маленького роста, почти касаясь её, и принялся разговаривать с матерью, к счастью, недолго и негромко. Маленькой женщине пришлось искать себе другое место.
Не успела закончиться эта сцена, как раздались приближающиеся гуканье, хмыканье, гудение и прочие звуки. Это мать, наклонившись, вела за руку маленькую девочку, которая и издавала шум. Поскольку всё это шествовало по направлению к выходу, то я одобрительно подумала: «Догадалась, что ребёнок устал и теперь будет всем мешать. Молодец! Хватит с такой малышки, ведь к службам надо приучать детей постепенно. Сейчас отведёт ребёнка домой, поговорит с ним, обсудит увиденное, объяснит. А неловко, наверное, идти, заставляя всех сторониться. По-моему, лучше бы взять девочку на руки и быстро унести». Оказалось, что неловкости не было, потому что мать улыбалась, очень довольная собой и своим чадом, даже поглядывала на прихожан, словно приглашая их разделить её гордость. Позже этот громкий ребёнок ещё не раз оповещал о своём присутствии в разных местах храма.
И вновь спасибо Алексею Ильичу за его лекции. Можно было бы не записывать собственные наблюдения и впечатления, а вставить в текст его слова и выделить жирным шрифтом. Но ведь Осипов говорил ещё и о бесах, цель которых - мешать людям молиться, но задачу которых облегчают дети, их родители, опаздывающие, а также люди, шатающиеся по храму от иконы к иконе с поцелуями или свечами. На сегодняшней службе бесам явно было нечего делать, ведь всю работу за них выполнили полностью воцерковлённые прихожане (а может, перехожане?), а бездельничать даже бесам не хочется, разве что посмеяться, глядя на такую БОЖЕСТВЕННУЮ литургию. Да ещё, видно, чтобы добавить им веселья, между людьми стал ходить служитель с подносом, так вежливо и ненавязчиво подходя к каждому, что все были вынуждены лазить по сумкам и карманам. А ведь ящиков для сбора пожертвований множество, они на виду, и люди не могут не заметить их молчаливых, но настойчивых призывов раскошелиться.
Чтобы не возвращаться к деньгам, добавлю, что и сегодня, как и вчера, ближе к концу службы вновь вынесли столик с корзиной для пожерствований на цветы для какой-то иконы. Понятно, что храм содержится на деньги прихожан, но надо как-то тактичнее на это намекать, а не делать бьющим по нервам лозунгом, проносимым именно в момент службы и молитвы. Менее кощунственно было бы вывесить над входом в храм большой красочный призыв «Гоните ваши золотые и не забудьте серебро», чем прерывать молитву прихожан. А лучше поставили бы у входа-выхода того же служителя с тем же подносом. Служба закончилась, люди, уходя, спокойно достают деньги и кладут на поднос.
Так что, если отдыхающие бесы при богослужении и присутствовали, держась за бока от смеха, то возникает вопрос, был ли в храме Бог. По-моему, один раз ненадолго заглянул. Вдруг среди суеты я сначала почувствовала, а потом услышала какой-то глухой рокот, словно началось землетрясение, но звуковое, без колебания почвы, и в первый и последний раз я ощутила что-то, близкое к благоговению. Оказывается, это негромко запели «Символ веры», причём петь начали от алтаря, низкие мужские голоса не заглушались высокими женскими, отчего и возник гул, а прихожане постепенно подхватывали пение, наконец-то осознав, что они на литургии. Но общее пение закончилось, и очень быстро всё вернулось на круги своя: дети забегали, малыши то кричали, то разгуливали между людьми, держась за руки мам, кто-то продолжил обходить иконы с целованием или свечами, некоторые, совсем уж припозднившиеся, принялись пробираться вперёд. Даже когда потом все вместе запели «Отче наш», лица уже не выражали сосредоточенности и чувство близости к святому у меня не возникло.
Затем меня постигло горькое разочарование, потому что, по-видимому, началось раздача Святых Даров. Как человек, несведущий в церковных правилах, я решила следовать примеру скромных старушек, чинно выстоявших всю службу, и стала ждать, когда же мне вместе с ними подойти к причастию, даже хвалила себя за то, что не лезу в толкучку, самый настоящий человеческий водоворот, в котором ничего нельзя разобрать. Вижу только, что некоторые люди выдираются оттуда, что-то жуя, другие без жевания подходят к столику, поставленному посередине, берут стаканчики с чем-то, по цвету напоминающим чай (не коньяк ведь), словно на фуршете, беспечно переговариваясь, если пришли с семьями или знакомыми. Одна девушка с таким ленивым и безразличным видом стала жевать, понемногу откусывая от кусочка хлеба, зажатого в руке, и запивать из стаканчика, словно то был остаток бутерброда, купленного на уличном гулянье, уже надоевшего, но который, вроде, жалко выбросить. Да и всё великое таинство и предшествовавшая служба напоминали площадь где-нибудь в парке развлечений: та же снующая туда-сюда толпа, те же бегающие дети, те же что-то жующие, запивающие из стаканчиков и болтающие рты, только вместо поп-музыки звучит церковное пение.
Я всё жду, когда движение и суета улягутся, как-нибудь определится очередь и мои бабушки, а вместе с ними и я, чинно и пристойно подойдём к принятию Тела и Крови Христовой. Они ни с места, я продолжаю ждать, а столик со стаканчиками вдруг унесли, часть людей стала стягиваться к престолу. Ну, думаю, наконец-то мой час настал. Брошу-ка я своих чересчур скромных старушек и присоединюсь к тем благочестивым людям, переждавшим не способствующую благоговению суету, и, может быть, приму Дары не в осуждение, ведь не виновата же я в том, что мне не дали помолиться.
