отстранились от всех, в яви были только он и она.
Веронику тоже накрыла трепетная волна безразличного умиротворения. Его зазноба также пребывала на необитаемом острове — в целом мире они двое.
Время застыло для них, только лучащиеся счастьем глаза напротив, только осязание влажного шелка губ выступали мерилом смысла бытия.
Но вот гипнотическое забытье стало отступать. Чтобы продлить изведанную негу, усилить полноту наполнявших чувств, Сергей нежно погладил женщину по гибкому стану, по воздушно-упругим бедрам. И внезапно кольнула дразнящая мысль, что Вероника без нижнего белья, резинка трусиков не угадывалась за шелковым халатом. Помимо воли похотливо заныло в чреслах, в подсознании пронеслось — стоит ли уступить позыву плоти или, взяв себя в руки, твердо проигнорировать желание. В нарочито вялой нерешительности Сергей сообщил любимой, что пришел лишь для того, чтобы переодеться и чуток перекусить на скорую руку.
Вероника мгновенно отшатнулась, казалось, нависшая проза жизни оскорбила ее естество. Еще мгновение, и райская идиллия сменится тусклыми буднями. Но этого не произошло, метаморфоза произошла удивительная. Пассия вскипела, былое умиление на глазах преобразилось в неистовую страсть.
— Так ешь меня, ешь меня всю! — Вероника, как разнузданная вакханка, резко распахнув халат, выпустила наружу пышные тити. Розовые набухшие соски в лакомых блюдцах ареол заворожили Сергея. Он, как слепой котенок, движимый инстинктом к сосцам матери, не отдавая себе отчета, взялся страстно лобызать груди любимой, пахнущие липовым медом и парным молоком. Слегка покусывая назревшие, источающие сок бутоны, ощущая губами пупырышки их бархатистого ложа, мужчина впал в состоянии между сном и явью, когда будто ничего нет. Вероника же откинула голову назад и безвольно обвисла на его руках. Страстная ненасытная улыбка овладела ее полуоткрытыми устами, готовыми издать вопль страсти, но онемевшая от недостатка жизненных сил женщина тоже была как бы в полусне.
Так что ему оставалось... В наступивший отлив шальной пылкости Сергей бережно подхватил женщину на руки и отнес в спальню, осторожно положил на кровать поверх покрывала. Пестрый китайский халатик распахнулся настежь, открыв нестерпимо влекущее чувственное тело хозяйки. Воронов, как полоумный, встал пред кроватью на колени и взялся покрывать поцелуями груди, живот, лобок любимой. Красотка, истекая любовными соками, слабо постанывала в блаженной истоме, потворствуя мужчине делать с собой всяческие безрассудные глупости.
Но вдруг, как раненая птица, она встрепенулась и увлекла Сергея на постель, с силой перевернув на спину, принялась быстро стаскивать потную гимнастерку и галифе. Он подчинился, сгибал руки и ноги, поворачивался набок и, наконец, позволил раздеть себя догола. И вот теперь, увидав любимого обнаженным, а главное, откровенно восставшее мужское достоинство, Вероника с горячностью стала осыпать поцелуями торс, а потом, потеряв всякий стыд, приникла к уду мужчины. Сергей блаженствовал как никогда. Но шалунье было мало, ее всю трясло, отстранившись, дико утерев уста пятерней, она, словно дева-амазонка, взгромоздилась верхом, оседлав его бедра. Соитие было жарким и бурным, такой бешеной скачки Сергею испытывать давно не доводилось. Когда женщина прогибалась к нему, тяжелые груди били его по щекам, когда откидывалась на спину, его глаза устремлялись в звездную бездну.
Потом, схватив охапку перепачканных простыней, Вероника голышом унесла белье в ванную. Чуток помедлив, обнаженный Сергей прошествовал следом, не отрывая глаз от любимой. Вероника была божественна. Они опять начали целоваться и бесстыдно ласкать друг друга. Но любовникам хотелось большего. Вероника опустилась на колени и помогла Сергею стать во всеоружии. И опять любовь их была сладка и безоглядна. И ванная комната обратилась в океан любви, и они оба, подобно Венере Боттичелли, как вновь рожденные, вышли счастливыми и обновленными из «бурлящей пены морской».
