покидают тело. В каждый взмах приходится вкладываться так, будто он один должен расколоть целую гору надвое, чтобы выбить из нее достаточно руды. На следующий замах не остается ни капли сил. А впрочем, тело изгибается, напрягается, руки сжимают кирку, и вновь она ударяет в камень, выбивая из скалы лишь мелкие крошки.
Затем, когда сил не остается уже даже только для того, чтобы просто замахнуться, по спине ударяет камушек, и мальчик тут же оборачивается.
– На, возьми себе, – говорит кузнец, хмурясь, но потом расплывается в улыбке. – Так и, глядишь, наскребешь потихоньку! Ха-ха!
Он перестает смеяться, быстро успокаивается и возвращается к работе, а Исэндар отыскивает взглядом этот жалкий кусочек руды, которым швырнул в мальчика кузнец. Злость берет за то, что даже и такого кусочка еще выбить не удалось, но зато от этого усталость немного проходит. Хочется как взмахнуть, да ка-а-ак дать!
Что Исэндар и делает. Кирка ударяется о скалу с непривычным звуком. От усталости, ровно бить не получается, но оттого, что удар случайно уходит в сторону, удается, пусть и не намерено, но все же отыскать небольшой кусочек руды.
Едва поняв, в каком месте нужно бить, мальчишка ободряется. Правда, Ильмар даже быстрее него все понимает, услышав характерный звук. Он оборачивается, взглядывает и видит, как Исэндар теперь неистово пробивается сквозь глыбу, слишком усердно размахивая киркой.
– Потише долби! – кричит мужчина, чтобы его можно было расслышать. – Вымотаешься из-за одного куска!
Мальчик оборачивается, сам чувствует, как быстро растратил все силы, но изображает легкое недоумение, будто не понял и вслушивается только поэтому, а не пытается спокойно вздохнуть, чтобы прогнать усталость.
– Полегче чуток, – добавляет кузнец тише. – Хорошее место нашел. Теперь аккуратно по сторонам, чтобы в саму руду не долбить, только инструмент мне сломаешь. А тогда будешь руду пальцами выковыривать, пока на новую кирку не наберется.
Выдохнув, Исэндар снова принимается за работу. Кое-как он выбивает из скалы кусок, разбив в кровь ладони, вспотев настолько, что одежда потяжелела, но не пожелав отступаться. И тогда становится обидно, потому как руды не так много, даже на самый жалкий ножичек не хватит. Остается лишь бросить ее в мешок, а тогда уже мальчик поднимает и тот жалкий кусочек, которым поделился кузнец.
Впрочем, решимость его не оставляет. Злой и сердитый, хмурый, настойчиво и упорно Исэндар ищет способ понять, как бить в нужное место, как заранее узнать, где спрятана руда. Теперь он сосредотачивает все силы, полагая, что ум еще не устал, только тело, и что можно научиться понимать, видеть, как и куда бить.
Так он и долбит до следующей передышки. Кузнец, прожевав свой хлеб, собирается подшутить, но даже не решается, глядя на серьезное выражение на лице мальчика.
– Ну, пойдем. До темна еще есть время, – говорит он серьезно.
И вновь начинается работа.
Наконец, мальчик слабеет уже до такой степени, что усталость перестает мешать. Сил теперь будто не хватает даже на нее. Руки поднимаются и бьют, мышцы болят, ладони в крови, но Ильмар не заметил и это радует. А терпеть легко, если и становится трудно, стоит лишь вспомнить, что испытание богини было гораздо труднее, и в сравнении с ним этот день кажется настоящим праздником.
И вдруг, мальчик застывает.
– Ну? Чего встал? – оборачивается кузнец.
– А? Я… нет. Ничего! – бросается Исэндар колотить по скале киркой, будто лишь затем, чтобы отделаться.
Прищурившись и недовольно вздохнув, мужчина все-таки отстает. Мальчик же действительно лупит по горе, не глядя, а сам рассматривает новый значок, внезапно появившийся в левом углу, и пытается угадать, какое в этот раз жуткое и опасное испытание заготавливает ему судьба.
