схватили возле дома и отвезли на машине в Москву.
– «Валет» предполагает, что его с кем-то перепутали. Оперативники за восемь часов не задали ему ни одного вопроса, просто тупо отвезли и все.
– А он им вопросы тоже не задавал? Смирно сидел и ждал, когда привезут к незнакомому дяде?
– Он предположил, что это мы сами ему устроили такую проверку. Поэтому и расписку потом легко дал, мол, кто может запретить честному российскому студенту для государственного блага стучать на своих одногруппников.
Яковенко приостановился и с подозрением посмотрел на Стаса.
– Это он сам так подумал, или ты сейчас подсказал ему так подумать? Все, готовь направление и в армию пацана, в армию!
– Думаете, спецназ обрадуется, когда узнает, что мы к ним чекистскую подсадную утку направили?
– Ну ты, Григорьич, иезуит! – подполковник не мог скрыть своего злого восхищения. – Ты чего его так защищаешь?
– Мне с ним просто интересно. Такого креативного фабзайца у меня еще никогда не было. Всегда прихожу и знаю, что он что-нибудь да отчебучит. И он никогда еще не обманывал мои ожидания. Мне кажется, что в нем мы имеем агента совершенно нового типа…
– Это какого еще?
– Которому наша работа или в кайф, или не в кайф. Если в кайф – он горы свернет, если не в кайф – то будет филонить, как только сможет.
– Ты совсем-то с ума не сходи – нам, людям военным, подыскивать ему что-то в кайф.
– По-моему, он сейчас этот кайф сам нашел.
Подполковник грозно уставился на подчиненного.
– Даже если ФСБ решило его завербовать как нашего человека, – поспешил сменить пластинку Стас, – это значит, что до сих пор у нас с этим делом было чисто. Все равно ФСБ кого-нибудь нам да всунет. Так не лучше ли все держать самим под контролем. Да и перед начальством все это можно представить как этап учебного процесса. Чего мы боимся? Он в лицо знает только меня да Ерашова, который даже не состоят в нашем штате.
Яковенко плюхнулся на свое застольное кресло.
– Этапы учебного процесса? Это ты славно придумал, – он выразительно глянул на Стаса. – Присяги, говоришь, не принимал? Ну так надо, чтобы принял.
11
На это занятие к Ерашову Алекс шел с особым нетерпением. После первых дискуссий, где он часто от вопросов лингвиста становился в тупик, Копылов попросил Аркадьича заранее объявлять тему следующего обсуждения, чтобы он мог получше к ней подготовиться. Ерашов не возражал: подготовиться так подготовиться. И отныне мозг Алекса регулярно заполнялся выкладками о сути таких категорий, как карьера, идеология, семейная жизнь, власть, богатство, религия…
Тему сегодняшнего обсуждения Ерашов обозначил предельно абсурдно: «Как практически в России может быть восстановлена монархия?» Правда, сперва лингвист заставил Алекса прочитать «Народную монархию» Солоневича, где доказывалось, что русская монархия была самым лучшим способом правления в мировой истории. Теперь дело осталось за малым: как восстановить ее в России.
– А какую: абсолютную или конституционную? – простодушно уточнил при получении задания Алекс.
– Первое, что должен сделать всякий русский царь – это разорвать предложенную ему конституцию на мелкие кусочки, – ответил ему Аркадьич словно последнему дауну.
Чтобы как следует подковаться, Копылов прошерстил по интернету огромное количество сайтов и даже составил подробное генеалогическое древо для конкретного претендента на российский престол. Однако в последний момент все это показалось ему ужасно занудно, и он пошел своим путем. Небольшая помеха состояла в том, что диспут велено было вести на английском, а не на испанском, при всем своем бойком владении языком Шерлока Холмса Алекс не до конца был уверен в правильном подборе тех или иных синонимов.
Занятие как обычно началось с чашечки кофе по-гречески, после чего они перешли к привычной доске на треноге.
– Итак, кто? – Аркадьич нарисовал фломастером первый кружок на самом верху.