Подхожу ближе, не вижу, чтобы кому-то что-то давали, и спрашиваю пожилую женщину, где можно причаститься, ведь я в первый раз на литургии.
- А где ж вы были раньше?- удивилась та. - Всё, опоздали, хлеб и вино уже унесли. Но сначала надо было исповедаться.
- Я вчера исповедалась, - отвечаю.
- Опоздали, - повторила женщина. - Теперь уже всё.
Хоть плачь, честное слово! Я-то готовилась, ждала, надеялась, что почувствую приток сил для очищения души, для молитвы и глубокого вхождения в мир веры, а теперь выясняется, что я всё прозевала. Но желание плакать именно по этой причине быстро пропало, вытесненное сомнением, было бы это достойным причащением. С какими чувствами я бы приняла кусочек хлеба и ложку вина? Что светлого может снизойти на душу в той суете, какая была в храме во всё время литургии? Какой ещё прилив сил? Да после такой службы (подумайте только, какое название! БОЖЕСТВЕННАЯ литургия!) надо бежать от Святых Даров, чтобы не оскорбить Господа. Кстати, возникает сомнение, было ли то, что происходило, причастием или просто раздачей кусочков хлеба и глоточков вина. Был ли в храме Бог, за исключением одного-единственного раза, или его вытеснили, выгнали, вытолкали оттуда бегающие крикливые дети, бродячие целовальщики икон и опаздывающие прихожане?
Всё-таки надо было послушаться внутреннего голоса (тем более, что он внутренний) и придти на раннюю литургию, а лучше придти на неё в будни, когда народу будет немного. Наверное, семейство с царственно державшимися детьми и истинно молящиеся давно определили для себя дни, когда их религиозные чувства не будут оскорбляемы.
Вспоминаются слова Христа: «Где двое или трое соберутся вместе во имя Моё, и Я с ними буду». У толпы давно уж не хватает благочестия, и надо искать время, когда в храме собираются пусть «двое или трое», но действительно верующих, а не сборище всего лишь воцерковлённых людей. А может, скоро дойдёт до того, что верующим придётся вообще прекратить хождение в храм, а спокойно молиться, собираясь по двое или трое на квартирах?
Плакать о непричащении мне давно расхотелось, зато пришлось по дороге домой натянуть маску почти до самых глаз, чтобы никто не видел, что я плачу из-за беснования, совершённого в Божьем Доме. Стоит ли возмущаться «шутовским молебнам», которые устраиваются на давно уже безбожном Западе? Чем мы, православные, лучше? Тем, что называем это действо БОЖЕСТВЕННОЙ литургией? Божественная ли она или осталась такой лишь по названию, а по сути стала шутовской?
Так есть ли Бог в православном храме? По-видимому, пока ещё бывает, но точно не в воскресные дни, когда там устраивают выгул детей и массовые распития жидкости в стаканчиках, словно на пикнике. Не удивляюсь, что люди уходят из храмов в явные секты или же прибиваются к лишённым сана, но непоколебимым в вере священникам, надеясь обрести Бога хотя бы там.
Что толку, что строятся церкви, сияющие великолепным внутренним убранством, и звучат прекрасные голоса певчих? Перед Революцией храмы вообще были, как это называется, «в шаговой доступности», но наш народ так обезбожили, что сами люди (обычные люди, недавние прихожане, а не какие-то «чудовищные» большевики!) стали с наслаждением разбивать иконы и сбрасывать с куполов кресты.
Господа священнослужители, вы священники или всего лишь поставщики ритуальных услуг? Что делается у вас в храмах? На кого вы работаете: на Христа или антихриста? Почему не остановите хотя бы бесконечное движение во время службы? Вывешивайте таблички «Детей держите за руки или на руках», выводите особо невоспитанных вон вместе с их родителями. В церкви полно служителей. Разве трудно, когда служба началась, двум из них встать у входа и вежливо расставлять опоздавших вдали, не давая проталкиваться между людьми поближе к алтарю? Да ещё протягивайте им в помощь заградительную ленту, убирая её только перед началом причащения. Да и на самом причащении наведите порядок, организовывайте чёткую очередь, чтобы люди подходили и отходили спокойно, а не выдирались из толпы, словно собака, перехватившая у собратьев кость. Прекращайте в часы служб продажу свечей. Увещевайте целовальщиков икон, объясняйте, что это надо делать до или после службы, а не устраивать спектакль во время богослужения. Святым молитва нужна, искренняя молитва, а не пустое прикосновение к иконам дурно пахнущих уст. Всем известны слова: «Даждь ми сердце твое, сыне». Сердце! Сердце, а не поочерёдное чмоканье всех икон подряд во время богослужения, отодвигая при этом молящихся.
«Жертва Богу - дух сокрушен», - всю дорогу до дома звучали у меня в ушах хорошо известные слова, но я просила Господа чуть убавить мне сокрушение духа, а то слишком уж больно. Наверное, за сегодняшний день я постарела на десять лет.
Я не мню себя кем-то вроде Василия Блаженного, чтобы обличать состояние душ человеческих, говоря о битком набитом храме, что там были всего двое молящихся, но невольно вспоминаются горькие и, похоже, пророческие слова Христа: «Но Сын Человеческий, пришед, найдёт ли веру на земле?»
24.10.2021
Поэтому попытаюсь задать вопрос, а зачем это написано?