жарить оладьи, иногда поглядывая на экран телевизора, по которому прыгали разноцветные графики. Она сделала звук громче, желая заглушить фырканье, доносившееся из ванной.
Мужчина вошёл на кухню, кроссовки он оставил в прихожей, и теперь щеголял голый по пояс, любуясь своим отражением в стеклянных фасадах кухни. Женщина у плиты нехорошо усмехнулась и посмотрела на себя. Когда-то она была красива, высокая, тонкая, с чарующим взглядом серых глаз, улыбкой, которую надо было ещё заслужить. Муж сохранился гораздо лучше неё, всё ещё молодой на вид, если бы не седина, которая совсем его не портила, прибавляя шарма, поэтому он и не красился. Молоденькие ординаторки легко велись на его улыбки, незатейливые ухаживания. Сколько у него их уже было? Она сбилась со счёта, он и бегать начал ради них, чтобы быть в тренде, оставаться молодым.
– Опять ты оладьи жаришь! Ты же знаешь, что мне нельзя набирать вес! – вскрикнул он и полез в холодильник. Запихав в блендер немного фруктов, залив всё йогуртом, он сделал себе смузи, бросив напоследок пару чёрных ягод, и с демонстративным видом стал пить, показывая, как ему вкусно.
– Не хочешь, не ешь, – пожала плечами женщина, выкладывая последнюю партию оладий на блюдо. Она села за стол и положила себе полную тарелку, густо измазав их сметаной.
– Вот я сдохну на марафоне, и ты будешь виновата! – истерично вскрикнул он и сел за стол, прямо с блюда хватая ещё горячие оладьи, запивая их смузи.
– Не сдохнешь, до финиша донесут. Алиночка же тоже бежит, да? – бесцветным голосом спросила женщина, не смотря на него, казалось, что её больше интересовали сводки с торгов за океаном.
– Опять ты начала! – закричал он. – Я же тебе сказал, что это было пару раз и всё кончено!
– Не ври, я не хочу тебя слушать, – спокойно сказала она, прибавляя звук на телевизоре.
– Чего завёлся, если всё кончено?
Мужчина схватил две оладьи и вышел из кухни. Зашумела вода в душе,
Женщина дослушала новости, убрала посуду в посудомойку и ушла в свою комнату. Она вышла через пять минут одетая в деловой брючный костюм с минимумом макияжа, выделены были глаза, тонкие губы она не трогала.
– А ты меня не будешь ждать? – возмутился её муж, выходя из ванной в одном полотенце, она даже не взглянула на него.
– Нет, у меня скоро операция, а ты собираешься по часу, – быстро ответила она и вышла.
– Чарли! Чарли! Ты куда побежал, негодник! – весело кричала полная девушка, красная, запыхавшаяся от бега за своим лабрадором, скрывшимся от неё в зарослях кустарника. Они гуляли уже два часа, и собака никак не хотела возвращаться домой. – Чарли, ну иди сюда! Пошли домой, я хочу есть! Мне на работу скоро! Ну, Чарли!
Девушка топнула ножкой, но идти в заросли кустарника ей не хотелось. Она устало села на лавку, посторонившись от странного чёрного пятна, уже засохшего на тёплом солнце. Собака глухо лаяла в кустах, начиная протяжно выть.
– Чарли, ну что ты там нашёл? Опять норку крота? – возмутилась девушка, не глядя на кусты, она сидела к ним спиной. – Давай иди сюда и неси это мне. Вечно ты всякую дрянь находишь!
Кусты зашевелились, и к хозяйке с глухим рычанием выбежал большой лабрадор, лапы были перепачканы в земле и чем-то липком чёрно-бордовом, а в зубах пёс держал за косу голову женщины. Лицо, обезображенное мукой, состарилось на три десятка лет, и скорее напоминало спящую медузу горгону, и если бы голова вдруг открыла бы глаза, то в миг всё вокруг окаменело. Девушка не сразу поняла, что бросил пёс к её ногам, а когда дошло, вскочила на лавку и истошно заорала. Пёс верно понял тревогу и страх хозяйки и завыл ещё громче.
