая, с прочным дном. Лыжи скользили идеально. Предчувствие подарка вернулось к Фризо. Настроение подскочило на уровень Гросглокнер — высочайшей горы австрийских Альп и там осталось.
В хорошем настроении он бывал разговорчив.
— В ноябре у Луаны день рожденья, — рассказывал Фризо по дороге. — Подарю ей поездку в Шамони. Сходим на обзорную площадку Пик дю Миди — самую высокую в Европе. Ты там был?
— Нет еще.
— Советую побывать. Впечатление – словами не описать. Висит над пропастью кабинка полностью прозрачная: пол, потолок, стены. «Шаг в пустоту» называется. Вступить в нее не каждый решится. Зато если решишься, ощутишь себя властелином Земли. Вершины, долины, леса, реки — все далеко внизу. Карта мира в натуральную величину.
— Ты рассказываешь, а у меня уже голова кружится. Я же высоты боюсь.
Неожиданное заявление. Фризо остановился. Оглянулся.
— Как же ты с гор съезжаешь?
— Гора – не пропасть. Просто дорога под уклон. А если стоишь, и под тобой пустота… Ужас. Из-за этого на самолетах не летаю. Я бы не решился в ту кабинку вступить. Стоишь как над бездной. Между тобой и пропастью только тонкое стекло. Понимаю, что кабинка надежна и прочна, но все же… Сразу мысли: вдруг что-то случится… что-то оборвется, сломается… В подсознании всегда шевелится это «вдруг». Страх непознанного, непривычного — высоты или глубины естествен для человека. Это не трусость, а врожденная осторожность. Встроенное в систему предупреждение об опасности. Как в компьютере – он тоже предупреждает, когда переходишь, к
