На высоте птичьего полёта

было давать ей выпасть из роли потенциальной любовницы, иначе она могла замкнуться и ничего мне не рассказать.
– Я уже сомневаюсь, стоит ли начинать? – призналась она, вспомнив о кокетстве.
Спас положение официант, который принёс водку и закуску.
– Будешь? – налил я ей и себе.
– Буду! – Она влила в себя водку так, как я вливал её в себя после рейда по тылам укрофашистов – с хищной жадностью, а потом решительно выложила: – Это я подложила Вадиму Куприну деньги!
И с вызовом посмотрела на меня, клонив голову набок: ну, что ты теперь со мной сделаешь, отшлёпаешь или в угол на горох поставишь? Так я с удовольствием из твоих-то рук!
– Ты?!
Вот это был финал. Я поперхнулся, закашлялся, даже не сумев удивиться, потому что удивляться в этой Москве уже перестал, зато с гордостью мог сказать, что живу в эпоху беспрестанно крутящейся «Кухни» и Виктора Петровича Баринова собственной персоной с дворницкими усами и замашками поварского деспота.
– Да! – кивнула она. – Лера Алексеевна попросила меня передать ему пакет, а если Куприна не будет, то просто положить в шкафчик.
Она покраснела и даже страшно смутилась, но это ей даже очень шло – как кровавый цвет божьей коровке. Признаться, я позавидовал Зыкову: её воспалённые страстью глаза сверкали, как чёрные бриллианты в сто двадцать пять каратов, было, отчего с непривычки потерять голову и начать заикаться.
– Как просто, – среагировал я с опоздание. – И ты не знала, что в нём?
– Нет! – испугалась она так, что я испугался за неё. – Вы знаете, как я к вам отношусь! – добавила она на придыхании и состроила мордашку искупления грехов кающейся Магдалины.
– Догадываюсь, – осуждающе кивнул я и возгордился тем, что всё ещё непонятно почему произвожу на московских красавиц впечатление, хотя мордашка грехов мне и не понравилась, не люблю я, когда люди сразу сдаются.
– Я не знала! Клянусь! – воскликнула она ещё раз, чтобы пронять меня до дрожи в коленках.
У неё были такие просительные глаза, что я не устоял:
– Не бойся, никому не скажу.
Значит, Вадим Куприн не виноват. Это была новость, которая меняла всё, потому что получалось, что заговорщицей оказалась Лера Плаксина! Почуяла жареное и смоталась. Неужели она в сговоре с Андреем Годунцовым? Или он её тоже шантажировал? А может, они хотели прибрать контору к липким ручкам? Кто знает? Где теперь её искать, ума не приложу?
– Я потому страшно и перетрусила. А сегодня сообразила, что это как-то связано с Аллой Сергеевной, и позвонила вам. Только не выдавайте меня! Прошу вас! – Она артистично, а главное, поэтапно и красиво поскулила, как голодная собака, в предвкушении, когда ей кинут кусок мяса – тоже из моих рук.
– Не выдам, – опрометчиво пообещал я ещё раз, уступая её сногсшибательному напору.
– Она люто ненавидела Водогреева! – отблагодарила она доверительно, и глаза её блеснули, как два огненных смайлика.
– Это того, которого отдали под суд?
– Ну да, – яростно кивнула она. – Геннадия Ивановича! Мне кажется, это она его подставила!
Но тут явился кое-кто и испортил Лере Плаксиной всю обедню, позлорадствовал я, однако, не испытал особого раскаяния и снова разлил водку по рюмкам. С такой же лёгкостью Лера Плаксина могла покушаться и на меня, а не на мою дивную шапку, делающую меня похожим на Аллу Потёмкину.
– Да у вас здесь банка скорпионов! – не удержался я от восторга.
– Ещё какая! – аж подпрыгнула Вера Кокоткина и снова влила в себя водку, как воду.
Я понял, что эмансипация в Москве в надёжных руках.
– А чего ещё? – Цинично воспользовался я ситуацией, полагая, что женщина создана для ничего не значащего обмана, ведь от этого не перевернётся мир, не погасит солнце да и земной род не прервётся.
