– указал он на белый камень у ног князя. – Нам лучше немного отъехать.
Но его совет запоздал. Лучники на мостках выстрелили в кутигура-лазутчика. Из двух крепостных бойниц навстречу мчавшимся конникам полетели мелкие камнеметные камни, а камни побольше ударили из-за стены в сторону конников-наблюдателей.
Смотреть за тем, что стало с отважной двадцаткой, было уже недосуг, первый же дальний камнеметный выстрел пришелся по назначению: два человека в княжеской свите были убиты, три коня покалечено. Один из десятифунтовых камней проломил грудь оруженосцу Бунима, второй размозжил голову Леонидасу.
Следующие дальние выстрелы были не столь результативны, потому что гостевая кавалькада быстро отъехала подальше. Два ромея-телохранителя несли тело мирарха. Буним был сам не свой, шептал какие-то непонятные слова, над повисшим в седле оруженосце. Корней ругался на Ратая: раньше не мог предупредить? Князь как обычно в трудных ситуациях вертел головой в разные стороны, силясь что-то придумать. Придумывалось только убраться прочь и потом уже что-то делать.
Леонидаса Дарнику было по-настоящему жаль, они уже успели неплохо сдружиться и теперь не очень понятно было, как управлять ромейскими тагмами. Пророчество манушки Суниты сбылось самым нехорошим образом: до начала боевых дел. Хорошо еще, что свидетелями были и Буним, и ромейские телохранители, и все видели, что мирарх по собственной воле первым выехал на пристрельную точку. Теперь уже и никаких сомнений не оставалось: помогать кутигурам – не помогать? Помогать! И со всей мощью и натиском!
Оставив кутигурским коноводам лошадей, князь вместе с Бунимом, Корнеем и Ратаем вернулся туда, где они стояли при обстреле. Только теперь они нырнули в один из окопов. Аборики уже ушли, подняв за собой мост. Несколько убитых кутигур лежали по всему полю, две раненные лошади силились встать и падали, издавая жалобное ржание. Военному совету архонтов это, впрочем, не сильно мешало.
– Надо ночью убрать эти пристрельные камни, – сказал Дарник Ратаю.
– Хорошо уберу, – согласился тот.
– Как ты их уберешь!? – рассердился на легкомысленную самонадеянность оружейника князь. – Конями или быками таскать будешь?
– Зачем таскать? Просто закопаю там, где они лежат.
Дарник даже слегка оторопел от столь простого и верного решения.
– Хорошо, умница, – не забыл тут же похвалить находчивого парня. – Как ты предлагал, будет закапывать камнеметы. Хорошо, что здесь и так все перекопано. Четыре камнемета закопаешь уступом с двух сторон от моста, два будут стрелять, а два будут на случай, если аборики вздумают выскочить забрать своих убитых. Вот только удивляюсь, как собаки не почувствовали этого затаившегося кутигура?
– Я уже спрашивал, – сообщил Корней. – Сильно вывозился в коровьем навозе и еще какой-то пахучий травяной сок добавил.
– Ну и камнеметчиков намажешь тем же, – наказал Ратаю князь.
– Казнь у них ровно в полдень. Как эти стрелки столько времени неподвижно сидеть в ямах смогут, – резонно заметил уже пришедший в себя после пережитого Буним.
– Меня больше волнует, как они после из ям выберутся, – вторил ему Ратай.
– Кутигур выдержал, пускай и они выдержат. А выбираться им лучше не от города, а к городу. Нырнут в воду и только их и видели. Вплотную к стене они будут в большей безопасности… – Дарник остановился, явно чего-то не договаривая.
– Что еще? – тотчас насторожился Корней.
– Хорошо бы еще заранее к мосту пустить двух-трех пловцов с соломинками и метательными ножами. Было бы очень здорово, если бы они захватили кого-нибудь живого: или ребенка или какого аборика. Нужен очень яркий первый результат, чтобы кутигуры полностью нам поверили. Тогда и на приступ пойдут без колебаний.
