Опухоль

Это кто тут посторонний?

Когти выскочили из фаланг. Зверь уже знал, что прыгнет. Осталось мгновение...

- Я пойду...

- Сядь, говорю, Сонце! Не будет никакого холла. Кажется, эти господа не понимают, с кем связались.



О, эти возомнившие себя богами! Почему они думают, что это мы жертвы? Почему из чистого благоразумия не предполагают, что жертва может оказаться притаившимся монстром? И что этот монстр, только и ждет повода, чтобы наброситься и растерзать очередного глупого божка?



- Знаете что, мучить людей тоже не положено, особенно докторам. Послушай, ребенок, иди-ка ты отсюда, врач ты или трепач. Ты видишь, мы болеем, нам помощь нужна, а от тебя один вред. Не навреди. Помнишь? Отстань, говорю от нас, пока я не съел тебя… - наступал я.

- Если вы не уйдете, я вызову охрану! – вновь задисканил доктор обращаясь напрямую к жене.

- Да ты еще и не мужик! Да какой же ты тогда доктор?! Мразь ты, а не доктор! – я сделал подшаг и хотел уже ударить гада.

Зверь прыгнул, наслаждаясь полетом своего мощного тела...

Ситуация грозила, если не участком, то улицей, но тут вмешался другой эскулап. Прихватив локоть раздувшегося до покраснения коллеги, с силой дернул назад. И вовремя. Получилось, что я не дошагнул. Махать в пустую не стал. Выдохнув второй доктор спросил:

- Вы Коротков?

- Да, я Коротков. А что?

- Ничего. Просто уточняю.

Применяя и дальше физический подход, он потащил товарища за собой, наговаривая тому в ухо:

- Это тот пациент, про которого Веник говорил, пошли-пошли, там что-то серьезно всё, пусть Елена сама разбирается.

Торжествуя победу, я повернулся к жене:
- Слыхала, вся больница уже в курсе, что к ним Коротков ложится.

- Нельзя так с врачами разговаривать. Они людей спасают. -
обиделась жена. - И ничего, подождала бы и там…

Надув губки, она демонстративно отвернулась…



- Ну, Сонце, мы же победили. - взмолился я, приседая на корточки, опираясь на ее колени, заглядывая в убегающие глаза.

Наконец-то, глядя в упор, она высказалась:

- Я сама медик. Ты знаешь, как обидно, когда стараешься, а тебе хамят ни за что?

- Почему ни за что? А чего он привязался? И так терпения никакого.

- Какого-никакого. Раз не положено, значит так надо.

- Ладно, в другой раз учту. Но я...

- А чего ты на дитя накинулся? - строжила она.

- Какой же он дитя?!

- Ты сам сказал, что ребенок.

- Это он мозгами ребенок, а телом-то дядя... урод...

Не желая длить размолвку, я душевно попятился:

- Ну, Сонце, ну, хочешь, я пойду, извинюсь?

Не знаю, пошел бы я на такую жертву, ради любви, но диалог наш прервали. В предбаннике объявились Веня и Аня. Они спешили со стороны большого коридора. Что-то обсуждая, скрылись в кабинете. У Веника бумаги. Может мои?

Я сидел на кушетке напротив письменного стола, за которым со сцепленными перед собой руками полулежал Вениамин Викторович. Расслабленный. Возможно усталый.

Анна же Сергеевна в сиреневом костюмчике воссела на столе. Впереди, справа от Веника. Болтая ногами. Вот-вот, и меня удивило, как школьница на парте. К тому же отсутствуя и какая-то веселая.

Дежавю это не назовешь, однако, сходство имелось - всё те же, и всё о том же, только сбросив тяжелые маски. Кстати, воспринималось нормально. Мой десятилетний сынок отлично разбирается в гаджетах, помогает и мне, при этом ведет себя, как пацан. И что? Естественно - вот что!

- К сожалению, мы не можем положить вас в отделение неврологии - нет мест. Предлагаю лечь в реанимацию. Через сутки переведем в палату. Имейте ввиду это совсем другой уровень медикаментов. На порядок выше. Вы сразу почувствуете облегчение. - включив доктора, предлагал Вениамин, но казалось, он и сам не верил в то, что говорил, и был бы рад моему отказу.

