…Они встретились в полдень у реки, на песчаной косе чуть левее пляжа, на котором обычно загорали дачники. Чира купался там с тремя ребятами из привокзальных.
Когда он заметил группу пацанов, шедших к ним от начала косы, было поздно. Единственный выход был перекрыт. Разве что вплавь, на другой берег. Чира, наверное, доплыл бы, а вот остальные вряд ли…
- Одеваемся, - скомандовал Чира, глядя на приближающийся отряд. – Чую, по нашу душу идут.
Впереди шёл невысокий толстяк с подбитым глазом. В руке он держал горн с мятым раструбом. Рядом с ним важно шествовал Тимофей Гараев со скрученным в трубку листом ватмана. Ещё четверо пионеров держались чуть позади. Одного из них, Ладыгина, Чира узнал.
Не доходя шагов десять, пионеры остановились. Толстяк продудел в свой горн что-то неразборчивое.
Возникла пауза. Четверо худых и загорелых против шестерых в красных галстуках.
- Здорово, атаман, - нарушил молчание Тимка и вышел вперёд.
Чира не ответил.
- Ты не бойся, мы сейчас тебя бить не будем, - продолжил Тимка.
- Так тебе хочется, чтобы тебя боялись, - сплюнул в песок Чира и спросил. – Чего надо?
- Жалобы на твоих «махновцев» поступают, - сказал Гараев. – Днём к дачникам на станции пристают, ночью по чужим огородам шарят. Огурцы воруют, яблоки рвут. Грядки вытаптывают.
- Эти «махновцы» такие же мои, как и твои, - усмехнулся Чира. – Я им никогда командиром не был, и становиться не собираюсь. Так что не по адресу ты тут топчешься.
- Не прибедняйся, все знают, что ты у привокзальных нэпманов в большом авторитете. Вот и передай своим, что если не прекратят своё беззаконие, мы с ними разговоры разговаривать перестанем. А особенно, чтоб стереглись дач, на которых звезда нарисована. Чтоб, как увидят этот знак, - Гараев похлопал по своему плечу, где на безрукавке красовалась нашивка в виде красной звезды. - Бежали оттуда без оглядки.
- Всё понял? – чуть повысив голос, спросил Тимка.
- Отчего ж не понять, - не стал становиться в позу Чира. – Только и ты услышь меня, если в тебе хоть что-то от нормального человека осталось. Пацаны, что по чужим огородам шуруют, конечно же - не правы. Но тебе, сынку инженера, не приходило в голову, что они не из озорства это делают. Что не у всех по утрам булочку с маслицем под сладкий чаёк подают. Что в иных семьях про завтрак и слыхом не слыхивали. Вот и лезут пацаны с голодухи хоть чем брюхо набить. А что до привокзальных, которых ты нэпманами обзываешь, так заработанное они не на петушки на палочках тратят. В семью несут. Да и сколько они зарабатывают – ну, десять, ну – двадцать рублей в месяц...
- Красиво говоришь, - криво усмехнулся Гараев. – Только ты забыл сказать, сколько ты, да подельник твой – Якушкин, с привокзальных имеете.
- Нажаловался кто? – поинтересовался Чира. – Или по себе меряешь?
- А что, неправда что ли?
- А что, правда?
- Все знают, что ты и Мишка c каждого, кто на станции ошивается, свою долю требуете. Да вот, к примеру, не ты ли с одного приезжего шкета стряс неделю назад десять рублей? Про это все знают. Он, если не забоится и сам это подтвердит…
Небольшой камень-голыш просвистел рядом с ухом Гараева. Командир пионеров испуганно отшатнулся, прикрывая лицо рукой.
Чира оглянулся: самый младший из привокзальных, Сергейка Гарбузян, бледный от ярости поднимал с песка новый камень – и придержал "малька" за плечо.
Шепнул тихонько:
- Не лезь, Гейка. Он же специально нарывается.
- Вот тебе подтверждение, фашист! - крикнул тот. - Морда жабья!
- Я думал, у тебя все запуганные, а оно вон как выходит, - сказал Тимофей, выпрямляясь. – Ты, оказывается, банду подкулачников собрал. Это кто, Гейка, тебя подучил пионеров фашистами обзывать? Ладно, так и запишем.
