Про удачу

Когда у рода Понту появился долгожданный наследник, отец семейства был счастлив. Черствый от природы человек, занимающий позицию придворного на важной, но не слишком уж важной должности, был улыбчив и вежлив, со всеми снисходителен. Он не отходил от сына, склонялся, мешая кормилице, над колыбелью, и ворковал:
-Клод, ты мой дорогой сынок, ты унаследуешь всё…
Воркование было грубоватым, но от этого человека и не следовало бы ждать больше. И если Клоду Понту досталось всё, что могло достаться в силе обстоятельств его рождения, то через два года, когда в семье Понту появилась девочка, отец семейства был уже далек от счастья.
Вообще отец семейства Понту считал, что иметь дочь – явление неблагодарное. Воспитываешь её, заботишься, оберегаешь всячески честь и имя, а потом она уходит от семьи и твоя кровь разбавляется с каким-то другим родом.
И тут девочка. Франсуаза. Ну, если вторая, это могло бы ещё и ничего, подумаешь! Но оказалось, что у девочки есть магический дар. И нет, сам магический дар не был страшен в Авьерре, но вот ему требовалось особенное обучение, всяческое участие и терпение.
Приходилось мириться с тем, что предметы, которых не касалась рука, свободно летают по комнате; что твои самые яростные мысли могут быть прочтены и озвучены по-детски наивно и неуместно.
Понту знал, что в его роду не было магического дара никогда. Значит, оставался вопрос к жене – откуда-то же пришла эта неудобная чепуха? Но госпожа Понту, словно учуяв недовольство мужа, предпочла слечь в лихорадке и, не приходя в сознание, сгореть через пару дней.
Оставалось смириться, отдалиться от дочери и наказать не распространять слухи про её дар.
Понту вообще махнул на Франсуазу рукой. Он не дал ей магического учителя, потому что привести его в дом означало привлечь внимание. И это было бы лестно, но почему внимание должно было быть приковано к какой-то там девчонке? Да и другим наукам Франсуаза училась весьма обрывочно, после брата.
Вскоре различие между детьми стало слишком выделяться. Различия в отношении Понту к своим детям, невольно показали Клоду, что сестрой можно пренебрегать, её можно щипать, толкать, насмехаться, отнимать у неё игрушки – она всё равно ничего не сделает. Раньше, когда магический дар плескался в ней бессознательно, она могла ещё в ярости обжечь рукою обидчика, за что потом бывала лишена ужина, но уже к семи годам Франсуаза сама овладела своей силой. К девяти у неё прекратились вспышки на сильные чувства, как, собственно и сильные чувства: отец делал вид, что у него нет дочери, а Клод нашёл себя в компании друзей-ровесников.
Франсуаза стала жить незаметно, сама по себе. Она много читала из отцовской, им самим нетронутой библиотеки. Девочка была вежливой, и даже слуги, побаивающиеся «маленькую колдунью», вскоре оттаяли к ней и пытались украдкой утешить…
Толстая кухарка Агата, не терпевшая самой мысли о голоде чужом или своём, подсовывала девочке то булочку, то пряник, и тепло, по-матерински обнимала её и даже переплетала ей косы своими грубоватыми пальцами, не привыкшими к таким неловким движениям.
А садовник Вильмар высадил нарочно под окном Франсуазы нежные кремовые розы и частенько радовал девочку букетиками и венками из полевых цветов.
Конюх Шанто позволял маленькой госпоже, имевшей меньше прав, чем её собственные слуги (им хоть передвигаться можно было, не вызывая раздражения у отца), гладить лошадей и даже осторожно прокатиться.
Это были маленькие тайны Франсуазы, составляющие её тонкий, хрупкий, непонятый мир. Она поняла очень быстро, что все её попытки прервать собственное одиночество, пусты и не вызывают ни малейшего отклика ни в отце, ни в брате. И тогда, не в силах изменить своё одиночество, Франсуаза перестала тяготиться им, рассуждая, что если что-то упало на плечи – нужно принять это со смирением.
