проследил за моим восхищенным взглядом, устремленным на Калимака, и сжалился: — Хочешь пойти, Бан?
У меня никогда не было такой богатой и красивой одежды, хотя Маура обеспечивал меня гораздо лучше, чем другие хозяева — своих рабов. Но все же мне вдруг захотелось почувствовать вкус роскоши.
— А девки у них такие же страшные оказались, — тем временем продолжал делиться своими впечатлениями Калимак. — Впрочем, я уже и не надеялся. На мужиков похожи. Я у одной спрашиваю «ты баба ведь?», а она мне в ответ: «я принадлежу к женскому п… по…»… как она там сказала?
— «Полу», — подсказал ему Маура.
— Точно, «полу», — обрадовался тот. — Вот ведь загнула, а?
В небольшом помещении, находившемся в конце ряда пристроек, было тихо и прохладно. В настенных нишах висели ткани и готовые одеяния, на полках лежало множество искусно сделанных аксессуаров, а на табурете у стола сидела, очевидно, хозяйка этого склада, и читала что-то, выжженное мельчайшими строчками на длинной деревянной пластинке.
— Я снова к вам, и не один, — с порога во весь голос обратился к ней Калимак, очевидно думая, что если говорить громче, то она станет лучше понимать наш язык. — Мой друг тоже нарядиться хочет. — Он жестом указал в нашу сторону.
— Дьер лафт [6], — произнес Маура, здороваясь с женщиной.
— Аг лафт дьер [7], — ответила она чуть удивленно, кивнув ему.
Калимак удивился сильнее.
— Так ты что, уже и язык их выучил?! Мы ж только что сюда попали!
— Помнишь, я тебе давно рассказывал про ту шайку, которая меня похитила? Они каким-то образом знали тот же язык, — коротко пояснил хозяин. — Наверное, общались с этим народом. Я не все понимаю, только сейчас начал частично вспоминать.
Про себя я отметил, что Калимак, оказывается, был посвящен в прошлое друга гораздо больше, чем я; и, хоть это и было совершенно правильно, сей факт все равно меня глубоко огорчил.
— Ну ничего себе, знакомства у тебя и приключения, — покачал головой господин Брандугамба. — Научишь меня как-нибудь этой тарабарщине, чтоб я тут как дурак руками не размахивал.
Маура кивнул, и я решил при случае тоже попросить хозяина об этом. Чужестранное наречие казалось мне грубым, отрывистым и неблагозвучным, но все же было крайне интересно запомнить на нем хоть несколько фраз.
Во время их беседы хозяйка склада молча стояла неподалеку, никак не вмешиваясь.
— Вот, смотри, сколько здесь всего! — позвал Калимак, уже роясь между вешалок в настенной нише. — Не знаю, как они такие цвета сочные делают, никогда такого не видел… — он восхищенно перебирал в руках гибкие, легкие складки материи.
Несмотря на мои робкие возражения, хозяин предоставил мне право одеться первым, и я удостоился прекрасного костюма темно-вишневого цвета из неведомой ткани, мягко и ласково обнимающей тело, словно прикосновение нежных цветочных лепестков. Боясь испортить такое чудо, я двигался донельзя осторожно и бережно, чтобы случайно не запачкаться и не порвать обновку.
Закончив со мной, женщина вновь повернулась к моему хозяину.
— Ма Эль-Тир. Ка́ни тье а́рен? [8]
— Маура ма, — представился он в ответ. — Ри́ат а́нтаг [9].
Уголки ее безгубого рта поднялись в улыбке, и она прикоснулась двумя пальцами к своей щеке [10]. Затем начала что-то быстро ему говорить, то и дело поглядывая на Калимака, который вскоре нахмурился:
— Вы что там, обо мне сплетничаете?
Но тут Маура, обернувшись к нему, громко и заливисто расхохотался.
— Да что такое?! — уже негодовал его друг. — Что она тебе там про меня талдычит?
— Каль… — едва успокоившись, протянул Маура. — Она говорит, что ты цвета подобрал на редкость удачные.
