“ящике” считали для себя зазорной. На ведущих ролях у нас поэтому выпускники МВТУ и МАИ работали в основном. Но это всё ерунда, второй сорт в сравнение с Физтехом…
- В общем, попал наш бедный Вадим Александрович как “кура в ощип”, между молотом и наковальней будто бы оказался после своего возвращения. Начальство на него грузит и грузит, не переставая, как на самосвал многотонный. А чего не грузить-то, действительно, когда человек тащит, не ропщет и не кричит: куда столько, мол?! хватит! другим отдайте! Нет, такого на коллективной трудовой памяти не было никогда: не припоминали наши институтские старожилы, а вслед за ними и мы, такого. Совестливый Огородников работу всегда брал безропотно - надо, так надо! Родина просит! Брал - и первое время старался её на подчинённых хоть как-то переложить, разделить с ними тяготы институтские и проблемы. Ему это и по должности полагалось: подчинённых работою загружать. Он - молодой начальник…
- Но не тут-то было, как достаточно быстро выяснилось: не складывался у него “трудовой пасьянс”, с первого дня не складывался. Потому что его норовистым и шибко завистливым подчинённым работа и даром была не нужна, и помогать вернувшемуся Вадиму они не собирались ни сколько. «Ты квартиру и зарплату заоблачную получил от руководства НИИ, - ядовито думали они про него на работе и дома. - Вот и ишачь давай, отрабатывай оказанные тебе милости, коли такой деловой и знающий. А мы лучше в сторонке посидим и посмотрим, и за тебя “порадуемся”. Нам квартир и сумасшедших окладов руководство не выдавало: за какой хрен нам тут тогда надрываться-то?»… Вадим было пробовал сначала бессовестных сослуживцев к порядку призвать: ругался с ними со всеми, ссорился, увольнением особо ретивым грозил, особо борзым, лишением премий. Но в дело немедленно вмешивался Кирилл, который горой вставал за наших местных бездельников и саботажников, видя себе в их лице надёжных и крепких помощников. Все вместе они давали Вадиму мощный отпор, и он вынужден был от подчинённых своих отставать, как горох от стены от них ото всех отскакивать...
- И наблюдалась в итоге поразительная картина со стороны, сложившаяся и закрепившаяся в нашем секторе с момента Вадимовского возвращения. Ему, бедолаге, легче и проще было с тех пор любую работу самому сделать, чем кому-то её поручать и передоверять; и потом за тем саботажником месяцами без толку бегать… Абсурд ведь, бред полный, согласись, Вить, - с жаром обращался ко мне Валерка, ища поддержки своим словам, и понимания, - когда начальник не может своих подчинённых заставить работать; когда сам за них за всех день и ночь пашет и пашет как вол, как мотор не выключенный!... Но именно подобный абсурд и бардак в нашем секторе и сложился в итоге, и процветал. И виною ему, бардаку, был несомненно Кирилл и только один Кирилл, “серый кардинал” при Вадиме, удавка на его тощей шее…
- Хитрый был человек, этот Радимов, и как ужака скользкий. Вёл себя в секторе тихо и неприметно вроде бы, как партизан, ни с кем никогда не ссорился, не ругался - избави Бог! - хотел выглядеть в глазах подчинённых паинькой. Он ведь от науки в стороне стоял, от текущих заданий и проблем, от организации и распределения работы, был у нас этакой низовой “номенклатурной единицей”: чего ему было с кем-то ругаться поэтому, нервы себе трепать?! Это делал всегда Огородников, заводила наш и мотор, гигант дела и мысли, натура пламенная и творческая, увлекающаяся и бескомпромиссная, бесстрашная. Он-то и пытался всех своим огнём запалить, или хотя бы усовестить; переживал и ругался, когда это не получалось. А тухлому и пустому Кириллу, бездарю и “жуку”, это было не надо… Но уж зато когда поступавшие в отдел деньги надо было распределять, премии и зарплаты, и повышения очередные или внеплановые, - тут уж Радимов вылезал из тени и показывал, кто в доме хозяин и кто всем у нас заправляет. Он Огородникова быстренько в сторону отодвигал: «я без тебя разберусь, - говорил твёрдо, - а ты давай работай». А ежели тот упорствовал и сопротивлялся, хотел как-то поучаствовать и повлиять на важнейший денежно-финансовый процесс, - подключал всё своё окружение, которое с радостью ему помогало норовистого Огородникова “скрутить”, больно того “по ушам нахлопать”…
- Вообще же, как я заметил, поставить Вадима на место было у наших “стариков” единственным, пожалуй, занятием, которое они все и всегда с превеликим удовольствием делали - и кайфовали потом, наблюдая и посмеиваясь над ним, опущенным и униженным. Но истинным и главным виновником тех вадимовских унижений всё-таки был Кирилл, который хоть и прикидывался всегда овцой, но был ещё тем волчарой. Плёл интриги, сплетничал, всё про всех знал: у него в каждой комнате были осведомители, которые ему всё докладывали, каждый наш разговор и шаг. Он-то и плодил в нашем секторе “серость”, старательно поддерживал и опекал её, понимая прекрасно, что она, как та же ржа или плесень, или опухоль раковая, в итоге всех талантливых пареньков и девчат и сожрёт - людей, что неизбежно будут появляться и сплачиваться вокруг Огородникова. И тот - хочет он того или нет, - но будет оставаться на службе один-одинёшенек… А с одиноким, с ним Кириллу будет достаточно легко справиться…
