Слово о Сафари Глава 8

претерпела к тому времени значительные изменения. Категорический запрет на внутренние подростковые столкновения привёл к тому, что банды симеонских тинейджеров повадились регулярно наведываться в Лазурный и «оттягиваться» там по полной программе с водкой, анашой и жестокими побоищами с местными сверсниками. Малыми силами нападали на большие компании и благодаря своей сплочённости и выучке всегда выходили победителями. Первоначально мы сваливали эту агрессивность на их пришлых материковых сотоварищей. Но те постепенно вымывались из училища и вместо них оставались сплошь утончённые музыканты и субтильные дизайнеры, чья кулачная слава, однако, взлетела вверх ещё выше.
    Катерина решила воспользовалась этой ситуацией по-своему. Скупила по посёлку мотоциклы что поновей, разорила командорскую кассу на десяток мощных японских мотобайков и из грезящих боевыми набегами подростков стала формировать свой собственный рокерный мотовзвод. И когда двадцать мотовзводников, одетых в униформу из чёрной кожи и шлемы с затемненными забралами, во главе с Корделией, которая сама была заядлой рокершей, впервые съехали с парома на причал Лазурного, вздрогнули не только лазурчане-подростки, но и молодёжь постарше, потому что к каждому мотоциклу были приторочены нунчаки, тонфа, велосипедные цепи и легионерские дубинки.
Никого не трогая, зловещая колонна проследовала через весь Лазурный к перевалу, отделяющий горпосёлок от владивостокской трассы. Там уже была включена вся скорость, и мотовзвод с рёвом помчался в сторону краевого центра. По пути заезжали в мелкие посёлки, чтобы на глазах у изумленных сельчан продемонстрировать кое-какие упражнения из своей мотовзводной науки. Как у хоккейного судьи, у Катерины имелся десяток жестов, которыми она умело манипулировала своей командой: «разбиться на звенья», «взять объект в клещи», «пойти на обгон», «снизить скорость» и так далее. Накатавшись, мотовзводники соскакивали со своих машин и, вооружившись холодным оружием, устраивали показательные поединки между собой под непременную видеокамеру. К местной молодёжи демонстративно не цеплялись, как бы не видя в ней для себя достойного противника. Но и местные, взирая на бесплатное зрелище и уже наслышавшись о выкрутасах сафарийской золотой молодежи, не смели никого из них задевать, боясь ненароком получить добрую плюху «спортивным предметом».
Словом, это была демонстрация силы в своём самом беспримесном варианте, при котором все до времени оставались довольны: юные лазурчане потому, что их оставили в покое, районная молодежь – от пережитого и благополучно завершившегося стресса, сами мотовзводники – от видимой робости окружающих. Даже милиция и та одобрительно кивала головой, полагая, что таким образом мы хотим укротить местное хулиганье: все знали, что на Симеоне с ним покончено раз и навсегда. Ничего подобного, разумеется, у Корделии не было и в помине. Выпустить из своих приверженцев лишние агрессивные пары, немного самоутвердиться самой – и всё.
    Отец Павел взирал на эти игрища дочери с обычной невозмутимостью, не сомневаясь, что с ней ничего опасного произойти не может просто потому, что она – его дочь, а, следовательно, находится, как и он, под покровительством высших сил. Аполлоныч, тот откровенно завидовал, что сам уже в силу возраста не может так же порезвиться. Больше всех против был Севрюгин, причём настолько, что собирался даже без Бригадирского совета, одной своей мэрской властью запретить на острове всякие мотоперемещения. Пришлось вступиться мне и ошарашить Вадима известием, что мотовзвод – неплохая альтернатива моим легионерам, которые ещё немного и превратятся в разновидность преторианской гвардии, способной менять сафарийских цезарей по своему усмотрению.
    – Ты с ума сошел! – изумленно округлил глаза симеонский мэр. – Да как такое может быть?!
    – А почему бы и нет? Ты разве не заметил, что симеонцам совершенно все равно, кто у нас в Сафари у руля. Да и эти наши мелькающие смены дежурных комендантов – для всех это просто дежурные галерные вахтёры, не более того.
– Ну и как они это могут сделать технически? – всё ещё не верил Вадим.
– Сначала они хотели сделать ставку на меня, потом решили, что большая власть всё же не для их шефа.
– И что же?
– Подрастают другие наследники престолов. Дрюня или твой Герка.
– Моему Герке, вообще-то, двенадцать лет.
– Если хочешь, могу предоставить некоторые из его высказываний.
– Ты что же… ты что же… – взбеленился мэр. – Может, ты и мою спальню с женой прослушиваешь!.. Ну и что он там высказывал?
– Они все наши отпрыски, включая и моих дочек и барчуковских мальчишек, давно примеривают на себя командорские мундиры. Они все хотя бы раз в месяц у тебя дома ночуют. Ты что никогда не слышал их разговоров?
– Таких не слышал, – честно признался Севрюгин. – Хорошо, а всё-таки как это можно сделать технически?
– Во-первых, овладеть нашими командорскими кубышками. Легионеры знают, где находятся их три из четырёх. Во-вторых, реально отдавать команды и тебе, и галерным комендантам. В-третьих, самих себя возвести в симеонские патроны.
– А мотовзвод что, действительно альтернатива?
– Нет, просто Катерина не потерпит, чтобы кто-то ею командовал. И пока у нее всё хорошо, легионеры, я думаю, на открытое столкновение не пойдут.
– Ты, я вижу, совсем перестал ими управлять, – недовольно заключил Вадим. – А четвёртая неизвестная кубышка, естественно, твоя?
– Увы. Нашего великого и ужасного.
– Ну да, летает в заоблачных высотах, а доллары прятать лучше всех не забывает, – то ли похвалил, то ли уязвил Севрюгин.
