кому не лень хаяли тогда российский государственный строй, начиная с глуповатых декабристов. А постоянно хаять – это программировать своё сознание на собственное уродство, которое потом захотелось исправить Февральской революцией. Сейчас просто повторяется всё то же самое. Разве ваше бегство из Минска сюда на остров – это не молчаливое отрицание советского строя. Вам дико повезло, что вы попали в нужное место в нужное время. Поэтому, пожалуйста, не говори, что никто не остановил дурного Горбачева и Ельцина. Вы тоже не остановили. А сейчас Сафари тоже почему-то делает ставку на творческую интеллигенцию. Неужели непонятно, что именно она двести лет была главным предателем и врагом Земли Русской?
Тут Дрюня малость перепутал своего родителя с другими командорами. Отец Павел к расцвету симеонской культуры не имел никакого отношения, наоборот, изо всех сил препятствовал и возникновению Аполлоновской киностудии, и галерной филармонии, не говоря уже о том, что являлся настоящим ужастиком для Ивниковских актёров, которые за пределами сцены вели себя скромней самых пугливых мещан.
– Что именно ты имеешь в виду? – сощурившись, спросил он сына.
– Читая «Мертвые души» и вообще русскую классику, совершенно непонятно, как такая тупая страна могла распространиться на шестую часть суши. Неудивительно, что и сейчас, при виде каждый день блюющих у водочного магазина мужиков, любому деятелю неймется подправить это. Но на ум приходит почему-то только полезная бытовуха Запада.
Так прямо как по писаному и выдал. Дело происходило на дне рождения Жаннет, и рядом находилась Корделия, которая тут же вся покрылась пятнами. По одним этим пятнам можно было судить, как она уязвлена внезапным мировоззренческим спичем младшего братишки.
– И какой же выход? – сохраняя серьёзный вид, спросил Воронцов-старший.
– Меньше делать ставку на творческую интеллигенцию, а больше на технарей и чиновников.
Одна всего лишь фраза, но главные устои сафарийской жизни вздрогнули и закачались.
– Вот ты её и будешь делать со своими бичами, а мы как-нибудь по-старому, – вмешалась в разговор сестра.
Отец Павел промолчал, но с этого дня стал наблюдать за сыном с повышенным вниманием.
Была ещё одна вещь, в чем брат превосходил сестру – охота на оленей, к которой его с пятнадцати лет приобщил Адольф. Если Отец Павел для душевного равновесия непременно должен был хотя бы один день в неделю проводить в своём архитектурном уединении, то сын точно так же привык раз в неделю уходить с ночевкой на охоту. Став лучшим стрелком на острове из арбалета и лука, он затем отказался от них, как от чересчур эффективных, и стал испытывать для охоты другие орудия. Сначала как следует наигрался с копьём и копьеметалкой собственной конструкции, потом увлёкся обыкновенной пращей, пробовал даже охотиться с метательными ножами и наконец накрепко запал на боевой бумеранг. Освоил его так, что мог вдребезги разбивать пивную бутылку с тридцати шагов.
Больше самой охоты ему нравились одиночные ночёвки в лесу. Из вещей брал с собой только спальный мешок и кусок непромокаемого тента на случай дождя. Так прямо на земле в каком-нибудь укромном уголке и располагался. Столь же автономен был и в домашнем быту, умел и накормить себя, и обстирать. Но если раньше на эти чудачества никто не обращал внимания, то теперь, когда он был в центре внимания всего Симеона, именно они привлекли к Воронцову-младшему сердца двух десятков последователей-одногодков, которые захотели быть такими же лесными следопытами и автономщиками, как и он. Катерина исходила желчью – три её мотовзводника сменили свои мотобайки на Дрюнин бумеранг.
Такой же тихой сапой отыгрывал он у неё очки и на Бригадирском совете. Непринуждённо говорил ей в глаза то, что стеснялись говорить другие командоры и бригадиры. Особенно впечатляющей была их словесная перепалка по поводу возведения в Родниках десятикомнатных особняков.
– Десять комнат на одну семью это явный перебор, – заметил Дрюня, когда все уже готовы были проголосовать за выделение финансирования.
