"Мёртвые души - 2"

успешных пусков в виде огромных премий и надбавок. Однако же к самим пускам они давным-давно уже имеют самое отдалённое касательство, самое второстепенное.
- Как это? - пуще прежнего удивился я. - Учёные-изобретатели, разработчики - и “самое отдалённое касательство”, “самое второстепенное”, - как ты говоришь. Что-то не совсем понятны мне твои слова, Валер.
- А чего тут не понятно-то?! чего?! - высокомерно усмехнулся напарник, на меня снисходительно посмотрев. - Платформы, за которые наш институт отвечает, не изобретаются каждый день, пойми. И даже и каждый год не изобретают. Любое гениальное изобретение: и гиростабилизационные платформы здесь не исключение, - это товар штучный и редкий. Их когда-то после войны академик Кузнецов с товарищами придумал и сконструировал - ну-у-у те, которые сейчас на наших ракетах стоят, - так эти его изделия с тех легендарных пор особенно-то и не изменились, принципиально остались теми же. Улучшается качество их гироблоков, да! датчиков углов и угловых скоростей. Но это всё - мелочёвка, “вишенки на торте”, как в таких случаях говорят в наших псевдо-научных конторах. Сама же платформа, силовая и конструктивная её часть остаётся прежней, незыблемой и первозданной: принципиально в ней не меняется ничего, как и в велосипеде том же… И старики, которые в наших институтах сиднем сидят, соратники королёвские и кузнецовские, давным-давно уже ни черта не делают, не изобретают - на старых запасах живут, старых идеях и разработках, которые им Виктор Иванович в дар, в наследство оставил, низкий ему поклон. Их дело теперь - передавать накопленный опыт и знания, программы и чертежи подрастающим поколениям. Или, если перейти на метафоры, сиднем сидеть у костра и поддерживать тот огонь, который запалил своим гением славный наш академик. Чтобы от этого его “научно-космического огня” в перспективе - именно так - молодёжь загоралась святым научным горением, которая, может быть и когда-нибудь, придёт к ним на смену. И только-то…
- Но пока старики-кузнецовцы здоровы и живы, молодёжь им категорически не нужна - вот в чём проблема-то вся, в чём беда. Нас, молодёжь, они и на пушечный выстрел к работе не подпускали, боясь подсидки и конкуренции, гноили и травили нас всеми возможными способами, про которые тошно, совестно говорить… Поэтому ты даже помыслить и представить себе не можешь, Вить, что в нашем элитарном космическом институте творилось, чем я, молодой специалист, все десять лет занимался, пока там инженером числился. Всем чем угодно, поверь, любой ерундой посторонней - но только не наукой, не космосом, не прямым инженерным делом. Всё лето, представляешь, мотался в колхозы подмосковные, подшефные, - “пахал” там разнорабочим на фермах и в поле вплоть до крушения СССР. А осенью, зимой и весной - на плодоовощных базах фрукты с овощами сортировал и перебирал, которых, баз то есть, было не счесть в Москве и Московской области, и которые мы, молодые столичные инженера, в основном и обслуживали. И вместе со мной там “пахали”-ишачили подавляющее большинство московских молодых сотрудников - и наших, и не наших, всяких. Почитай - вся советская образованная молодёжь, надежда и опора общества, как нам по телевизору в новостях байки красочные рассказывали товарищи коммунисты, там прозябала и деградировала. Ужас!… А к этому ещё надо добавить участие в ДНД и ДПД, в спартакиадах и конкурсах, в комсомольских делах обязательных. Так что в институте у себя первое время я появлялся изредка, от случая к случаю, можно сказать, - чтобы там отдышаться перед очередной командировкой в колхоз или на базу, языком почесать с мужиками в курилках, почитать журналы с газетами, горячие новости обсудить, получить причитающуюся зарплату и премии. И потом умотать на какое-нибудь очередное общественно-полезное мероприятие, которые с нетерпением меня поджидали, прямо-таки в очередь ко мне выстраивались, помнится, как погорельцы… или же знаменитые “ленинские ходоки”. Ну и какая научно-исследовательская работа при таком-то напряжённом графике и образе жизни, даже если б она и была?! Да начальство к нам, молодым спецам, первые три года и не подходило, месяцами не видело нас, забывало начисто про наше существование! Представляешь?!
- Да! Интересная, Валер, у тебя была служба, - недоверчиво улыбнулся я. - Прямо-таки и не верится даже, что в принципе такое возможно. Да ещё и в правительственной Москве, где беспорядков и бардака по определению быть не может, или не должно было быть - рядом с Центральной-то властью. Так нам в деревне кажется, по крайней мере. Мы у себя в глубинке в это свято верим все.
- Да конечно не верится! Ещё бы! Я хорошо понимаю вас! Я тоже бы не поверил, если б своими глазами изнанку научную не увидал, собственнолично б не поварился в нашей звёздно-космической каше, будь она трижды неладна, мерзость этакая.
-…Круто ты про свою работу бывшую, очень круто! Достала, видать, тебя крепко! И что, действительно вся молодёжь там у вас только и делала, что по колхозам и базам годами моталась? А по возвращении баклуши била и по чердакам бегала, от скуки крутила любовь?... Или же ты преувеличиваешь многократно? меня, провинциала, стращаешь! Непонятно, правда, - зачем.
- Не преувеличиваю, Вить, не преувеличивая, клянусь! Зачем мне тебя стращать-то, подумай?! смысл-то какой?! - горячо затараторил Валерка, за живое задетый моим к его словам недоверием. - Колхозы, если хочешь знать, были главным, но не единственным бичом нашего славного некогда предприятия, доведшим его до ручки, до крайней черты. У нас в институте во второй половине 80-х годов, когда Горбачёв, если помнишь, у власти встал и провозгласил свою знаменитую перестройку, у нас тогда целые “клубы по интересам” образовываться стали один за другим; или “мафии”, как их сотрудники-острословы в шутку между собой прозвали. “Мафия колхозная”, “мафия пионер-лагерная”, “мафия торгово-закупочная” и “книжная”; а ещё - “партийная”, “комсомольская”, “профсоюзная” - всех и не перечислишь и не упомнишь, запутаешься в названиях. И эти “мафии” так называемые стали делить единый некогда научно-производственный организм на многие-многие части, в некое подобие СНГ его превращать задолго до Беловежской пущи, отвлекать молодёжь от праздности… но и от работы тоже… Представляешь, что происходило у нас, какой неслыханный бардак творился. Наш сверхсекретный некогда институт стремительно и неоправданно разрастался и делился на части, каждая из которых жила уже собственной жизнью как бы, далёкой от жизни целого. Но хуже, но печальнее всего было то, что эти самопроизвольные части, не принося пользы, от целого-то не отделялись, а продолжали сосать его изнутри как клещи, доводя институт до банкротства, развала и гибели… Я ежедневно в течение десятка лет был и очевидцем и свидетелем того, как вырождался и погибал наш кузнецовский НИИ - и от бездарности руководителей СССР, и от безволия и никчёмности собственных своих начальников…