Итогом было то, что мотовзвод мы уже не трогали, а свои собственные командорские заначки, включая и аполлоновскую, как следует перепрятали.
    Инцидент с налётчиками на банк и обретение собственной гвардии натолкнули юную командоршу на мысль сделать доходным такой неосязаемый товар, как гарантия физической безопасности. Вал преступности в Приморье нарастал в геометрической прогрессии, и посланцы Катерины принялись вояжировать по владивостокским и находкинским коммерческим фирмам, соблазняя их боссов бизнесменской безопасностью Симеона. То есть снимай на Симеоне и квартиру, и офис, и не только спи спокойно, но и не траться на дорогостоящие секьюрити. Аргумент оценили по достоинству, и в посёлке и Галере один за другим стали открываться офисы богатых фирм со всего побережья. Не остановило госпожу Матукову и то, что количество своей собственности у её командорства было ещё весьма незначительное. По её призыву часть молодых семей стала из отдельных квартир съезжаться в коммуналки, а освободившееся жильё сдавать под аренду квартир-офисов, разумеется, сданы были и все принадлежавшие матуковскому командорству служебные кабинеты и гостевые каюты.
    Однако и этого Катерине-Корделии показалось мало. Ее алкающий взгляд обратился на «ничейную» землю – Родники, так мы называли восточную часть Заячьей сопки, где некогда располагался лагерь стройотрядовцев и куда сафарийцы любили отправляться на пикники. Эту скалистую, сильно пересеченную местность воронцовское чадо и потребовало себе в личную вотчину.
    Получила два отказа, а на третий всё же добилась своего. Зграйский совет при всех своих симпатиях-антипатиях угодил в ту же западню, что раньше устраивал нам Павел. Тоже могли отклонить три-четыре Катерининых предложения, но за пятое обязательно голосовали положительно, чтобы это не выглядело заговором против неё персонально. И она, поросёнок такой, специально выдвигала нам каждый раз всё более заковыристые предложения, заставляя порой соглашаться на самое каверзное из них. Насчёт личной вотчины её последний аргумент звучал так:
    – Я тоже, знаете ли, немного архитектор. Отцу можно было и не такое, а мне почему-то нет? Но вы же сами потом будете утверждать каждый проект, так чего бояться?
    Чего, действительно, бояться? Дочь-архитектор захотела превзойти архитектора-отца, благо ей было теперь где развернуться. На смену элегантно-сдержанному стилю Галеры и умеренно-пёстрому стилю Симеона пришёл изысканно-пышный стиль Родников. Катерина на Бригадирском совете во всеуслышанье объявила:
– Нарядные и праздничные здания – это, конечно, хорошо, но глаза требуют сюра, чтобы через каждых сто метров перед тобой торчало что-то совершенно обалденное, например, руины чжуржэньской крепости, китайская изогнутая крыша, итальянское палаццо или фрагмент индуистского храма.
Вадим только расхохотался такому доводу, и матуковские зодчие получили полный карт-бланш на свои архитектурные экзерсисы. До чжуржэньской крепости дело, понятно, не дошло, зато в наиболее удаленной от посёлка точке, бухте Крабовой, пошли вверх яхт-клуб и первых три фешенебельных виллы с мини-парками, размечено поле для гольфа, быстро возводился стадион для конного поло и прокладывалась дорожка на четыре километра для стипль-чеза. Свои перегибы в сторону излишеств госпожа Матукова так и объясняла:
– Галера – для сафарийцев стационарных, посёлок – для сафарийцев начинающих, а Родники – для сафарийцев зазнаистых.
Тем временем, окончив свою московскую учебу и не сумев закрепиться в Первопрестольной, на остров прибыла первая воронцовская абитуриентка Зоя Никонова. За семь лет конопатая пампушка значительно похудела, повзрослела и превратилась в статную красавицу с походкой деловой женщины и завидным московским краснобайством. В первый же день она ворвалась в сельсовет к Севрюгину и спросила, не нужен ли ему главный архитектор Симеона.
– Можно я тридцать секунд подумаю, – попросил нахалку Вадим.
– Но ни секундой больше, – улыбчиво согласилась Зоя.
Тридцать секунд мэр усиленно соображал: Сафари строит Отец Павел, Родники – Катерина, а почему бы и посёлку не иметь своё архитектурное лицо.
– Двойное жалованье главного архитектора Владивостока тебя устроит?
– А это сколько?
Вадим назвал цифру.
– По-моему столько у вас получают подёнщики-деды.
– Сафари и Симеон разные организации, ты разве не в курсе?
– Ой, ну я вас прошу! – скептически поморщилась от такой лапши Зоя.
– Могу пообещать только солидные премиальные.
– Ну да, до уровня сафарийского дачника, – продолжала торговаться несостоявшаяся москвичка. – А что будет, если вас в мэры снова не выберут?
– Тогда премиальных точно не увидишь, – утешил её Севрюгин, и Зоя пошла оформляться на работу в отдел кадров.
Насчёт «снова не выберут» являлось явным преувеличением, и все это прекрасно понимали. Подошло время, и симеонцы переизбрали Вадима на второй мэрский срок. Выборы опять были альтернативными, и второй кандидат набрал аж двадцать пять процентов голосов. Но такой расклад мог утешить лишь самых простодушных – каждый здравомыслящий симеонец уже отчётливо понимал, что мэр может отныне выбираться только среди командоров, в крайнем случае, из вице-командоров, потому что, несмотря на тесное слияние с посёлком, Сафари продолжало оставаться автономной структурой, в любой момент готовой поднять свои разводные мосты и лишить Симеон большой кормушки, без которой поселковцам стало бы так же несладко,