Только вот, значок так и остается мерцать на краю взгляда и понять, что он обозначает не удается. Улучив миг, Исэндар дотягивается рукой, но значок не реагирует, как другой, со щитом, под которым красуется надпись «Упорство».
Зато, под новым появляется едва заметная полоска. Она медленно удлиняется, поначалу отдавая темно-желтым цветом, но постепенно светлея.
Впрочем, ничего не происходит. Значок просто мерцает едва заметно, слабо и ненавязчиво, так, что можно и не видеть, если только не обращать внимания. А в скале отыскивается еще один кусок руды, довольно крупный, и его приходится выбивать аж до самого вечера.
– Все. Хорош, – зовет кузнец. – Бросай. Много там у тебя? У… ладно. Это я себе возьму. На сегодня хватит. Завтра придем еще, и пока не выбьешь достаточно руды, не жди, что чего-то поменяется.
Исэндар не спорит. Приходится возвращаться, и стоит только взвалить на спину мешок, как усталость тут же чуть не сбивает с ног.
Выбитую руду Ильмар несет сам, сложив ее в другой мешок. Мальчику же достается все то же, что он и притащил на спине из деревни. Всего-то лопата, кирки, да жалкие пару кусочков выбитой им руды.
Впрочем, уже ничего трудного делать не приходится, а надо только дойти, и хотя даже это сейчас представляется целым испытанием, уже вскоре Исэндар оказывается на пороге своего дома, где его встречает мать.
Обит сразу начинает хлопотать, спеша накормить сына, чтобы тот мог утолить голод, умыться и лечь спать. Мальчик же лениво отмахивается, глядя лишь на укрытую соломой кровать. А едва он подходит к постели, как понимает, что хотя бы отодвинуть покрывало из шкуры и то не хватает сил.
– Не надо… завтра… – только и успевает пробормотать он.
А после Исэндар с удовольствием падает на кровать прямо в одежде и чувствует такое облегчение, что засыпает даже еще прежде, чем голова касается соломенной горки, заменяющей подушку.
– Родненький, – с волнением в голосе подступает мать.
Она глядит, не решается потревожить, замечает, как от дыхания поднимается и опускается спина, еще несколько мгновений стоит, а потом успокаивается, как-то неохотно и отправляется убирать со стола нетронутую еду.
Когда же мальчик просыпается, то чувствует себя очень непривычно. Усталость прошла, но остался странный осадок, будто бы взамен ее пришло какое-то другое, похожее чувство, которое давит и не позволяет ощутить бодрость.
– Ох… – поднимает Исэндар тяжелую голову.
Обит, возившаяся у стола, подходит торопливо, едва слышит его голос.
– Ох, родненький! – садится она рядом. – Ну, напугал. Как же так спать-то можно? Уж думала, ты вовсе не проснешься. Как убитый! Хоть бы пошевелился, а то ведь даже с места не двигаешься…
Мысли тяжело ворочаются, но ни одна из них достаточно ясно и четко в уме не проявляется. Все какое-то вялое, даже мир вокруг такой. В глазах все смазано, тело почти не слушается, будто закаменело, но мальчик поднимается и идет к столу, намереваясь поесть и вновь отправиться работать с кузнецом.
– Ма, – говорит он спустя некоторое время тяжелым, хриплым, даже себе самому непривычным, незнакомым голосом. – Ма… ты мне, это, положи чего-нибудь… дядя Ильмар ждет… ругаться будет, если…
– Ничего не будет он ругаться, – нетерпеливо перебивает женщина. – Он вчера приходил, как увидел тебя, так сказал, чтобы ты отдыхал, как следует, а про работу что б не думал. Ты сначала силы-то набери, а потом уж…
Исэндар запутывается, но торопится сразу же во всем разобраться.
– Как? Вчера? – недоумевает он. – Когда… когда я спал? Ночью что ли?