Я наслышан про реанимацию. Не помню, правда, откуда. Самое ужасное место на земле перед могилой! Придется лежать 24 часа с катетером в уретре...

Конечно, они не могли знать, что я знаю об этих ужасах. И все-таки, настойчиво думалось, что предложение не без подвоха...

- Я согласен. - и наверное, своим решением я удивил не только себя.



Волнение опустилось в ноги, заставляя двигаться. Соглашаясь на предложение, я уже был возле стола, опирался руками на столешницу.

Впрочем, эмоционального взрыва хватило, только на эти два слова - я согласен. Обесточенный, я растерянно наблюдал за врачами, переводя взгляд с одного на другого.

Лицо Анечки остановилось. Оно было совсем близко и я заметил как изменился его цвет, словно задули свечу.

Опираясь щекой на ладонь, замер и Венечка. Что-то он хотел сказать, но видимо онемел, распахнув глаза и заодно рот.

Первой очнулась Анна Сергеевна. Нервный дверной хлопок включил Вениамина. Посмотрев на дверь, закрывшуюся за Анечкой, потом на меня, он заговорил:

- Ну, что же, сейчас мы кое-что подпишем…

Заискивающе и суетливо я перебил:

- Вениамин Викторович, извините, а можно посоветоваться с супругой? Она у меня медик, разбирается в этом вопросе лучше, чем я.

Я топтался и мямлился. Стыдно идти на попятную, однако, интуиция или что, но червь сомнения прогрызал подкорку:

"Надо посоветоваться! Надо посоветоваться!"

Веня не возражал. Даже наоборот.

Покинув смотровую, я словно вынырнул из чего-то нехорошего, из чего-то безвоздушного и безжизненного.



- Рони, в неврологии нет мест. Дал согласие на реанимацию... - сообщил я бодро, но с подспудной виной.

- Нет! Ни за что! В реанимации умер мой отец! Они забыли про него!

Женский крик, словно камень влетел в окно. Но этим окном оказалась вселенная. Звеня осколками, она рушилась на глазах.

"А... вот откуда я знаю про ужасы реанимации. Недавно у моей супруги умер папа. У него случился инфаркт. Положили с сердечным приступом, но проглядели отек легких".

- Какая реанимация, ты же не при смерти! - кричала жена. - Пусть кладут в отделение или мы уходим отсюда!

- Пусти! - она рвалась в смотровую. - Пусти! Щас я им там устрою реанимацию!

Обнимая маленькое, но очень жизненное тельце жены, я не пускал.

- Ты понимаешь, что такое реанимация? - спрашивала она в слезах.

- Понимаю.

- Ничего ты не понимаешь! Кто попал в реанимацию - уже приговорен! Наплевательское отношение, как к покойнику - раз! Просроченные лекарства, ради экономии - два.! Половина не выходят оттуда! Пойдем домой, милый... а?

В глубине ее мокрых, как океаны глаз я читал любовь и страх.

- Хорошо, Сонце, сейчас пойду и откажусь.



Я отказался. Вошел и чуть ли не с порога бахнул, как из пушки:

- Я отказываюсь от реанимации!

Вениамин, всё еще подпиравший левую щеку, лениво распрямился на стуле, флегматично пожал плечами, типа, ваше право, и добавил традиционное:

- Подождите в коридоре.

И кое что новенькое, мол, напишем заключение и отпустим.

- Мне бы от боли что-нибудь посущественней? - вспомнил я к собственной радости.

- Да-да, и лекарство, и рекомендации по применению, всё будет указано.

- Вениамин Викторович, а какой у меня диагноз? - осенило спросить.

- Ничего страшного, обычный хондроз.

- Надо же, обычный, а столько мучений!

- Такое не редкость. К несчастью, плохо поддается лечению. Однако, имеет характер обострения, не давая о себе знать между рецидивами.

- И то хорошо, что обострение и не давая о себе знать.

Двое по приятельски разговаривавших мужчин, уступая из вежливости дверной проем, один за одним покинули "Смотровую".

Тот, что в белом халате, перешел в соседний кабинет, где как бы и канул.

