его смеха, одна Евла неуверенно улыбалась, вполне уже освоившая словенское понимание веселого.
– Так было или нет? – сквозь смех выдавил из себя Дарник.
– Ну было и что? – Лидия смотрела серьезно и строго.
– Значит, у вас только сто лет назад появилась душа, а я разговариваю с вами, как будто у вас всегда была душа, – продолжал потешаться князь.
Не выдержав, Эсфирь первой схватила расшитую подушку и треснула князя по голове. Другие «курицы» тоже подхватили подушки и принялись всласть охаживать своего «петуха», вызывая в нем еще большие приступы хохота.
В разгар сражения в горницу заглянул Корней.
– Между прочим, все уже на пир собрались, ждут только вас, – произнес он, с плохо скрываемой завистью оглядывая «поле боя».
Две бочки «ячменного» и полсотни бурдюков с хмельным кутигурским кумысом не слишком способствовали буйному веселью на княжеском пиру. Но на скуку никто не жаловался. Это было первое застолье, на которое гости были приглашены со своими женами, и если не воеводы, то их супруги вполне захмелели от вида чужих нарядов, ухваток поведения, распределения за пиршеским столом мест, наблюдения за знаками княжеского внимания другим гостям. Многим бросилось в глазах присутствие персидских купцов и отсутствие тудуна с Бунимом. Одно это можно было обсуждать весь вечер.
На следующий день с самого утра начались большие состязания, надо было и себя показать и ирбенцев на место поставить. За время отсутствия князя ристалище-ипподром стараниями Агапия обогатилось тремя рядами лавок, способными вместить до тысячи зрителей. Но на этот раз здесь собралось не меньше пяти тысяч и участников состязаний и зрителей, включая кутигур, ирбенцев, хемодцев и даже кятцев. Буним с Давудом тоже были среди зрителей, но их попытку приблизиться к князю строго пресекли гриди княжеской ватаги.
Выше всех на зрительских местах восседал, конечно, князь с княгиней и ближние воеводы. Князь был в прекрасном настроение, вчера на пиру ему дважды удавалось ускользнуть от пирующих, чтобы навестить своих наложниц. От глаз Милиды, разумеется, его отлучки не ускользнули, но тут, как говорится, ничего не поделаешь, хорошо хоть кятская танцовщица отсутствовала, будучи под надзором своего Глума.
За истекший год всевозможных состязаний стало столь много, что на все просто не хватало времени. На этот раз из общего перечня были изъяты почти все единоборства «сам на сам», оставленны лишь все «двое на одного»: и с оружием, и с кулаками, и с веревочным пленением. Главный упор был сделан на все ватажное – «стенка на стенку»: и кулачная, и палочная, и с вытеснением из квадрата, и с перетягиванием цепи.
Обычные конные скачки дополнились скачками с трехпудовым мешком, равным весу полного катафрактного доспеха, скачками с резкой остановкой и разворотом на одном месте и скачками через пять полуторааршинных заборов. Тут во всей красе проявили себя тяжелые кони хемодских латников и кятские аргамаки.
Затем князя ожидало новое зрелище: состязание повозок – ведь упряжным лошадям тоже не повредит проверка на силу, резвость и выносливость. Сначала по ипподромному овалу сделала по пять кругов одна четверка двухостных повозок с грузом в тридцать пудов, потом вторая и третья. Их возницам требовалось все их искусство, чтобы справиться с четверкой лошадей, запряженных парами и избежать опасного соприкосновения с другими повозками. Далее состязались камнеметные колесницы с мешками на восемь пудов вместо камнеметов и более легкие лучные двуколки. Последние неслись с ураганной скоростью, но и их обгоняли ратайские коляски с пружинным днищем для гонцов. Наконец пришел черед малых одноконных колясок – самой последней новинки чудо-мастера.