– Ничего толком, – сыграла она сценку с унылым пожиманием хрупкими девичьими плечами. – А-а-а… вот ещё, я слышала, что наши тётки трепались в курилке о Гелии Уралове.
– Кто такой Гелий Уралов? – живо спросил я, играя камушками в горле, хотя теперь-то можно было догадаться.
– Это первый муж Аллы Сергеевны, – выразительно посмотрела на меня Вера Кокоткина, – который погиб три года назад.
– А что случилось? – удивился я, сообразив, что это я, а не кто-то другой, – второй, который уже подразумевается как юридический субъект в нашем конфиденциальном разговоре.
Я поймал себя на том, что давно было пора покопаться во всей этой странной истории, которую я ещё не понял, но руки не доходили, не потому что коротки, а потому что жаль было Аллу Потёмкину, всё-таки мне казалось, что я её люблю, если не так, как Наташку Крылову, то, по крайней мере, второй любовью – точно.
– Разбился через неделю, как я пришла на работу. Я его видела всего-то пару раз. Он был страшно нервным и всё время кричал.
– А почему?
– Не знаю! – дёрнула она плечиком.
– Значит, нервным?.. – переспросил я и легкомысленно хмыкнул: одно складывалось к другому: если он был любовником Леры Плаксиной, то нет ничего удивительного, хорошо ещё, что он не назначил её директором по маркетингу и рекламе, а всего лишь и.о., хотя, с другой стороны, обязан был маскироваться. Запутанная история, неразрешимая, как пятно Габора (одно время я увлекался логическими парадоксами). Ясно одно, Лера Плаксина использовала Гелия Уралова в своих планах, а то, что они у неё далеко идущие, я даже не сомневался. Теперь она предстала передо мной очень даже коварной женщиной с камнем за пазухой, а не просто записной стареющей красоткой, похожей на Джину Лоллобриджиду.
– Да, – честно-пречестно кивнула Вера Кокоткина и хотела что-то добавить, но постеснялась, как типичная красная девица.
– А показания ты не дашь? – уточнил я на всякий случай, хотя и так всё было ясно.
– Михаил Юрьевич! – взмолилась она так, что на нас оглянулись соседи, – я боюсь, мы с Сеней только начали жить, я вам потому и рассказала, что доверяю! – укорила она. – У нас в фирме все воды в рот набрали! Можно вылететь в два счёта! Где теперь такую работу найдёшь?!
Раскаянию её не было предела; ей бы в харизматические актрисы податься, а не перебирать бумажки и на кнопки нажимать. В этот момент я проклял ту злополучную сотню долларов, которая связала меня по рукам и ногам.
– Ладно, – пообещал я, – не выдам, не бойся. – И нарочно перекатил камушки в голосе.
– Я вам скажу ещё кое-что… – она сделала дюже страшное лицо (я ещё раз испугался) и задержала дыхание, как перед прыжком в таз с лягушками.
– Ну? – приготовился я услышать тайну века, но был разочарован.
– Лера Алексеевна меня шантажировала!
Всего-то! Этого следовало ожидать, даже шапочно зная Леру Плаксину.
– Вот как?! Чего же она от тебя хотела?
– Она сказала, что я соучастница и могу пойти под суд!
Вера Кокоткина крайне пристально смотрела на меня чёрными, воспалёнными страстью глазами и, верно, думала: «Когда же ты, чёрт побери, начнёшь приставать ко мне с такими-то камушками в горле?»
– Ага… – едва не подавился я. – И ты не согласилась?
Впервые она рассмеялась и не стала ломать комедию, слушая мои умствования.
– Я сказала, что напишу заявление в полицию, если меня не оставят в покое! – произнесла она так, чтобы я наконец отдал должное её красноречию.
– Правильно, – оценил я. – И она сбежала!
– Не сразу, – показушно качнула она головой, как кукла Барби, – а дня через три. Она… – Вера Кокоткина нервно покусала губы совсем, как моя жена, когда пыталась мною манипулировать со всей страстью нерастраченной женской натуры, – она дала мне денег за молчание, – выкатила Вера Кокоткина глаза.
– И ты взяла?.. – я не поверил.