Все молчали, представляя себе, как все это хорошо… и невозможно.
– Ну, а чтобы аборикам было не до поимки наших купальщиков, ты к завтрашнему полудню соберешь четыре Пращницы, – указание предназначалось уже только Ратаю и его подмастерьям. – Так чтобы их оставалось только принести сюда, поднять и сразу после первого выстрела зарытых камнеметов начать стрелять по стенам.
– А телеги в воду будем загонять, – вспомнил прежние разговоры «тайного совета» Корней.
– Если время ночью останется, то загоняйте. Только не наши, а кутигурские телеги возьмите, штук восемь, не больше. Посмотрим, как они в воде будут.
Затем они все с осторожностью отступили и на конях вернулись в кутигурский стан поесть и пару часов поспать.
Вечером Дарник продолжил свои осадные изыскания. Только вместо Бунима с ними была Калчу и кутигурский лазутчик. Ни о каком затоплении города и речи быть не могло. Окружающие пологие берега указывали на то, что при повышении уровня воды даже на две сажени, река затопит все на версту вокруг, а в Хемоде ее будет самое большое по колено.
Лазутчик отвел их на две версты выше по течению, там, где русло реки было особенно широко со многими отмелями и имелся вполне пригодный брод и для пешцев и для повозок с большими колесами, что было очень хорошо, так как не нужно было сооружать плоты, для перевозки камнеметов. Переправившись по броду на другой берег, они подъехали к Хемоду с левобережной стороны. Здесь находился еще один кутигурский стан, примерно на тысячу воинов, который просто стерег, чтобы аборики не могли высадиться на своих лодках для пополнения фуража. До острова с левого берега было сажен семьдесят, поэтому кутигурские дозоры у реки, тоже прятались в вырытых траншеях. По словам Калчу на восточной стороне у абориков тоже имелись камнеметы, только они пускали их в ход значительно реже – запас камней и железных реп у них тоже, видимо, был не бесконечен. Зато на острове у стены проходила гораздо более полоска земли, заросшая высоким бурьяном.
В самом узком месте от берега к острову прямо в воде была вбита свая из белого железа, от которой к стене города над самой водой была натянута железная цепь, препятствующая прохождению торговых судов. Понятно стало, что любые суда могли проходить мимо острова лишь с правого берега и то при поднятом там подъемным мостом.
Глядя на эту цепь Дарника с Ратаем одновременно осенила одна и та же мысль.
– Свой мост? – спросил один.
– Ага, только из чего? – ответил второй.
– А бочки зачем взяли?
– Точно, на бочках будет в самый раз.
– Какие бочки? – взмолился, ничего не понимающий Корней. – Ну скажите мне? Умру, если не узнаю!
– Вдоль этой цепи можно навести целый мост из бочек и жердей, – объяснил Ратай.
– Я это понял, но как его навести, если они будут стрелять из камнеметов.
– А ночь зачем?
– Ну и сколько человек пройдут по этому мосту: двадцать-тридцать? – не сдавался Корней.
– Зато они могут принести к стене таран, – дал новое объяснение оружейник.
– Вы оба просто сошли с ума, – осудил их чисто мальчишеский азарт воевода-помощник.
Еще левый берег хорош был тем, что тут было больше кустов и росла высокая ракита, на которую Дарник не преминул взобраться, так ему хотелось посмотреть на Хемод чуть сверху. С высоты шести сажен ему за городскую стену заглянуть не удалось, зато увидел, что скрывается за трехсаженными заборами соседних с городом островов. А скрывались за ними два маленьких пастбища: на северном острове паслись полсотни коней, на южном десятка три коров. В отличие от выжженных лугов на берегах реки, там была ярко-зеленая трава. От среднего острова, где собственно находился сам город их отделяли совсем узкие речные протоки, которые занимали аборикские лодки. А еще он заметил, что заборы были очень тонкими, листы железа были закреплены то ли на деревянном, то ли железном каркасе, издали было не разобрать. Это открытие, можно сказать, обрадовала князя дважды: во-первых, город оказался в два раза меньше, чем он ожидал и мог от силы выставить семь-восемь сотен бойцов, во-вторых, заборы можно было легко сокрушить, переправить на острова большие отряды воинов и штурмовать город с твердой земли, закидав узкие протоки и аборикские лодки мешками с песком.
