Случай на станции Кречетовка. Глава V

не питает к нему любви, майорский ромбик лишь лукавый аванс, а чем этот задаток дальше обернется, известно только одному Богу. Впрочем, для самолюбия приятная новость. Сам он (чего уж тут юлить) который год с потаенной надеждой ожидал очередного звания. Как застоялому коню, Воронову не терпелось новой, с большим размахом, увлекательной работы. Однако грех обижаться... в принципе, сильно не обижали, хотя карьера складывалось и не так гладко. А ведь могли запросто сослать на периферию — в тьмутаракань или, не разбираясь, как врага народа, превратить в лагерную пыль.
      А как поступить в этот раз, чтобы получилось по пословице: «И волки сыты, и овцы целы»... Сергей давно знал закулису чекистской работы. Как Понтий Пилат, умыть руки и подвести под «молох» всех подозреваемых, горемычные ведь подпишут на себя даже липовые показания, а потом донесут и на соседа. Только — это не его метод. Итак, осталось чуть больше суток... Отсчет времени пошел. Воронов взглянул на ручные «Кировские» (год назад отладили — дай дороги)... часовая стрелка придвинулась к восьми вечера.
      И тут бешено затрезвонил полевой телефон.
      « Чистая вертушка...», — подумал Воронов.
      Свиридов махом взял трубку. Лицо парня разом вытянулось от удивления. Начальник оперпункта встал чуть не по стойке смирно.
      — Слушаю, Николай Иванович, — Андрей затаил дыхание. — На месте... — и протянул трубку. — Вас, товарищ майор, сам старший майор Синегубов.
      — Здравие желаю, Николай Иванович, — буднично начал Воронов, но договорить не успел...
      — Сергей, ну что же ты молчал... — послышалось с треском и свистом, — подлец этакий! Я ведь ничего не знал... не послал бы в Кречетовку. Уж пожалей, не ругай старика, — больше никого не было.
      — Товарищ старший майор, приказано никому не сообщать.
      — Понимаю, Сережа. Как обстановка?
      — Воронов кратко доложил начальнику Главного управления.
      — Немедленно высылаю подкрепление — Юркова и Гаврюхина.
      — Да-а... — от неожиданности Сергей запнулся. — Пусть мужики едут, с бригадой сподручней... в одиночку тут раскручивать и раскручивать, — сглотнув комок в горле, продолжил. — Просил начальника областного управления подсобить, тот обещался помочь... — Задумавшись на секунду, озадаченно произнес, — Нарком крут, коли закопошусь, то пиши — пропало... — И выдохнул, завершая, — да уж, колесо завертелось...
      — Ну, давай, Серега... коли что, звони, все карты тебе в руки.
      — Будет сделано, товарищ старший майор!
      — Ох, заболтался, из головы вылетело... Поздравляю, Сергей Александрович, с новым званием, желаю героических успехов на новом посту.
      — Спасибо, Николай Иванович, на добром слове! Буду стараться...
      — Вот и забирают первосортные кадры... жаль, брат, расставаться. Но, как говорят — наверху видней. Ну, пока... Отбой. — Зуммер запищал и щелкнул.
      — Обещал, — пояснил изумленному Свиридову, — двух лейтенантов на подмогу прислать. Но мы, Андрей, будем сами разбираться до приезда гостей из Москвы. Веди граждан итээр поодиночке.
      Первым конвойный ввел Фрезера, не пожилого еще курчавого мужчину яркой еврейской внешности. Тот опасливо огляделся и сложил руки внизу живота, верно смиряясь с предстоящей экзекуцией.
      — Проходите, Марк Осипович, присаживайтесь. Пришлось изучить ваше личное дело. Вероятно, серьезно хвораете, потому и не мобилизовали, а какая болезнь? — Воронов тянул резину, присматриваясь к приемщику перегруза станции.
      — Врачи признали позвоночные грыжи, «профрузии» шейного и пояснично-крестцового отдела, плоскостопие, близорукость и ряд других, несовместных с призывом в армию болезней.