Но проза жизни неминуема. Надев одежды, влюбленные вновь стали обычными людьми, а не небожителями. Вероника принялась разогревать на керогазе нехитрое кушанье. Сергей, достав из вещмешка тушенку и банку рыбных консервов, вспорол жестянки раскладным ножом, мясо вывалил в варево, рыбный деликатес в подвернувшуюся тарелку. Пока Воронов хлебал суп с тушенкой, Вероника принесла подогретый гарнир, картофельное пюре и стакан молока. Молока Сергей не стал, запил еду обычной кипяченой водой из графина, так он делал всегда, не из отсутствия воспитания, а по сложившейся холостяцкой привычке.
Пока капитан обедал, Вероника нагрела на приглушенном керогазе утюжок и стала гладить слежалый, но уже не фиктивный мундир. Женщину ничуть не смутили три «шпалы» в петлицах, она как данность приняла, что возлюбленный не младший офицер, не тот калибр, не та стать у него — ее Сережи. А он любовался своей Никой, своей обворожительной Победительницей. Он и она были счастливы, ну совсем почти счастливы, если бы не подлая стерва — Война.
Дождавшись вызванного водителя, возлюбленные простились до вечера, а возможно и до следующего утра, а там, как говорят: «Человек предполагает, а Бог располагает».
Легкий душой и телом, как пуховое перышко, в ладно отглаженном Вероникой френче, Сергей поспешил в оперативное отделение. Шофер, наверняка, чуток подремал в оперативном пункте, выглядел свежо. С настороженной ухмылкой водитель оглядел Воронова, определенно сообразил нечто предосудительное, но догадку озвучивать побоялся.
Всю дорогу Сергей думал о Веронике: «Вот на самом деле — не знаешь, где найдёшь, где потеряешь...». Раньше Сергей ни за что не подумал бы, что влюбится в провинциальную еврейку. Да, это так, — втюхался по уши. Случались у него еврейки в любовницах, не много, но попадались. И что странно, женщины, как правило, интеллигентные, начитанные и честно признаться — злоебучие. Неужели иудейки так охочи до русских мужиков... С первого взгляда — Вероника наподобие таких... Забавно. Да, но его Ника другим ни чета. Во-первых — красавица, во-вторых — славянская внешность, в-третьих, здесь, видимо, родство душ. Женщина сразу, стоило только увидеть, запала Сергею в сердце.
Воронова поджидал младший лейтенант Свиридов, который нервно вскочил и, не зная, что сказать, закружил по кабинету. Парень издергался — полдня на нервах... Сергею понятна тревожность Андрея, похлопал его по плечу, успокаивая:
— Не дрейфь, мамлей, прорвемся... Ну как — привели подозреваемых итээровцев?
— Доставили четверых. Фрезер, Гусельников, Полищук, Еланцев сидят в дежурке. Руди сегодня в области, но прораба привезут, уже договорился... А список легких мотоциклов на стол под стекло положил, товарищ капитан.
— Молодца, лейтенант! Давай, заводи по одному.
— Сергей Александрович, тут два раза звонил начальник областного управления Кулешов.
— Ну, давай, соединяй с ним.
Пока Свиридов объяснялся с телефонистками на коммутаторе, Воронов просмотрел справку из ОРУДа.
Перечень обширный, такой на взлет не проработать. В списке фигурировали: легкие серпуховские МЛ-З — шесть единиц; питерские Л-300 — аж девять штук; ижаки, начиная с пятой, кончая девятой моделями — одиннадцать на ходу; заканчивали список тяжелые двухместные таганрогские ТИЗы и подольские ПМЗ А-750 — числом пять штук. Итого тридцать один мотоцикл на балансах, начиная от городских и районных комитетов и советов, завершая МТС и колхозами. В одной Кречетове числилось пять легких моделей.