Следователь Бабочников шёл по коридору, намереваясь быстро проскользнуть мимо кабинета полковника и уйти на обед, а там может и с концами. День был прекрасный, вечером он договорился с Лизой погулять, а может и заманить её к себе на ночь. Раздумывая об этой недотроге, не дававшейся вот уже вторую неделю, он не сразу услышал окрик полковника.
– Бабочников! Ты что, оглох?! Зайди ко мне! – полковник стоял в дверях кабинета и тряс огромным кулаком.
«Всё, пропал день», – подумал Бабочников и выстроил на лице покорную серьёзность и сосредоточенность.
Полковник побагровел и за шиворот втащил Бабочникова в кабинет, громко хлопнув дверью. Рухнув на кресло всей 120-килограммовой тушей, полковник стал терзать на столе серые папки, бесцельно бросая их в ящики, доставая новые, выстраивая пирамиды на своём столе. Все знали, что это прелюдия перед жёстким соитием, и Бабочников готовился, как жертва домашнего насилия, убеждая себя, что это надо просто пережить в очередной раз и забыть.
– Сколько у тебя дел?! – заорал полковник, бешено вращая выкатившимися из орбит глазами.
– Двенадцать, три передаю в суд, – чётко отрапортовал следователь, вытянувшись по струнке перед диким ликом начальства.
– Всего три?! – истерично взвизгнул полковник и ударил по столу кулачищами, папки посыпались на пол, и Бабочников стал собирать их.
– Сейчас начнётся, – подумал он, положив последнюю папку на стол. Рука полковника схватила его за шею и с силой уткнула лицом в папки, потом ещё раз и ещё. Собственно папки для этого и были на столе, чтобы подчинённому не ломать носа. В голове зашумело от желания ударить в ответ, но следователь сдерживался, хватаясь за уже видимые перспективы роста. Таков был порядок, и те, кто безропотно следовали ему, достигали неплохих результатов, полковник был щедр на рекомендации.
– Так вот, урод тупой! – заорал ему в лицо полковник, отбросил от стола и швырнул в него ориентировкой. Следователь поднял её с пола и выжидающе посмотрел на полковника. – Сейчас полдень, ты просрал всё время. Можешь сразу ехать в морг на экспертизу, но чтобы к концу следующей недели у меня уже сидел подозреваемый, можешь хоть букет собрать, мне плевать! Но чтобы сидели, понял?! Сверху интересуются – надо в кратчайшие сроки, понял?!
– Так точно, господин полковник! – отрапортовал Бабочников.
– Так точно, – передразнил его полковник и послал на три буквы, что означало: «В добрый путь!».
Через час следователь был в парке, ехать в морг было рано, судмедэксперт ждал его вечером с предварительным отчётом. Место преступления или нет, правильнее сказать, место обнаружения останков жертвы было огорожено жёлтыми и красными лентами, через которые отказывались забегать даже неугомонные собаки, сторонясь хмурых полицейских. Ещё работали эксперты, собирая грунт, прохаживаясь взад и вперёд в поисках чего-нибудь.
Старший коротко рассказал Бабочникову, что жертва определённо погибла не здесь, а убийца или убийцы, ему казалось, что это должны были сделать несколько человек, принёсли сюда голову и разлил на асфальте кровь, уже свернувшуюся. На фотографиях ничего не было: трава, кусты, деревья, влажная после ночного дождя земля, на которой не было никаких отпечатков, а в луже засохшей крови у скамейки были чёткие отпечатки кроссовок.
Больше здесь делать было нечего, получалось, что есть голова и часть крови, анализ, скорее всего, подтвердит, что это кровь жертвы. Бабочников пошёл вперёд, куда вели постепенно исчезавшие следы кроссовок. Это был бегун, касание ступни лёгкое, на носок. Парк кончился, и следователь вышел на широкую улицу, на другой стороне которой был продуктовый магазин, а, значит, камеры. Пока он переходил дорогу, ему пришли по мессенджеру несколько видео от оперативников. На одном из них полная девушка стояла на скамейке и истошно орала, а рядом с ней выла большая белая собака. Бабочникова удивило лицо девушки, перекошенное от страха, но глаза смеялись, блестели от удовольствия. Надо было внимательнее посмотреть это видео на большом экране и поговорить с этой девушкой.