– Претендентов пять.
– Пусть пять, – лингвист послушно дорисовал четыре кружка. – Кто?
– Назовем их Ваня, Саша, Петя, Паша и Коля.
– Назовем, – в кружочках появились имена.
– Им всем по одиннадцать лет, – продиктовал Алекс.
– То есть как?
– То есть к Романовым они не имеют никакого отношения.
– Продолжай.
– Царь-неудачник и его родня не для России. У русского царя не должно быть никакого сомнительного прошлого.
– А если оно кристально чистое?
– Кристально чистых биографий на свете не бывает. Если не они сами, то их окружение обязательно будет с червоточиной.
– Допустим. А харизматический политический трибун не подойдет?
– Любой харизмы хватает максимум на десять лет. Телевидение всегда сделает так, чтобы от любого из них мы все через десять лет полезем на стенку. Полностью исключено.
– Кто же тогда эти: по одиннадцати лет? И почему их пять, а не шесть?
– Пять хорошее число, шесть сразу напоминает звезду Давида.
– А семь вообще сакральное число, – не сдавался Ерашов.
– Но семь претендентов одновременно держать в голове обычному человеку сложно, поэтому максимум пять.
– Почти убедил. Кто они?
– Дети священников.
– Оп-па как! – не сдержал своего изумления Данилыч.
– Во-первых, это сразу исключает конкуренцию родительских биографий, во-вторых, почти одинаковая детская духовная аура, которая никогда потом до конца не исчезнет, в-третьих, взгляд на мирское всегда чуть со стороны.
– А почему одиннадцать лет, а не десять или двенадцать?
– Десять – еще слишком ребенок, двенадцать – уже почти взбалмошный подросток. Одиннадцать – это оптимально.
– И что же с ними дальше? Берут в Кремль или оставляют в семье?
– В Кремль только на экскурсию. Нормальный пансионат в лесу на берегу красивого озера. Родители навещают только по выходным.
– Кто же их ему заменил в пансионате: учителя и воспитатели?
– Мысль о служении отечеству будет способствовать раннему возмужанию.
– А в пансионате все пятеро или по одному в разных пансионатах?
– По одному в разных.
– А какое окружение в пансионатах, другие дети будут и сколько? – Ерашов уже и сам был захвачен великим социальным экспериментом.
– Хорошо подготовленные учителя и человек тридцать детей.
– Тоже детей священников?
– Не обязательно, но Закон Божий обязаны знать назубок.
– Встречи с детьми коронованных особ Европы?
– Только заочно и в письменном виде.
– Встречи с прессой и государственными мужами?
– По три раза в год, не чаще.
– Съемки для телевидения?
– Раз в год.
– Как же народ будет следить за их развитием?
– Народ сперва будет безудержно насмехаться над всей этой затеей, потом презрительно станет это дело игнорировать, чуть позже начнет сочувствовать несчастным подопытным кроликам, наконец, с интересом примется прислушиваться к редким сведеньям о «царевичах» и кончит тем, что сам возьмется осекать тех, кто дурно будет отзываться о «железных масках».
– Почему о «железных масках»?
– Так они и есть железные маски. Из пяти останется один. И как только народ проголосует за этого одного, то накрепко повяжет и себя этими несчастными отвергнутыми четырьмя царевичами. Выбрали так уж выбрали – назад хода нет!
– А в каком возрасте будут выбирать?
– В семнадцать-восемнадцать лет. И опять спрятать его, на этот раз в Кремле, хотя, я думаю, к тому времени центр власти переместится в другую географическую точку.
– Он уже будет царь, как его спрячешь?
– Все прежнее отношение приведет к тому, обязано привести к тому, что общественное мнение сократит до минимума контакты монарха с прессой и приставучими подданными.
– И страна под его правлением заживет радостно и счастливо?
– У нее просто не будет никакого другого выхода.
И Ерашов с Алексом дружно рассмеялись, очень довольные своими выкладками.