Судьба заметила Франсуазу на шестнадцатую весну. Миловидная, скромная, тихая расцветающая девушка попалась на глаза другому придворному, рангом едва ли выше стареющего Понту – Мариусу.
Мариус увидел в Франсуазе идеальную жену. Он был немного старше неё, но уже успел изведать весь искус двора и наслаждался жизнью. Однако понимал, что молодость ему дана не навсегда, а двор полон змеиных улыбок, значит, ему нужна поддержка, друг, союзник, с которым не страшно проявить слабость, который примет его таким, какой он есть, и не будет подсиживать, подличать и жаждать его падения.
Зашуганная, одинокая и не выдающаяся красотой, но смиренная Франсуаза была идеальной кандидатурой. Понту обрадовался возможности сплавить дочь окончательно со своих глаз, и даже расщедрился на некоторое приданое, которое все равно вышло скромноватым по меркам двора.
Но Мариус и не искал денег.  Циник и прагматик, он не был верным мужем, но прекрасно понимал, что не стоит устраивать дома войны и таился, не позволяя Франсуазе знать свои похождения. Недолгое время спустя после брака, Мариус крепко привязался к ней, и привязался именно по-дружески, радуясь своему удачному выбору.
Она оказалась тихой, но имела слово. С ней не было скучно, она много читала и могла поговорить о самых разных вещах или рассказать какую-нибудь историю. Её ум не был заточен блестящим орудием, но имел определенную остроту, позволяющую даже беззлобно подшутить…Мариус чувствовал себя при опоре и даже тогда, когда у Франсуазы вдруг с кончиков пальцев сорвалась тонкая магическая нить, обнажая истинную её суть, не испугался и лишь спросил:
-Почему ты не сказала раньше?
-Отец запретил, - еле слышно призналась Франсуаза.
-Боялся, что я тебя отправлю назад к нему? – угадал Мариус и хмыкнул. – Обойдётся! Ты училась?
-Только сама, немного, - Франсуазе заступничество было приятно. К тому же. Оно было не от слуги, а от её мужа! И пусть об этом заступничестве ей даже было некому рассказать, она была счастлива.
-Не дело, - нахмурился Мариус, а на следующее утро пришёл давний его знакомый, задолжавший когда-то Мариусу услугу и принялся учить Франсуазу.
Конечно, он не мог научить её великим делам, но… впервые с даром, который был пришёл как будто бы из ниоткуда, работали!
Франсуазе кружило голову от счастья и даже мрачная фигура отца, занимавшая ещё свой пост при дворе, попадавшаяся ей постоянно, словно бы нарочно, более не пугала её – так велико было счастье!
И вскоре Франсуаза направила все свои не самые великие способности на исцеление.
***
Странная вещь время. Каждый день понятен и отчётлив, а всё вместе – непроницаемое полотно из каких-то лиц и событий, чем-то одинаковых. И как тут не потеряешься в именах, титулах и датах? Легко заблудиться!
У Франсуазы всё такая же тихая жизнь. Её супруг понемногу прибавляет в должности, поднимается медленно, как бы рывками, но не слишком высоко, чтобы не упасть. Отец Франсуазы – старший из Понту, сошёл уже в могилу, так и не простив дочь за сам факт рождения…
Что делать? Франсуаза помолилась за покой его души, и выдержала пост под изумлением Мариуса:
-Он того стоит?
-Он мой отец, - напомнила она мужу и тот, вздохнув, из солидарности и дружественности, в которую окончательно перешли их отношения, перешёл тоже на пост.
А Клод, выращенный ныне покойным отцом в полной уверенности того, что он самый лучший, самый долгожданный и самый заслуживающий, вдруг столкнулся с реальностью. В самом деле, он унаследовал всё от Понту, за исключением малой доли, законом отведенной Франсуазе. Но Франсуаза не претендовала на эту долю, и Клод решил, что если ей не надо, то он заберет. Ему нужнее, его никто не содержит.