- План этот прохиндею-Радимову удавался блестяще на протяжение десятков лет: это надо честно признать, отдать разработчику должное. Его “близкий друг и соратник” Огородников Вадим Александрович так потом всю жизнь в одиночку за всех и пыхтел, сиротинушка, пока сил хватало. И не было у него в нашем секторе толковых достойных помощников никогда: они у нас в принципе не выживали, если даже и попадали к нам от случая к случаю… Он пыхтел за всех, тащил на себе весь сектор и весь отдел, весь наш институт по факту. А хитрюга и деляга Кирилл за его согбенной спиной зарплату с премиями и повышения по службе распределял по какой-то совершенно дикой системе, на трутней, бездарей и полных ничтожеств рассчитанной, не на работников. Работники от его уравниловки и градации возрастной - когда новая должность и более высокий оклад человеку давались за выслугу лет, за жопо-часы по сути, а не за талант, не за знания и трудовые заслуги, - неизменно проигрывали - увы! И с обидой увольнялись от нас, зло хлопнув дверью… И институт от этого стремительно деградировал и умирал, поражённый вирусом, делячества, гниения и разложения…
15
В этот момент к нам внезапно нагрянул бригадир с проверкой. Захотелось ему, видите ли, узнать, чем мы на посту в перерыв занимаемся: не бухаем ли, не “гудим по-чёрному”. Напарник-то мой был как-никак новичок. А новичкам проверки у нас на Горбушке часто устраивали… Поняв, что у нас всё спокойно, что трезвые мы как стёклышко и оба на месте, на боевом посту, он развернулся и пошёл других проверять, пожелав нам спокойного дежурства…
- А хочешь, Вить, я тебе про сам наш коллектив расскажу, пока есть время? - сразу же продолжил Валерка прерванный разговор, - про всех тех саботажников и завистников подлых, с кем Огородникову работать пришлось всю жизнь. И кто и как ему каждый день нервы мотал и портил своим разгильдяйством и наплевательским отношением к делу, к обязанностям инженерным?
- Конечно хочу, Валер, конечно! - с жаром отозвался я. - Чего ты всё спрашиваешь-то? Рассказывай давай. Я тебя внимательно слушаю - не видишь что ли, не замечаешь?
- Начну с того, - улыбнулся напарник, довольный моим вниманием к его словам и рассказам, - что наш теоретический отдел, в котором я десять лет оттрубил, занимал весь 6-ой этаж административного корпуса и состоял из трёх секторов. Наш сектор, самый большой в отделе и самый важный в смысле тематики, занимал три комнаты: под номерами один, два и три соответственно. Третья комната была главная, начальственная, где сидели Радимов с Огородниковым и где стоял городской телефон, по которому мы все бегали и домой звонили. В первых двух комнатах городских телефонных точек не было - только местные… Ну-у-у, чем занимался Огородников? - понятно: тащил на себе теоретическую работу всего отдела и института, сидел за столом безвылазно и постоянно чего-то думал, изобретал, а попутно ещё и статьи строчил и издавал регулярно, книги.
- А чего он изобретал-то? - не понял я, - если ты мне рассказывал в самом начале, что пребывающая на предприятие молодёжь без дела годами сидела, что в вашем НИИ работы не было никакой все 80-е годы.
- Для большинства сотрудников работы не было - это правда, - стал оправдываться Валерка, искренне удивлённый тем, что я так хорошо оказывается всё запомнил, про что он мне с первого дня говорил. - Но для Огородникова-то работа была всегда: он у нас был главным теоретиком и изобретателем, фанатом космоса и трудоголиком, генератором новых идей, которые он без устали плодил-гальванизировал… Главное изделие нашего института - платформа, да, была изобретена и изготовлена до него. Это факт. Но ведь её, как тот же автомобиль или телевизор с магнитофоном, надо было постоянно усовершенствовать, улучшать её основные узлы и детали: уменьшать их вес, увеличивать качество и срок работы. Огородников этим и занимался, как и регулярными пусками с Байконура, с космодрома Плесецк, которые надо было готовить сначала, а после анализировать результаты полётов, выявлять неточности и ошибки. Работа не сложная, но обязательная. Текучка…
- А потом, в конце 80-х годов наш институт подключили к марсианскому заказу, правительство поручило нам поучаствовать в экспедиции на Марс, на поверхность которого планировали ещё и марсоход спустить, чтобы забрать грунт с этой планеты. Этот марсоход планировали на парашюте сбрасывать, и вся его аппаратура поэтому должна была выдерживать большие угловые скорости при падении. А наша базовая платформа - ЛВ300 - для этого не годилась, у которой технологически было лишь три свободно-вращающиеся оси и угол прокачки по крену всего лишь 45 градусов. При больших угловых скоростях спускаемого аппарата она не выдерживала и выскакивала на упор; и, соответственно, выходила из строя. И марсоход из-за этого становился бы не управляемым, превращался бы в груду железа… Поэтому нам было поручено, совместно с пилюгинским НИИАПом, разработать и запустить в производство другую платформу, четырёхосную, с неограниченными углами прокачки по трём главным осям - вращению, крену и тангажу. Это уже было принципиально новое изделие, к которому академик В.И.Кузнецов не был причастен, отец-основатель наш…
- Вот эту-то усовершенствованную платформу и разрабатывал Огородников, систему управления для максимальных нагрузок придумывал и оптимальные параметры работы, конструктивную её часть, габариты. Создавал её фактически в одиночку, без посторонней помощи: я наш НИИ Прикладной механики имею в виду. Очень качественно сконструировал и надёжно, как у нас потом говорили. Её Госкомиссия в итоге и выбрала из двух, забраковав НИИАПовскую… Жалко только, что та марсианская экспедиция провалилась в итоге: спутник до Марса так и не долетел, потерялся где-то в пучине космической из-за нашего всеобщего разгильдяйства и бардака, что охватил страну при Горбачёве… Я, наверное, зря тебе всё это так подробно рассказываю, Витёк, не