Он вошёл в магазин, управляющий некоторое время мялся, но разрешил просмотреть записи с камер. Они отмотали до раннего утра, вот появился бегун из парка и сел в свою машину. Было видно, что он трёт щёткой кроссовки. Запись была качественная, и, когда машина развернулась, камера зацепила её номер. Уже что-то, возможный свидетель, а может быть… не стоит загадывать, но и свидетель может немного посидеть в СИЗО, так всем будет спокойнее, результат же есть.
Бабочников вернулся в контору и просидел там до вечера, пока ему не позвонил судмедэксперт. Кое-как по пробкам добравшись до морга, следователь бесстрастно разглядывал отрезанную голову девушки. Теперь было понятно, что это была девушка, по фотографии головы определили её имя, точнее подтвердит генетический тест. Алина Свиридова, двадцать семь лет, студентка медвуза, точнее уже ординатор. Бабочников смотрел в мёртвое лицо, открытые, полные ужаса глаза, зафиксированные скотчем. Убийца хотел, чтобы жертва всё видела. Ровный срез, эксперт показал ему хирургическую пилу, которой, предположительно, отрезали голову. Всё было сделано профессионально. Так работают хирурги или патологоанатомы, в любом случае, у простого человека рука бы дрогнула, срез был бы кривой.
Жертва работала в новой больнице, как раз в том же районе, где находился парк, в котором её нашли. Бабочников сел за стол, бегло ознакомившись с предварительным отчётом, достал планшет и вновь включил видео с полной девушкой, нашедшей голову. Эксперт с интересом смотрел на девушку, молодая, с приятной полнотой.
– Она не боится, – заметил эксперт.
– И я так думаю, – следователь постучал пальцами по столу. – А ведь она работает с жертвой в одной больнице. Оля Попова, ординатор хирургического отделения. Как думаете, девушка могла бы так ловко отпилить голову?
– Если пила новая, не вижу никаких проблем, – пожал плечами эксперт. – Сложно сказать, кто это сделал конкретно, но судя по характеру среза, жертву пилили на смотровом столе. Может, и на таком же, как у нас.
Бабочников хмуро посмотрел на стол, представляя, как это всё могло быть, от этих мыслей становилось нехорошо. Распрощавшись с экспертом, он поехал домой.
Просидев до полуночи, разбирая показания свидетелей, смотря фотографии, он вспомнил, что так и не разговаривал сегодня с Лизой, не ответил ни на одно её сообщение. Внезапная мысль заставила его вскочить со стула, он больно ударился о кухонный стол. А ведь Лиза тоже год назад перевелась в ординатуру в эту новую клинику. И Лиза, и жертва были иногородними, жили в общежитии медвуза, картина постепенно складывалась, Бабочников осторожно строил версии, возможно Лиза знала жертву, а может и свидетеля. Лиза училась на хирурга и очень интересовалась патологоанатомией. Она все уши ему прожужжала, что у них там какой-то кружок или группа, которую ведёт профессор, что они часто проводят в стенах клиники на кафедре анатомический театр, обычно по ночам, чтобы это не было в ущерб основной работе, тогда и операционные морга всегда свободны, и никто не мешает. Это пугало в Лизе, но Бабочников старался не думать об этом, концентрируясь на девушке, хрупкой на вид, небольшого роста, с короткими, стриженными под мальчика чёрными волосами и большими синими глазами на веснушчатом улыбающемся лице.
И тут позвонила Лиза, от неожиданности, он едва не выронил телефон.
– Привет, чего не позвонил? – спросила она, как всегда, разговаривая с ним учительским тоном.
– Не было времени, новое дело дали,