      — Наверное, хотели сказать — «протрузии»?
      — Да, спешил... оговорился.
      — Угу, понятненько…
      — Немецким владеете? Серьезно спрашиваю.
      — Да так... чуть-чуть, как и каждый поживший на свете еврей.
      — Понятно. Ходить вокруг да около не стану. Гражданин Фрезер, вы подозреваетесь в сотрудничестве с германской разведкой. Что на сей счет скажете?
      — Как можно, товарищ старший баталь... — поправил себя, — товарищ полковник, да ни каким боком, да всяк скажет, что Марк Фрезер честный советский человек.
      — Для сведения скажу, что я не батальонный комиссар, не полковник, а капитан госбезопасности. Итак, Марк Осипович, в мае прошлого года вы оказались в Крыму. Где и зачем?
      — Лечился в доме отдыха «Алушта» по санаторно-курортной путевке с пятого по двадцать пятое мая.
      — Андрей, фиксируй показания гражданина.
      — Сей момент, — Свиридов придвинул листы писчей бумаги.
      — Назовите фамилии, имена, отчества и контактные сведения граждан, с кем имели отношения в здравнице и за пределами оной, и подробней, пожалуйста.
      Фрезер даже вспотел, припоминая крымских знакомых, которых насчиталось с десяток.
      — Добро. Кто из них интересовался спецификой работы на станции Кречетовка?
      — Да в особенности мине никто не расспрашивал. Таки общие разговоры: судачили о семье и детях, жаловались на начальство, на бытовые условия, ну и болтали о прочей ерунде.
      — Заостряю вопрос. Проявлял ли кто интерес к производственно-техническим характеристикам станции.
      — Да не... то, что Кречетовка узловая станции, таки железнодорожники знали, а остальным без надобности....
      — Ясно. А тогда зачем вас интересуют подробности формирования поездов на станции. В деле, — Сергей указал пальцем на картонную папку, — зафиксированы свидетельские показания...
      — Таки мине по работе требовалось.
      — Вот выписка из должностных обязанностей — вопрос о формировании грузовых составов не входит в компетенцию приемщика на перегрузе.
      — Не знаю, может, когда и спрашивал о поездных составах... не помню. Да и зачем мине башку белибердой засорять?
      — Так потому и выясняю — для чего, с какой целью... и для кого?
      Фрезер достал платок и стал обтирать взмокшие щеки и лоб.
      — Не было у мине никакого умысла. Я шо, с мозгами поссорился... Трепались, возможно, да и мало ли чего говорят по ходу досужей болтовни.
      — Ну, коли так, то напомню, что болтун — находка для шпиона! Вызвали вас сюда по серьезному вопросу. Вижу — на откровенность не идете, потому задерживаетесь. Следственное дело предается в спецотдел НКВД. Надеюсь, что понимаете — цацкаться не станут, зона прифронтовая... — Воронов кашлянул и сделал строгое выражение лица. — Марк Осипович, если хочешь что сказать, говори без утайки, не испытывай чужое терпение. — И Воронов открыл придержанную карту: — Кто у тебя интересовался работой перегруза? Итак, гражданин, слушаю внимательно...
      — Ну, тогда пропал... — плаксиво выдавил Фрезер.
      — Смелей!
      — Хочу честно сказать, — чуть не до шепота понизил голос еврей. — Таки выспрашивал мине один инженер из ТЧ — шо, да куда, сколько и почему... — хитрый человек... легонечко подводил разговор, чтобы выведать у мине о товарных поездах.
      — Кто такой?
      — Ширяев Роман Денисович, инженер паровозного депо.
      — А что ты сообщал инженеру, конкретней говори.
      — Я рассказывал только о перегрузе. Ну как часто случается бой, сколько по времени перегружают вагоны, как доукомплектовывают... Да мало ли чего случается, иной раз пульман в лепешку раздавит...
      — Маршруты отправлений тоже называл... — подытожил Воронов.
      — Ну, может, и ляпнул, когда...
      — А почему откровенничал? Ты же еврей, умный человек, неужели не догадывался, куда Ширяев клонит?