Чира смотрел на него бесстрастным взглядом, хотя у него так и чесались руки врезать этому комиссарчику по уху.
- Короче, последнее тебе и твоей банде предупреждение, - сказал Гараев. – Не подчинитесь нашим требованиям, будет вам худо.
Чира, не отрываясь, смотрел ему в глаза. Его противник тоже взгляда не отводил.
- Вот, - нарушил Тимофей молчание и протянул Чире свёрнутый в трубку лист ватмана. – Здесь всё.
Чира не двинулся. Тогда Гараев уронил бумагу с требованиями на песок ему под ноги.
- Сроку вам, до понедельника. Не выполните – пеняйте на себя.
- Пошли, Колян, - махнул он рукой трубачу.
«Атаману банды подкулачников и недобитых нэпманов Петру Копейкину по кличке Чира и всем членам его шайки – ультиматум! В виду того, что все вы есть недобитые нэпманы и грабители огородов мирных жителей, пионерская дружина посёлка Грабуны приказывает вам, трусливым негодяям:
1.Не позднее утра понедельника 22 июля 1937 года атаману разбойников Копейкину явится в штаб пионерской дружины посёлка Грабуны со списком всей членов его белогвардейской шайки.
2.Все деньги, в размере не менее пятисот рублей, которые Копейкин отнял у своих подельников и выпросил у дачников, должны быть сданы командиру пионерской дружины Тимофею Гараеву.
В случае отказа от этих требований, пионерская дружина посёлка Грабуны оставляет за собой полную свободу действий
Примечание: тем членам банды Копейкина, кто раскается в своих преступлениях, напишет письменное чистосердечное признание в своих преступлениях и все, что он знает о преступлениях других членов шайки, будет объявлена амнистия».
Чира закончил вслух читать написанное, свернул снова ватман в трубочку, положил рядом на песок. Достал из кармана пачку папирос. Закурил. Подумал: хорошо, что сегодня с ними не было Славки. Тот тоже молчать не стал бы.
Чира вчера вечером, как обычно, забежал за приятелем и узнал новость – заболел. Причём так, что доктор прописал постельный режим. К Славке его, естественно, не пустили, да ещё и озаботили добычей мёда…
- А что значит: полную свободу действий? – обернувшись, спросил Гейка.
Он стоял у реки, бросая в воду камешки. Остальные ребята из их компании, как только ушли пионерские парламентёры, по-быстрому сбежали, сославшись на домашние дела.
- Что захотим, то с вами и сделаем – вот что это значит, - перевёл Чира.
- Ну да! Так ты им и дашь! - сказал Арбузян.
Посмотрел другу в глаза и с надеждой спросил:
- Ведь не дашь же?
- Конечно, - как-то невпопад, ответил Чира и пробормотал. – Знать бы, что этот гад задумал. Ведь не просто так он на солнышко выполз. Чую затевает что-то.
- А почему он про пятьсот рублей написал? – спросил Гейка. – Неужто у тебя есть такие деньжищи?
- Откуда? – невесело усмехнулся Чира. – Он для того столько и написал, чтоб я отдать не смог. Не желает он меня в свою компанию.
Он посмотрел на приятеля и добавил:
- А теперь и тебя тоже.
- Ну и пусть, - сердито буркнул Сергейка Гарбузян и снова бросил камень в реку. – Я к нему и не просился.
- Пятьсот рублей, - мечтательно сказал Чира. – Будь у меня столько, давно бы уехал отсюда в Одессу.
- Куда? - спросил малёк.
- В Одессу, - повторил Чира. – Это город у тёплого моря за тысячу километров отсюда. Поступил бы в мореходное училище, выучился бы на моряка…
- Вот что, - сказал вдруг Гейка. – У меня на хуторе двоюродная сестра живёт, Оксанка. Она с одним пионером, Ванька зовут, через дом соседка. Ванька этот никаких секретов не может хранить, всё ей разбалтывает. Схожу-ка я к ней в гости, попрошу, пускай этого болтуна порасспрашивает. Может, чего узнаю…
- Ну, давай, - кивнул Чира. – Я тоже кой-кого напрягу. Ох, чую, большая нам пакость готовится. Завтра с утра подходи на развалины, расскажешь, что узнал.