Спустившись на землю, он рассказал Корнею и Ратаю, как и что им предстоит теперь делать. Калчу разговаривала с кутигурским тысячским и в планы осады посвящена не была. Лишь перевела для тысячского, что князь хочет поставить с этой стороны реки пять малых камнеметов и два больших и завтра пришлет сюда две-три сотни своих воинов.
Вернувшись по броду на правый берег, они поехали к городу вдоль реки, отмечая для себя места, где наиболее скрытно можно подобраться с этой стороны к Хемоду. Но главное потрясение Дарника сотоварищи ждало, когда они, оставив коней, совсем близко подкрались к городской стене по береговому бурьяну. Заходящее солнце как в стекле отражалось на ее металлической облицовке. Лишь в одном месте виднелся какой-то темный прямоугольник. Стали в него внимательно всматриваться и увидели, что один из листов белого железа там по какой-то причине отвалился. Но почему на его месте темный, почти черный прямоугольник?
– Это дерево, – предположил Ратай.
– Не может быть! – не хотел верить в такую удачу князь.
– Точно дерево! – настаивал оружейник.
– Дерево с железом покрепче камня будут, – не разделял их радости Корней.
– Никакого моста! – обратился к князю Ратай.
– Никакого тарана! – на том же птичьем языке отвечал ему князь.
Воеводе-помощнику не стали ничего объяснять, как тот ни просил.
– Хорошо, что я не тебя старшим хорунжим назначил, – лишь издевался над ним Дарник. – Гладила и тот понял бы, что тут к чему.
По возвращению в кутигурский стан, князь вызвал к себе Оляту.
– Чего ж ты не сказал, что стена Хемода деревянная? – обрушился с упреком на него Рыбья Кровь.
– Так ты не спрашивал, я думал, это и так понятно, – оправдывался мужичок. – Через железо его все равно не зажечь. Иначе бы кутигуры и сами справились.
Воевода-помощник обо всем догадался лишь, когда Ратай собрал сотню бортичей и наказал им брать с собой топоры, пилы и веревки и отправляться с сотней кутигуров вверх по течению пилить, где найдут, деревья и кусты, связывать между собой и собирать их в одном месте, дожидаясь от него, оружейника, дальнейшей команды.
– Ты хочешь сделать на воде завал возле стены и с его помощью поджечь саму стену! Ничего не выйдет, этот завал на воде просто не загорится, или загорится, но слишком слабо, – высказал Корней свои сомнения князю.
– Забыл, что у нас есть еще тридцать горшков с ромейским огнем, он даже в воде горит. Поджарим, абориков по первое число.
– Заодно и всех кутигурских детей.
В самом деле, в своем желание ярко, быстро, малой кровью и до прибытия основного войска победить сильного противника, князь совсем упустил из виду детей.
Ничего не оставалось, как послать за Калчу и спросить, что она думает по этому поводу. В подробности пожара входить не стал, просто объявил, что через день-два спалит Хемод со всеми, кто там находится.
Тысячская выслушала его с каменным лицом. Дарник даже подумал, что она не совсем все поняла.
– Может, тебе надо посоветоваться с другими тысячскими?
– Все уже давно сказано, – сказала Калчу, поднимая на князя совершенно мертвые глаза. – Я знала, что такое может случиться. Просто надеялась на большое чудо. Мне еще шесть лет назад говорили, что ты не