Но устроиться в жизни пришлось. Оказалось, что если не заниматься поместьями, то доход из них утекает быстрее воды. А если заниматься, то…всё равно тяжело, мрачно, да и устаёшь думать о деньгах.
И тут ему предложили должность его отца. Должность маленькую, нужную, но заменяемую. Однако ему не только предложили, его и взяли с готовностью. Жизнь пошла своим чередом. При дворе Клод быстро забыл все свои печали, и, не желая тратить молодость на работу, одинаково скучную и серую, но нужную, принялся прожигать жизнь.
Романы, от которых отошел Мариус, перешли к Клоду. Страсть к женщинам как к трофеям, захватила его всецело, поглотила полностью, и несколько раз уже, казалось, близка расправа от отцов-мужей-братьев над Клодом Понту, но счастливое провидение спасало его.
-Ты родился под счастливой звездой! – счастливо сообщали ему, когда Клода не только вдруг не выгоняли после очередной проверки его деятельности, но выписывали ему дополнительное жалование или повышение – маленькое, почти что незаметное, но повышение. И Клод, сам пораженный своей удачливостью, лишь хохотал:
-Ну а то! Я же Понту!
***
Гроза пришла неожиданно. Тени тенями, удачливость удачливостью, а вползают, вползают непрошенные враги и шепоты. И когда этот шёпот дошел впервые до Клода, он даже усмехнулся:
-Завидуют!
Но он быстро заметил, что эта зависть имеет какой-то другой, насмешливый оттенок. И, прислушавшись внимательно, услышал вдруг такое:
-Повышение! Ещё бы, с такой-то сестрой!
Он даже не сразу понял, что за сестра – так далёк он был от жизни Франсуазы. Но, услышав, пришёл в бешенство. Франсуаза? Его, Клода Понту, заслуги, приписывают Франсуазе?!
Как это вообще произошло?
Мучаясь, он, томимый странной яростью, наблюдал украдкой за смиренной, невзрачной, тихо появляющейся и исчезающей Франсуазой, и вскоре заметил, что она пользуется каким-то странным уважением. Да, ей не отвешивают реверансов, но оглядываются на неё как будто бы со страхом. В её присутствии стараются вести себя тише, незаметнее, и это было удивительно. Клод прежде даже не думал замечать такого за сестрой и стал приглядываться, прислушиваться.
Оказалось, что добрую половину двора Франсуаза, совершенно безвозмездно исцеляет своими настоями и травами. Она оказалась неболтлива и заслужила свою репутацию сундука для секретов, ни разу не упомянув и не выдав даже взглядом, своих клиентов и клиенток – те нередко выдавали себя сами.
Говорили, что у Франсуазы есть средство от бессонницы, от головной боли, от кишечного расстройства, от нежелательной беременности и тошноты. Она исцеляла понемногу, не претендуя на звание лекаря, но какими-то своими силами замешивала травы и коренья на воде, меду и вине, создавая отвары и спокойно делясь ими с теми, кто нуждался.
Она не брала денег. Она не просила и не искала услуг. Просто помогала и приобрела странно-грозную репутацию. С одной стороны её насмешливо называли, перешептываясь, «Святой Франсуазой», а с другой – разговоры в ее присутствии стихали и дорогу ей всегда расчищали.
А она жила тихо. Не просила, хотя могла. Не интриговала, хотя могла. И даже не замечала, казалось, жизни вокруг себя, существуя в мире природы и трав.
И муж не требовал от нее ничего, довольствуясь её смирением, поддержкой и тихой скромностью. При дворе Франсуаза выделялась тем, что совершенно не стремилась выделиться.
И Клод, в очередной раз наблюдая за тем, как сестра, которую он даже не воспринимал за сестру, идёт по коридору, прямая и быстрая тень, почувствовал, что что-то досадно упустил из своей жизни.
Он попытался наладить с ней отношения, но наткнулся на неожиданную холодность со стороны