На том и порешили.
Ближе к вечеру Чира наведался к Нюрке, дочке молочницы. Та иногда по утрам торговала сметаной и творогом на привокзальном рынке и знала все слухи, которые бродили по посёлку. Завидев Чиру, Нюрка, стиравшая какие-то тряпки в деревянном корыте, приветливо улыбнулась, вытерла руки о передник и открыла гостю калитку.
Усадила за столик около летней кухни, угостила вареньем, намазанным на краюху хлеба и кружкой молока. Поговорив ни о чём минут десять, Чира перешёл к интересующему его вопросу.
К сожалению, ничем особым Нюрка Чиру порадовать не смогла. Ничего такого про Грабуновских пионеров она не знала. Разве что заметила на днях, как Тоха Химаков и ещё двое с красными галстуками крутились у пункта приёма стеклотары.
Киоск этот ещё во времена НЭПа поставил местный кулак Демьян Афанасьев, но дело не задалось. Плоховато у местных было со стеклянной посудой. Афанасьева давно раскулачили и увезли неведомо куда, а пункт этот всё стоял заброшенной будкой с наглухо заколоченным окном в дальнем углу рынка возле деревянного нужника.
Позднее, Чира зашёл проведать Славку. Тот снова спал. От дяди Вовы, курившего на крыльце, узнал, что другу пока не легче: температура, кашель. Огорчился, конечно. Потом Славкин дядя принёс и поставил на столик, стоявший на веранде, закипевший самовар, а тётя Тоня пригласила выпить чаю с пряниками.
За столом сперва беседовали ни о чём. Потом разговор коснулся утреннего Славкиного дежурства на вокзале. Мол, не мог бы Чира, пока «племянник» болеет, ну и так далее. Не задаром, конечно. А Чире чего – сиди себе на лавочке с пацанами, по сторонам посматривай, да ещё и рубль за каждое дежурство. Кто от такого откажется? А что нужно замазать странное слов «СНИКЕРС» которое сам же Чира неделю назад по просьбе дяди Вовы и написал на видном месте у станции, так это ещё проще: замазывать быстрее, да и аккуратности не требуется. И опять же – не задаром.
На прощанье тётя Тоня дала ему большой и восхитительно пахнувший баранок.
Ж Ж Ж
За всеми этими делами стемнело.
Чира темноты не боялся. Но нынче кольнуло сердце нехорошее предчувствие. Он даже поколебался: идти – не идти к развалинам церкви, где обычно собиралась компания привокзальных.
Решил всё-таки сходить. Надо было предупредить ребят о том, что пионерия задумала что-то недоброе. Чтоб настороже были. Да и поспрашивать не мешало. Вдруг кто-нибудь что-то видел или слышал, да значения не придал.
Чира так увлёкся своими мыслями, что пропустил момент, когда из кустов, росших по обе стороны тропинки, которая вела от станции к церкви, выскочили несколько тёмных фигур, молча, метнулись к нему, сбили с ног. Он попытался встать, треснуть кого-нибудь из нападавших кулаком, но было поздно: руки оказались скрученными верёвкой за спиной, а на голову ему надели мешок. И тут же поволокли куда-то, время от времени подбадривая пинками пониже спины.
Чира попытался, было, закричать, но немедленно получил кулаком по затылку, и знакомый голос Петьки Ладыгина прошипел на ухо:
- Ещё раз гавкнешь, сцаную тряпку тебе в рот запихаю!
А другой голос сказал:
- Пущай орёт. Через мешок всё равно ничего не слышно.
- Да что вам надо? – спросил Чира и получил ещё один удар кулаком.
- Заткнись, я сказал!
Путь в темноте казался бесконечным. Наконец остановились. Раздался какой-то лязг, противно заскрипела дверь. Чира ощутил толчок между лопаток, сделал несколько шагов вперёд, и дверь за его спиной с тем же скрипом закрылась.
- Не скучай, атаман, - услышал он глухой голос Тимки Гараева. – Скоро мы к тебе всю твою банду подселим.
- Руки развяжите, - попросил Чира. – Затекли уже.
- Потерпишь!
- Стёпка, - продолжил Тимка снаружи. –
Кстати, М. Горан, точку в названии уберите - она там не ставится.