— Ну да, сам знаю, — гордо фыркнул тот. — Со вкусом у меня все в порядке. Но что здесь смешного-то?
— Да то, что именно эти цвета у них в одежде — знаковые. Красный надевается только на особые торжественные ритуалы. Синий обозначает смерть близких. Желтый — рождение ребенка. И мало того, что ты все это намешал, ко всеобщему недоумению, так ты еще, оказывается, и мужа себе здесь ищешь.
— Что-о? — у Калимака отвисла челюсть.
— Это женский головной убор, — указал Маура пальцем на его красивую бляшку посреди лба. — Для молодых девушек, свободных для отношений с юношей.
— Вот черт! — тот аж пошел пятнами от смущения, быстро содрав с головы повязку. — Что ж она мне сразу не сказала?
— Она говорила. Ты не слышал.
— Так не понимаю же я их языка! Сколько раз повторять! — огорченно воскликнул Калимак.
— Ну так и она не обязана тебе повторять, — спокойно возразил мой хозяин. — В конце концов, это мы у них в гостях.
Чужачка тем временем достала из большого стенного шкафа аккуратно сложенную одежду насыщенного темно-зеленого оттенка и подала ему — как и в моем случае, сходу на глаз определив размер.
Маура тоже зашел за ширму, и вскоре вышел, поправляя новые, идеально сидящие на нем зеленые брюки, и застегивая на ремешки с кружочками у щиколоток легкие закрытые кожаные сандалии вместо потертых и изодранных низких сапог.
Только когда он затянул широкий матерчатый пояс на прилегающей по фигуре безрукавной тунике, я увидел произошедшие перемены. Его и без того подтянутое тело, хоть и атлетически сложенное, теперь казалось тоньше и хрупче на вид, претерпев воздействие смертельного яда. Но все же он был в этом новом одеянии красив; красив настолько, что захватывало дух. Особенно после того, как Эль-Тир, желая дополнить картину, закрепила на его волосах три широкие светлые полоски — одну на макушке и две над висками, загнув гибкие зубчатые края так, чтобы они захватывали пряди и не спадали, и соединив их концы на затылке. Эти плоские приспособления, удобно удерживающие волосы на месте, я уже видел на головах многих чужих, впервые узрев их у Эль-Орина и Эль-Ронта. Мне трудно было представить себя или Калимака с подобными украшениями на голове — наши спутанные кудри выглядели бы в них откровенно нелепо — но Маура это на удивление шло и не казалось смешным. Его зачесанные назад длинные медовые пряди теперь полностью открывали высокий чистый лоб, придавая облику нечто царственное.
Эль-Тир отодвинулась назад, любуясь своим творением. Затем нажала на неприметный выступ в стене, и из нее выдвинулось еще одно магическое устройство.
— Что это?! — испуганно воскликнул Калимак, пятясь и тыча пальцем в показавшийся в нише серебристый прямоугольник. — Мау, это что? Там… люди! Призраки! Двойники!
— Отражающая поверхность, — со вздохом прокомментировал мой хозяин. — Ты же видел свое отражение в реке и на медных подносах. Это такое же, просто намного четче.
— Но они… как живые, хозяин! — изумленно прошептал я.
— Как будто они там, внутри этой коробки! — поддакнул Калимак.
— Да никого там нет, — уверенно успокоил нас Маура. — Это мы.
Мы стояли втроем перед длинным зеркалом — Маура чуть впереди, мы с Калимаком с опаской разглядывали себя из-за его спины. Каждый изучал свое отражение, впервые видя его вблизи столь отчетливо.
Калимак, едва прошел первый шок, откровенно любовался собой, разглядывая блестящие густые кудри и ровную бронзовую кожу, одаривая собственное отражение здоровой белоснежной улыбкой. Найдя очередное подтверждение своей мужественной красоте, он еще больше приосанился, поправляя широкий ворот рубашки.