Когда их увидели, смех побежал по рядам зрителей. Ратай не придумал ничего лучше, чем снабдить колесами простую волокушу. В отличие от двухаршинных колес повозок и колесниц, колеса волокуш не превышали одного аршина, так что маленькое сиденье между ними находилось у самой земли. Всего колесных волокуш было две: на одной сидел сам мастер, на другой – его помощник Вихура. Для сравнения скорости были выставлены две коляски для гонцов.
– На ровной дорожке его одноконка, может и хороша, но где в походе найдешь дорогу без бугров и колдобин, – ревниво отозвался о волокуше за спиной князя Корней.
– Он же в жизни ни разу ни с кем не состязался, – обеспокоился Агапий.
– Да уж, наверняка, на своем стрельбище уже испробовал, – предположил Радим.
Это убедило Дарника, и он утвердительно махнул распорядителю скачек.
Четыре возка выстроились в ряд, сигнальщик ударил молотом в било, и лошади рванули вперед. Иноходцы волокуш зачастили ногами и на полкорпуса, а потом и на корпус стали уходить от колесниц. Но возницы колясок принялись охаживать своих лошадей, те перешли на галоп и начали настигать волокуши. А потом случилась беда: иноходцы, чтобы не отстать, тоже перешли на галоп, последовали удары задних ног о дно волокуш и на глазах зрителей оба оружейника вместе со своими сиденьями и колесами на полной скорости друг за другом взлетели высоко вверх и, ломая оглобли, грянулись о землю. Ратай остался там, где упал, а запутавшегося ногой в вожжах Вихуру лошадь протащила сотню шагов. Прибежавший с места падения гридь сообщил князю, что Ратай чуть дышит, а Вихура разбился насмерть.
Рыбья Кровь был в ярости: что за безумное удальство! Приказал лекарям самый лучший уход за раненым, но сам к чудо-мастеру не пошел – слишком злился на него. Чтобы немного развеяться, приказал ехать в Ставку. Проводив жену с сыном до пружинной колесницы, сам вскочил в седло и поехал лишь с княжеской ватагой. Дополнительно ничего не сказал, поэтому за ним в Ставку потянулся и весь двор: воеводы, и тудун с Бунимом.
В Ставке в Золотой Юрте его ждало новое приобретение жены: за легкой занавеской на женскую половину стояла большая в два аршина кадка с водой.
– Тебе нравится? – беспокойно спросила Милида.
Оказалось, что таких кадок в Ставке уже два десятка. Так и не привыкнув к словенским баням, кутигуры обнаружили у бондарей Дарполя (своих заклятых врагов хемодцев) вот такую разновидность помывки: бросать в кадку с водой раскаленные камни до хорошщего нагрева, что очень понравилось.
Осмотрев кадку, он одобрил покупку жены, но вместо ее немедленного опробования, позвал Милиду с сыном в настоящее купание в Яике. Жена плавать не умела, поэтому пришлось искать подходящее место, чтобы и закрыто от посторонних глаз и неглубоко. Там и принялись весело плескаться в горячей воде, Милида в нижней рубашке, муж с сыном нагишом. Десятимесячный Альдарик сначала не хотел идти в воду, а потом – из воды. Так и баловались на мелководье, хихикая и улыбаясь друг другу.
– Когда надо будет кого – позову, – сказал князь Афобию и двум гридям, что означало: никого не пускать.
Но даже они не могли остановить Корнея, вдруг вышедшего из-за кустов в неожиданном месте.
– Когда-нибудь я точно велю тебя выпороть, – недовольно пригрозил ему Дарник.
– Тебе надо на это посмотреть! – кивнул в сторону Ставки воевода-помощник.
– Потом!
– Давай, давай. Потом будет не то.
Князь подчинился, вылез из воды, вытер сына, прикрыл жену для переодевания в сухое, облачился сам.
Все сборище воевод было возле Золотой Юрты. Но Корней указал рукой в сторону. По Дарпольской дороге приближалась торжественная процессия: крытые носилки несли на плечевых шлеях восемь невольников, а по обоим сторонам носилок двадцать хазар в одинаковой праздничной одежде, со щитами и мечами.