8

- Ну что, паря, не надоело ещё слушать мои околонаучные байки? Интересны они тебе? или пора заканчивать и водку оставшуюся допивать, пока она не прокисла? - остановившись и прокашлявшись в руку, поднял на меня глаза мой охрипший напарник, пытаясь в густом табачном дыму разглядеть моё настроение.
- Не надоело, не надоело, Валер, клянусь! - тут же выпалил я. - И слушать мне тебя до ужаса интересно и познавательно! Особенно, про эти твои “мафии” поподробнее хотелось бы ещё узнать: что это за чертовщина такая! С ДНД и овощными базами-то мне всё более-менее ясно.
- Ну-у-у, тогда слушай и запоминай, коли так, коли такой любознательный, - усевшись поудобнее на табуретке, с ухмылкой самодовольной принялся Валерка дальше меня просвещать, видя во мне самого благодарного собеседника. - Сперва поясню тебе на примере “колхозной мафии” степень гниения и разложения нашего института. Мне это будет проще сделать: колхозные воспоминания и поныне остры и свежи, саднят душу. А потом и про все остальные “мафии” коротко расскажу, времени у нас много... Так вот, тут всё просто, Витёк, на самом-то деле, - по-детски улыбнулся Валерка, густо дым из себя выпуская, - если принять во внимание тот общеизвестный факт, что к началу 1980-х годов в большинстве советских колхозов, и в подмосковных в частности, уже некому стало работать, урожай собирать и складировать, сберегать его и государству потом продавать. Молодёжь оттуда бежала быстрее ветра на предприятия в города, а одиноким родителям их в одиночку тащить воз колхозный становилось уже не под силу. Посадить-то картошку ту же, свёклу или овощи стареющие колхозники ещё как-то могли, а вот пропалывать и удобрять, плоды пожинать ближе к осени сил у них уже не хватало. Ты же ведь из провинции, Вить: получше меня, поди, знаешь все эти беды колхозно-совхозные, из-за которых Советский Союз и рухнул по сути. Так ведь? Из-за отсутствия в магазинах необходимой жратвы и диких очередей за продуктами питания. Чего мне тебе прописные истины-то говорить, мужику владимирскому, деревенскому!
- Итак, колхозы наши дышали на ладан. Стремительно сокращались и вымирали колхозники. И что было делать властям? как спасать положение на селе, выполнять продовольственную программу?... Вот ушлые коммунисты в Кремле, задолго до Горбачёва ещё, и придумали прикреплять каждый такой горе-колхоз к какому-нибудь столичному институту. Молодые сотрудники которого были просто обязаны, именно так, летом колхозы подшефные посещать и приобщаться там к нелёгкому крестьянскому делу, помогать колхозникам решать продовольственную программу страны, посильную лепту в неё вносить, весомую и регулярную… Но для того, чтобы парни и девушки приезжали и плодотворно трудились в деревне несколько летних недель, им, естественно, надо было создать там условия. Для чего в институтах заранее кадровиками и профсоюзами сколачивались бригады из добровольцев во главе с каким-нибудь ловкачом-прохиндеем, оборотнем в белом халате, неучем, бездарем и бездельником как правило, любителем лёгкой наживы, от которого на работе в Москве не было никакого толка, но на которого почему-то рассчитывали, что уж в деревне-то от него будет толк: ведь на что-то же он да годен. Да и сам он, этот ловкач-прохиндей, всех старался уверить, прямо-таки клялся-божился перед начальством: только доверьте, мол, только пошлите - не прогадаете; наизнанку вывернусь - но не подведу, мамой клянусь; помочь престарелым колхозникам - это моё призвание, это, мол, дело святое... Начальство может и сомневалось в лицемерных заявлениях сих, да выбора-то у него всё равно не было. Хороших и честных на всё лето ведь не загонишь в колхоз: хорошие, честные, трудолюбивые парни от этого левого дела как черти от ладана обычно шарахались, ездили туда из-под палки и со скандалом…
- И вот бригада добровольцев-помощников в полном составе уже в апреле месяце начинала готовиться к отъезду, бегать по бухгалтериям и руководству, по кладовщикам - запасаться деньгами, вещами, инструкциями и всем тем, что будет необходимо в деревне. Во второй половине мая они уезжали туда квартирьерами и обустраивали отведенную под общежитие школу или же старый клуб: кровати туда таскали