«Да сами тут закопаемся до второго пришествия. Попрошу-ка Селезня, пусть орудовцы пошерстят у них ловчей получится...» — подумал Сергей.
Наконец Свиридов созвонился. Воронов взял трубку:
— Здорово, еще раз, Семен Ефимович. Извини, что заставил ждать, отсутствовал... Понимаешь, закавыка вышла с задержанным уркой, придушили, паразита...
— Да знаю, Сергей Александрович, уже Селезень сообщил...
— Пардон, Вадим, да ни хрена ты не знаешь. Здесь нарисовался второй труп, а конкретно сотрудник узлового отделения — боец Пахряев. Этот кадр на сей момент — главный подозреваемый, очевидно, состоял на связи Лошака и немецкого агента. Солдат до беспамятства настращал Конюхова и, чтобы тому избежать ужасной расправы, подсказал правильный выход, да и удавка — его работа. Жаль, не успели, этот хрен сбежал с оперпункта сразу же после смерти старика-уркагана, наврал дежурному о немочи матери, тот и отпустил... Нашли подонка, зарезанного в станционных посадках. Предполагаю — пошел на встречу с агентом. А тот грохнул дурака, и теперь ищи ветра в поле...
— Вот беда, такому не позавидовать, Сергей Александрович... Прямо детективный роман какой получается... Да... собственно, и не по тому звонил. С тебя, брат, причитается...
— Было бы за что, а за мной не заржавеет...
— Будто не в курсах, Сергей Александрович… От души поздравляю!
— Ты о чем, Вадим Ефимович?
— А то не знаешь, хитрюга!
— Ну, давай, колись, не томи душу.
— Правительственная телеграмма... Тебе присвоено очередное звание майора госбезопасности. Ромбик сегодня нарочным доставят. Поздравляю, товарищ майор!
— Да, дела... не ожидал, что так скоро. Хо-хо-хо... А ты и ромбики приготовил? Ну, спасибо, брат.
— Еще не закончил... Звонил по ВЧ Мамулов. Нарком велел сворачиваться. Дает на завершение дела одни сутки. Отсчет с ноля-ноль-ноль. Выходит, у тебя осталось меньше тридцати часов. Успеешь управиться?
— Тьфу... - Сергей непроизвольно выругался. — Дык, теперь только сама операция и начинается.
— Надо найти агента в положенный срок. Сам знаешь, товарищ майор — Нарком!
— Понимаю, Вадим Ефимович. Ну, давай, сам приезжай завтра, обсудим ситуацию, а бог даст, заодно и обмоем мой ромбик.
— Понял Сергей Александрович.
— Ну, покеда… — Воронов медленно положил трубку.
Свиридов настороженно смотрел на Воронова, наблюдая метаморфозы физиономии начальника.
— Что там, товарищ капитан? Арестовывать меня будут...
— Вот заладил, Андрюха... Кто о чем, а голый — о бане. Видишь ли, тут такие дела... Выходит, что я теперь майор.
— Поздравляю, товарищ капитан. Ой, запутался, — Андрей разом покраснел, как девушка. — Извиняюсь, товарищ майор. Поздравляю с новым званием! — и не знал, уместно ли протянуть руку с поздравлением.
— Да ладно, чего стесняешься, — и Сергей сам пожал руку младшего лейтенанта.
Воронову стало понятно, почему Берия не стал тянуть с присвоением звания и вызывает срочно в Москву. Определенно, Дальний Восток для Лаврентия Павловича в большем приоритете, нежели немецкий шпион на узловой станции. Но, однако же сутки дал...
Перед мысленным взором Сергея, как кадры кинопленки, проскользнули годы чекистской опалы, начиная с того зловещего дня 15 декабря, 38-го, когда насмерть разбился Валерий Павлович Чкалов. «Вот так... комбриг Чкалов, наконец и сравнялись мы рангами. Да уж, теперь, Серега — будь здоров, начальник...» — и Воронов натянуто ухмыльнулся.
Сергей внутренне чувствовал, что Лаврентий