Другой, улыбаясь вовсю ширь крупноватого лица, присоединился к женщине, что сидела напротив, покинутой им мучительской, окруженная их совместными пожитками. Прямо, как королева на троне!

У каждого свое оформление стула для самой важной задницы в государстве. У кого-то в спинке мечи веером, у кого-то рабы распростертые под ногами, а у нас горбом нажитый скарб вокруг. А Скарбство (читай царство) наше такое, право слово, трудовое непосильное!

Уже не было сил, даже болеть. Отупело всё, и сознание, и страдание. Кстати присутствовало облегчение от того, что не надо ложиться в больницу, что и так обойдется. Только про больничный не спросил:

"Лан, щас позовут и спрошу".



Из архангельской выглянула Анечка. Видимо, она так спешила с благой вестью к пославшим ее, что не закрыв до конца дверь, нечаянно огласила:

- Он здесь!

О, как! Распечатав удивление на лицах, мы с женой замерли, глядя друг на друга. Что бы это значило? Уходить не попрощавшись мы не собирались, ведь надо закончить злосчастный визит логично, то есть получив рецепт. Столько времени в пустую это недопустимо и похоже на внезапную смерть.

С другой стороны, пройдено целое обследование, сданы анализы, и в первую очередь на Ковид 19. И всё это за один, хотя и весьма долгий день. Так быстро я еще ничего не проходил. Дотерпим уж до конца. Осталось немного.

В преддверие исхода я значительно повеселел. Жена тоже. Скоро нас выпустят. Может, мы плюнули бы на всё и ушли, но стеклянная дверь открывалась "пластиком". В обезлюдевшем приемном открыть ее некому, кроме этих. Можно потребовать и от них. Не потребовали. Погордились.

Минут через пять-десять распахнулась дверь и ангел на побегушках вежливо пригласила:

- Дмитрий Анатольевич.

- С Богом! - напутствовала жена. - Не забудь про обезболивающие и больничный.

- Хорошо, Сонце. Спасибо.

Крайним брошенным на нее взглядом я отметил, что она поерзала в кресле, устраиваясь поудобнее, готовясь внимательно ждать.



Вот и пал наш ангел непоколебимый в своем игноре к пациенту. Еще одна победа смертного над небожителем! Глупо, да? А что поделаешь, если мы обычные люди такие тщеславные.

Архангел по имени Елена, первая обратилась ко мне, напоминая птичку торопливо клюющую хлебные крошки возле ног кормящего:

- Дмитрий Анатольевич, нужно подписать отказ от госпитализации.

Клюнула и отпрянула недалеко в сторону, опасливо и в тоже время с жадностью смотрит.

Ну, что смотришь, пернатая, клюй уже дальше, мы люди гордые, мелочиться не станем. Не понимаю, к чему столько волнения по поводу какой-то формальности. Надо, значит, надо.

- Да пожалуйста. - сказал я, отгоняя подозрение, подкравшееся из-за поведения старшей.

Однако, этот момент я никогда не забуду, когда после мною сказанного, они переглянулись, как мошенники, мол, всё отлично, перед нами очередной лох. Всё что угодно я мог выдумать, но отнюдь не это...



Ах, ты задача кромешная, не получается. Бедная Елена торопится, пока пациент не передумал, а лист с нужным текстом не выходит из печати. То техника тупит, то женщина решает что-то вдруг допечатать. На лбу у нее усердие и пот. И мы стоим. Ждем. Переминаемся с ноги на ногу. Потеем.

И правда жарковатенько тут, не похоже ни на рай, ни на его преддверие. На адский предбанник больше. Бежать и как можно скорее, раз ничего существенного не обнаружили. Перетерплю, перемучаюсь, задавлю таблетками, лишь бы с работы не выгнали. А то скажут еще, что прогулял день...

Фиг с ним с этим отказом, хотя тоже не по себе, как от нарушения трудовой дисциплины, но главное больничный. Дадут - не дадут? А вообще, за один день не выхода дают? Блиин...

- Простите, а мне больничный дадут?

На желто-сером лице Елены, сосредоточенном на мониторе, снова мелькнул свет:

- Конечно. Сейчас подпишем отказ и я всё объясню.

Ангелы, рангом помельче, стоя по бокам и чуть за