– Вообще-то я вас прикрывала! – она нервно схватила меня за руку, словно моля о пощаде: «Какой дурак не возьмёт?»
Надо сказать, что руки у неё были красивыми: с длинными пальцами и модельным маникюром. Меня словно ударило током. Когда тебя домогается такая женщина, как Вера Кокоткина, ты невольно впадаешь в грех соблазна, хотя не подаешь вида, что крепишься из последних сил, потому что тебе так и хочется сорвать с неё платье и утащить в ближайшие кусты.
– А убить тебя у неё не хватило духа, – произнёс я так, словно проглатывал живых улиток, то бишь крайне задумчиво.
– Типун вам на язык! – театрально отшатнулась Вера Кокоткина, воспринимая мои слова, как намёк вести себя скромно, так и призыв честно взглянуть правде в глаза: рядовая секретарша – не бог весть какая ценность даже для Москвы.
– Завтра пойдёшь в полицию и всё расскажешь! – ошарашил я её.
– А зачем?! – Её воспалённые страстью глазами налились обидой и слезами.
Предательства Вера Кокоткина явно не прощала, но даже в таком виде была прекрасна.
– И деньги отдашь! – надавил я сильнее, потому что она не видела дальше собственного задорного носика-искусителя.
– Отдать?! – разрыдалась она на весь ресторан так, что рыцари со скрипом вздрогнули, а из доспехов посыпались бычки.
– Это единственное, что спасёт тебя, – объяснил я ей, глядя прямо в глаза, полные тоски и печали. – А так Лера Плаксина рано или поздно найдёт человека, и… – я сделал многозначительную паузу. – Ты единственный свидетель!
Хотя и Андрей Годунцов может подсуетиться, с его-то связями, но об этом я промолчал, нечего тревожить её бедное сердечко.
– Ой! – Она сама налила себе водки, выпила, запрокинув голову, и порывисто сказала, промокая глаза салфеткой. – Об этом я и не подумала. А я уж их всё потратила!
Это был явный намёк, чтобы я вытащил её и из этой ямы, подстелил бы соломки, чтобы она больше никуда не шлёпалась по глупости.
– Хотя, возможно, Лера Плаксина просто хотела выиграть время и уже где-нибудь загорает на песочке, – принялся рассуждать я, делая вид, что ничего не понял.
– Вы думаете?.. – с надеждой спросила Вера Кокоткина и воспрянула духом.
От её игры в роковую женщину не осталось и следа, она сделалась по-девичьи наивной, такой, какой я её увидел впервые, и догадался, вряд ли она воспользуется моим советом – жалко денег, да и Сеня Зыков внесёт свою качественную лепту в этот вопрос, дабы ездить на работу на «тойоте» или «ситроене».
– Всё может быть, – согласился я, – но расслабляться не стоит.
– Да! Я знаю! – твёрдо сказала она и в знак благодарности снова хотела воспользоваться своими чарами: взять меня за руку и заглянуть в глаза с тем, чтобы моё бедное сердце укатилось куда-то в пятки, но вовремя опомнилась.
– Ну и слава богу, – вовремя закруглили я тему, чтобы не искушать ни её, ни себя. – Тебе куда?
– Я здесь рядом живу, за углом, – она как будто бы устыдилась своей горячности. – Сеня меня уже ждёт!
Сеня, Сеня. Мне вдруг стало завидно: что он там такого разглядел, чего я не увидел?
– Я провожу, – напросился я.
Вероятно, она отключила телефон, потому что в течение нашего разговора нам никто не мешал. Мы оделись и вышли. Дождь уже кончился, и пахло клейкими тополиными листьями. Со стороны Химкинского водохранилища тянуло прохладой. В переулке было тёмно, под ногами жадно чавкали лужи.
Я осторожно взял её под руку. Она прижалась, словно мы были знакомы сто лет. Её доверчивать меня не удивила, хотя я и не питал никаких иллюзий: между нами стоял Сеня, и я не собирался идти по его стопам, вернее, меня уже не вдохновляли её глаза, полные страсти. Теперь они казались мне не прежними, чарующими, обволакивающими в сладкий кокон, а обманчивые, как