Ушедшая было злость вернулась к князю. Такие носилки он прежде видел в городах Романии и они всегда вызывали в нем лютое отвращение. И Корней знал об этом. Шагах в тридцати от Золотой юрты носильщики опустили носилки на землю и из них выбрались Давуд с Бунимом. Визирь-казначей в темном трехцветном одеянии, тудун тоже в трехцветном, только в ярком, сверкающем драгоценными камнями. Холеное полное лицо и тело Давуда ибн Джабаля безошибочно указывали на привычку именно к такой роскошной и всеми уважаемой вельможной жизни.
– Сжечь! – приказал князь Корнею, когда высокие гости приблизились к юрте.
Воевода-помощник с готовностью сделал знак своим дозорным и направился к носилкам. Давуд и Буним удивленно обернулись ему вслед. Визирь сообразил первым:
– Нельзя, князь, это жечь! Только не это!
Дозорные, оттеснив невольников, подхватили носилки и потащили их прочь.
– Как сжечь! Почему? – по-словенски тонким голосом выкрикнул тудун.
– В моем княжестве люди людей на себе не таскают, – спокойно произнес Рыбья Кровь и, сделав приглашающий жест, первым вошел в Золотую Юрту. Калчу и Агапий последовали за послами.
В юрте Дарник сначала сел сам, затем указал садиться Калчу, Агапию и вернувшемуся Корнею и только потом высоким гостям.
Сбитые с толку поступком князя послы молчали, князь тоже не спешил с разговорами. Немного скрашивала неловкость суета подавальщиков, которые вносили блюда с фруктами и сладостями. Но вот и подавальщики удалились.
– Новый каган Хазарии Эркетен шлет тебе, князь Дарник, пожелания здоровья и благополучия, – заговорил по-словенски тудун, достал из рукава связанный красным шнурком свиток и передал Буниму.
Тот развернул свиток и торжественным голосом прочитал по-хазарски:
– «Владелец степей, лесов, гор и рек, великий каган Эркетен приветствует своего храброго воина князя Дарника и выражает уверенность, что он будет служить Хазарии так же верно, как князь Дарник служил до сих пор. И все то, что скажет князю Дарнику его тудун Давуд ибн Джамаль, будет моими словами и моей волей».
Рыбья Кровь выслушал послание невозмутимо, угощаясь лежащими на блюде ранними хемодскими ягодами. Буним с поклоном передал свиток Корнею.
– Я слушаю, – поощрил Давуда князь.
– Каган Эркетен ведает о твоих переговорах с тюргешским посольством и хочет знать о чем был подписан твой договор с тюргешским гурханом.
Сперва Дарник хотел осадить слишком дерзкое требование, но ему стало интересно, что будет дальше.
– Мое княжество просто подрядились обеспечить тюргешское войско зерном и переправой через Яик.
– И когда будет это войско?
– Скорее всего, к осени. Думаю, тюргеши так все рассчитали, чтобы зимой по льду переправиться через Итиль для подчинения Булгарского ханства.
Сообщение порядком смутило Давуда и он чуть растерянно посмотрел на Бунима, для того оно тоже было внове. Корней, Агапий и Калчу, как всегда лишь получали удовольствие от дарникского краснобайства.
– Но разве ты, князь, не собирался создать по Яику неприступный заслон, чтобы восточные степняки не проникали к Итилю и Танаису? – напомнил визирь.
– Собирался, – согласился Дарник. – Но, вижу, эта задача мне не по силам. Чтобы выжить, моему маленькому княжеству надо прислониться к более могучему царству.
– До осени еще много времени, – взял бразды разговора в свои руки тудун. – Если ты поможешь нам, то наш каган не оставит тебя без своей помощи. Как обещано, словенское ополчение и хазарская конница уже в твоем распоряжении.
– К сожалению, моих воинов заставить сражаться может лишь хорошая оплата, так как больше денег на свое проживание нам взять неоткуда. А Хемод