– Хех, ночью… да ты проспал и ночь, и день потом, да и еще ночь! – объясняет мать. Она глядит на сына с тем же беспокойством, с которым рассматривала его весь вчерашний день, с каким пыталась увидеть лицо мальчика сквозь ночь, так и не сумев уснуть хотя бы ненадолго. – Ильмар ругаться хотел, конечно, да как тебя увидал, так угомонился. Да и чего ругаться? Он тоже не дурак, понимает. Говорит спокойно, мол, вымотался малец, пусть отдохнет, как следует, а тогда уж и поработаем. Так что ты отдохни. Куда спешить? Вот сегодня еще наберешься сил, а тогда…
– Я что… две ночи проспал? – недоумевает мальчик. Вскочив, он чувствует, как закружилась голова и тут же опускается обратно на табурет. – Как же?..
– Что такое? Чего ты?..
– Все хорошо, мам, – успокаивает Исэндар мать, которую сам же и встревожил, после чего вздыхает, собирается с мыслями, но теперь уже чувствует, как после долгого сна и такого продолжительного отдыха тело снова приходит в норму. – Мам, ты мне поесть дай с собой. Я дома поем, и с собой положи чего-нибудь… яиц можно взять? А хлеба? Я бы еще сыра взял…
– Да что ты, родненький! – встает женщина из-за стола рывком. – Конечно! Конечно, можно! Сейчас, ты кушай, сиди! Я положу, а ты ешь спокойно!
Такой мать бывает редко. Мальчик даже заговорить не решается, да и голод требует к себе внимания. Спустя целых две ночи есть хочется так, словно первый раз в жизни, так что он поддается своим желаниям и чуть ли ни всем лицом погружается в тарелку, проглатывая кашу полными ложками.
Несколько раз Исэндар умудряется поперхнуться. Мать сразу к нему подходит, отвлекаясь от сборов, берет за плечи и целует аккуратно в макушку.
– Тише ты, не спеши, – говорит она, но затем, вздохнув, снова возвращается к делам и продолжает искать, чего бы еще можно положить мальчику с собой в дорогу.
А скоро уже нужно будет отправляться к Ильмару. Лишь бы только кузнец не прогнал. Сейчас вообще никак не угадать, что он сделает. Наверное, пошлет с руганью, скажет, что таких работников ему не нужно и что уговор мальчик нарушил. И будет прав, это и беспокоит. Остается только надеяться, что простит на первый раз.
Впрочем, есть и хорошее. После завтрака, оклемавшись, Исэндар уже чувствует себя так бодро, как не было с самых отцовских похорон. С того дня становилось все тяжелее, лишь теперь наступила короткая передышка. И вот, едва проходит головокружение, уже снова кажется, что можно сделать все, что угодно. Силы наполняют тело, бодрость слишком лениво и медлительно, но все-таки возвращается, а от этого и решимости сразу же становится больше.
Выйдя из дому с целым мешочком припасов и глиняным кувшином, заполненным козьим молоком, мальчишка чувствует, что сегодня готов показать кузнецу, на что способен. Это не то же самое, что долбить камень после испытания. Теперь уже силы вернулись. Еще бы только выяснить, почему вдруг появился этот новый значок, но эти мысли Исэндар решает отложить до тех пор, пока у него в руках не появится крепкого и верного, своего собственного оружия.
Подарок Альзара так и остается лежать, спрятанный от всего мира в потаенном уголке кровати, накрытый сеном. Кинжал совсем не представляется тем оружием, с которым пойдешь в бой. Да оно и понятно. Нужен меч, а отцовский подарок непременно должен вернуться к его истинному обладателю. Сперва только нужно будет выяснить, что произошло с отцом, решить, что делать потом, а уже затем вернуть кинжал полуухому воину.
И значит, надо как следует постараться. Сейчас главное получить оружие, а обо всем остальном нужно будет позаботиться уже после.
Прогулка до кузни еще сильнее ободряет. Причем настолько, что кажется, будто прежде никогда еще не было такого великолепного самочувствия. Сил так много, что сжав кулак, думается, можно сломать пальцы, если перестараться.
Дурак, правда, так и не показывается. Оглядевшись, Исэндар нигде его не находит. Мальчик даже беспокоиться