      — Да невдомек... по-приятельски общались. Да не так уж подробно и выспрашивал. Инженер ссылался на проблемы в самом депо. Мол, растет износ паровозов, нет запчастей, ремонтников забрали на фронт, в поездных бригадах уже женщины... Одним словом — гробят паровозики. А Ширяев якобы за это отвечает, приходится голову ломать, разруливать эти ситуации. Я-то думал — правда, человеку по работе нужно для пользы дела.
      — Инженер проставлялся за такую откровенность, или как там называется?
      — Не понял...
      — Платил деньгами, продуктами, еще какие подношения или услуги делал...
      — Да боже паси, так поболтаем и разошлись.
      «Ну и дурак же Фрезер, получит теперь на полную катушку — безмозглый еврей», — без лишних эмоций подумал Воронов.
      — Теперь стало ясно, гражданин Фрезер... Придется тебя арестовать за пособничество врагу. Будет произведен обыск. Пойдет следствие. При наличии отягчающих обстоятельств — судьба будет не завидной. Более не задерживаю. Андрей, в камеру его.
      — Товарищ, капитан госбезопасности, я же рассказал, как на духу...
      — Гражданин капитан... — назидательным тоном поправил Сергей. — Вляпался ты, Фрезер, хуже некуда. Послушай совет, не вздумай юлить перед следователем. Расскажешь тому с нужными подробностями и деталями. А пока есть время освежить память... — оглядев удрученного приемщика, Воронов заметил. — Естественно, буду следить, как продвигается дело. Надеюсь, Марк, на твою сознательность, — и махнул рукой Свиридову. — Увести...
      Фрезер заплакал. Вызванный конвойный встряхнул бессильно поникшего мужчину и чуть ли не за шиворот выволок из кабинета.
      — Итак, — подвел итог Воронов, — с этим жидком проволынил минут сорок, так дальше не пойдет. Ну-ка, Андрей — срочно найди подноготную на Ширяева Романа Денисовича. Кадра в розыск, подключай и милицию, и комендатуру. Если Ширяев немецкий агент, то, боюсь, уже и след инженера простыл.
      — А теперь пусть ведут другого подозреваемого. Нет, подожди, лучше перейду в другой кабинет. Дай бумагу и три скоросшивателя, сам протокол составлю, а «вечное перо» в планшете найдется, — получив требуемое, Сергей прибавил. — Андрей, делай, что велел, постарайся оперативно. — И Воронов перебрался в соседнюю комнату, отведенную городскому следователю Акимову.
      Через три минуты туда привели осмотрщика вагонного депо Полищука. Это оказался плотно сбитый пожилой детина с вислыми украинскими усами.
      — Садись, Игнат Богданович, не догадываешься, почему сюда попал?
      — Ні, не знаю. Напрасліну, хто звів на мене...
      — Напрасно, дядька, выпендриваешься... Говори по-русски, не стану к тупой мове приспосабливаться. Не туда попал... разумел?..
      — Розуміти.
      — Вот б***ь, не понимает человек... — слова назначались как бы постороннему. — Что не ясно сказал, а, дядька!..
      — Понял, гражданин начальник, — Игнат перешел на русский язык.
      — Короче так, гражданин Полищук, будешь тут хохловскую хитрость проявлять, себе хуже сделаешь. Попусту время тратить не стану... — отвечать кратко и по сути вопроса. Зачем перед войной ездил в Харьков и Киев?
      — К родне ездил. Сестра там в Киеве, а племяшка учится в Харькове, в железнодорожном.
      — Так, Игнат, называй имена, фамилии, адреса родственников и с кем тесно общался в тех краях. Точнее, с кем вел разговоры о работе на станции, — Сергей стал записывать, но ни как не удавалось приноровиться к интонации украинца. — Да не тараторь как сорока и конкретней называй... — не успеваю, чай, не печатная машинка.
      Полищук сбавил темп, да и говорить стал по существу.
      — Годится, Игнат... — закончив писать , продолжил. — А с кем гуторил о