12
Рано утром Алекса разбудил звонок в дверь. Он глянул на часы: было шесть тридцать, и пошел в одних трусах открывать
На пороге стояла сияющая Вера с небольшой сумкой через плечо.
– Девушку заказывали? – Она буквально втолкнула его в прихожую, тотчас заключив в свои объятия: – Вставай, соня-просоня. Я тебе целую сумку пирогов привезла. Здорово?
– Насчет тебя или пирогов? – вяло поинтересовался он.
– Я к тебе на целый день. Ты рад?
– Трепещу от счастья.
– Горячая вода есть? Я под душ. Чтобы не смел одеваться.
Вера скинула пальто, всунула ему в руки сумку и прошла в ванную.
– Я сейчас тебе полотенце…
– Я твоим вытрусь, – отозвалась она уже из ванной.
Алекс помотал головой – зрительное и слуховое видение не улетучивалось. Тогда он оглядел комнату и стал прятать то, что нежданной гостье видеть не полагалось.
Услышав шум открываемой двери ванной, он быстро юркнул на тахту под одеяло.
Она вошла закутанная в одно банное полотенце, вся такая свежая и розовая, что у него перехватило дыхание.
– Я твое счастье?
– Спрашиваешь!
Он приглашающее приоткрыл одеяло. Вера присела на краешек постели, остановив его движением руки.
– А у тебя эти штуки есть?
– Какие штуки?
– Ну эти, не понимаешь, что ли?
– Где-то лежат. Поискать надо.
– Не надо искать. Я сама.
Она прошагала в прихожую к своему плащу и вернулась с комплектом презервативов.
– Девчонки, заразы, меня вот чем снабдили. Я даже не знаю, как ими пользоваться. – Там где-то должна быть инструкция.
– Где? – Она удивленно покрутила пакетики в руках.
– Сейчас все изучим. – Алекс подхватил Веру и ловко уложил ее под одеяло…
В себя он как следует пришел только к полудню. Зато уж теперь отплатил сполна. Они голышом поверх одеяла лежали на тахте, и Алекс просто отвечал на ее вопросы.
– Ты меня осуждаешь?
– Еще как!
Вера кулачком толкала его в бок, требуя других слов.
– Ну конечно не осуждаю.
– Я красивая?
– Нет.
Еще толчок в бок.
– Очень красивая.
– Тебе понравилось со мной?
– Хуже не бывает.
Новый толчок.
– Лучше не бывает.
Во входной двери щелкнул замок.
– Это что, твоя жена?! – испуганно юркнула под одеяло Вера.
– Хуже. Гораздо хуже, – вздохнул Алекс.
Он надел трусы и пошел встречать Стаса.
Стас открыл дверь и втащил в прихожую большую коробку.
– Тут небольшая проблема, – сказал Копылов инструктору.
– Какая проблема? – Стас стоял спиной к вешалке и не видел ни посторонний плащ, ни женские сапоги.
В прихожую выглянула Вера, укутанная в простыню.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – машинально ответил Стас.
– Я в ванную пройду. Можно?
Она проскользнула между ними и скрылась в ванной. От разгневанного взгляда Стаса можно было прикуривать.
– Ей до вечера некуда деться. Можно она на кухне посидит? – глупо попросил Алекс.
– «На кухне»! Ты совсем. Ладно, балдей. Приду завтра. – Стас снова нахлобучил свою кепку.
– А это что? – Алекс присел у непонятной коробки.
– Ну да еще открой при ней. Полиграф. Смотри не вскрывай, Казанова! – И Стас выскользнул за дверь.
Алекс перетащил коробку в лоджию.
– А кто это? – спросила Вера, уже в одетом виде появляясь в комнате.
– Один знакомый. Потом познакомлю как-нибудь.
– Он ушел? А что теперь?.. Давай в город пойдем! Или в театр!
– Обязательно, – говорил он, мягко увлекая ее к постели.
– У меня уже все болит, – взмолилась она.
– У меня тоже, – честно признался он, расстегивая ее кофточку. – Идем на личный рекорд.
И Вере не оставалось ничего другого, как уступить его притязаниям.
Так они и