Я же, наоборот, загрустил, отметив, что мужества и благородства в моем облике крайне мало; парень, смотревший на меня из зеркальных глубин, был по-прежнему слишком толстым, приземистым, с невыразительными мелкими чертами лица, кривыми зубами и вторым подбородком. Притягивали внимание лишь вечно округленные, словно от удивления или страха, темные глаза, пылающие отчаянным рвением и удивившей меня самого решимостью.
Маура машинально дотронулся до своих сильно выступающих высоких скул, всмотрелся в глубокие серые глаза, в которых радужка по площади закрывала почти весь белок, и обрамленные совсем короткими, но густыми темно-медными ресницами; отметил выпуклость около кончика носа, резкие контуры челюсти, чересчур широкие и крупные зубы, чуть заостренные кверху уши с приросшими упругими тонкими мочками. Увиденное явно не обрадовало его, и он молча отошел от ниши.
Напоследок Калимак все же согласился сменить свой кричащий наряд, дабы не напрягать местное население. Он переоделся в более спокойную светло-бордовую тунику и серые брюки, однако долго не хотел расставаться с нарядной желтой курткой.
— Возьму про запас, когда-нибудь и у меня сын родится, — практично рассудил он, аккуратно сворачивая одежду и унося ее под мышкой.
Мы наконец покинули пристройку.
* * *
— А то я не заметил, как ты на эту дылду серокожую запал! — расхохотался Калимак на послеобеденной прогулке.
— Не твое дело, — холодно отпарировал мой хозяин.
— Небось уже обработал? — не отставал его товарищ.
— А тебе завидно? Найди себе сам.
— Да где ж я найду-то? Тут из наших парни только!
— Ну так не обязательно из наших. Попробуй, понравится.
— Фу! Страшные!
— Боюсь, тогда тебе остается только с парнями, — невозмутимо пожал плечами Маура.
— Все лучше, чем с этими!
— Так ты ту самую бляшку не забудь надеть, и вперед, на подвиги, — подначил хозяин, уворачиваясь от брошенной в его сторону еловой ветки.
Калимак на этом не успокоился, вскочил на скамью посреди поляны и заорал пошлую деревенскую частушку:
Как-то насадил козел
Десять коз себе на кол,
А потом еще овцу —
Все под силу молодцу!
— Все борозды хороши, коли пашешь от души, — в тон ему невозмутимо процитировал Маура не менее похабную поговорку, и оба они громогласно расхохотались.
В нашу общую комнату хозяин возвращался довольным и бодрым, с сияющим лицом, иногда насвистывая какую-то мелодию.
— Знаешь, разница не так велика, как можно было подумать. Хотя с поцелуями они незнакомы, — поделился он со мной неожиданно, когда мы сидели за столом у окна. Он сделал глоток из своего стакана и задумчиво добавил: — Она сама позволила мне быть заместителем.
— Кем? — переспросил я с вновь кольнувшей сердце ревностью.
— Заместителем. Это их обычай. Ее муж рано погиб, она осталась одна. Быть тем, кто рядом, пусть даже временно, это большая честь.
— Вы… останетесь с ней теперь? — уточнил я.
— Нет, — просто ответил он. — Наши пути не слиты, и она воссоединится с мужем, когда придет время.
— Так он же… умер? — растерянно пробормотал я.
— Смерть — это не конец, — твердо сказал хозяин. — Так, оказывается, они верят. И мне хочется верить так же.
* * *
Увидев приоткрытую дверь, я осторожно вступил в полумрак, освещенный множеством продолговатых брусков на стенах. Невиданные мною раньше светильники бросали мягкие, тепло-оранжевые блики на подогретый бассейн… И на собравшуюся там компанию.
Я так и застыл с открытым ртом у порога, начиная понимать, что явно перепутал здания, и это не те пристройки, где выращивают рассаду, и куда еще с утра направился мой хозяин.
Длинные худые тела чужих предстали передо мной во всей своей обнаженной красе, и я невольно отметил, что ниже пояса у них и правда все так же, как у нас, во всяком случае, на первый взгляд.
Некоторые из них стояли у бортика в чем мать родила,