– Во Владивостоке их вовсю уже возводят. Неужели ты думаешь, что денежные мешки захотят к нам вселяться в пятикомнатные коттеджи? – сердито отмахнулась сестра. – Чем тебе не нравятся эти десять комнат, если за них будут хорошо платить?
– Например, тем, что их нужно будет чрезмерно отапливать, – невозмутимо, как старая бабка, отвечал ей брат.
– Какое нам дело, если это будет оплачено?!
– Лично у меня это будет вызывать дискомфорт, а я дискомфорта не люблю.
– Так что мы из-за твоего дискомфорта должны отказываться от явной прибыли?
– Не должны, но так хочется, чтобы отказались.
Ответом Дрюне был общий одобрительный смех бригадиров. Однако Катерина не собиралась сдаваться:
– Ты со своими пенсионерами совсем рацио потерял. Ведь там будет жить не только одна семья, а и её прислуга. Им тоже есть-пить надо. Это будет чистый наш доход при отсутствии каких-либо расходов. Опять же дорогие развлечения: казино, тотализатор, японская кухня. Чем больше нюансов на Симеоне будет, тем лучше.
– А ещё они будут мазать горчицей голову нашим официантам и платить им за моральный урон хорошие чаевые, – дополнил Дрюня.
– И что же?
– А я им за это буду разбивать их собственные головы и сяду за это в тюрьму. Тебе очень надо носить туда мне передачи?
Это был единственный случай, когда Катерина не досидела до конца совета, а гневно выскочила за дверь.
Десятикомнатные особняки в Родниках так и не появились. Возобладала сафарийская точка зрения: иметь столько жилплощади, сколько можно убирать своими собственными силами, без приглашения прислуги. Естественно, многие владивостокские богатеи нос от такой совковости воротили, но через какое-то время появились нувориши, которых наш стильный жилищный аскетизм стал все же привлекать.
Столь же невозмутимо Воронцов-младший принял участие в разборке с криминальным общаком. Стремительно обесценивающие рубли вызвали категорический протест наших спонсоров-казиношников:
– Давайте все расчёты переводить в доллары.
– Но мы тридцать процентов в долларах в год не потянем, – возражал Севрюгин, с которого главное казначейство Сафари никто не снимал.
– Ничего не хотим знать, в рублях осилили, справитесь и с долларами, – отвечали бандюганы. – Решайте скорей, а то придётся вас на счётчик ставить.
Сытая размеренная жизнь последних лет сыграла с Фермерским Братством злую шутку – мы уже вышли из боевого тонуса, а криминал во Владивостоке наоборот становился всё более кровожадным. Срочно созвали Совет зграи, чтобы решить: как быть? Присутствовал и Отец Павел. Предлагались разные варианты.
– Все они слишком разумны и сбалансированы, чтобы их серьезно предъявлять, – определил Воронцов-старший.
– А давайте их самих на счётчик поставим? – предложил вдруг Дрюня.
– Только нам ещё гангстерской войны не хватало, – недовольно проворчал Вадим.
– Причем тут война. У нас есть казино и гостиница, с них они тоже гребут хорошие проценты. Но кто нам запрещает до небес взвинтить там цены за электричество, отопление и воду?
– Ну и взвинтим, а что дальше? Они лишь посмеются и всё, – Севрюгин по-прежнему был крайне скептичен.
– Тогда надо во всём Симеоне поднимать цены, – рассудил Чухнов.
– Ну и поднимем. И тут же перекроем их своими дотациями, – горячился Дрюня. – Как с продуктами.
– Это слишком медленный процесс. Полгода пройдёт, чтобы почувствовать можно было, – заметила Катерина.
– А есть ещё ремонт. Его можно почувствовать сразу, – лукаво ухмыльнулся Воронцов-младший. – В нужном месте щёлкнуть кусачками и всё.
Повисла задумчивая пауза.
– Кстати, завтра синоптики обещают дождь с грозой, – как бы между прочим обронил Отец Павел.
Все почему-то вопросительно посмотрели на меня.
– Да не знаю я этого нужного места, где можно щёлкнуть кусачками, – сказал я, своим ответом невольно давая добро на вредительскую операцию.
– А Шестижен точно знает, – указал Аполлоныч верный путь.
На следующее утро действительно был дождь, правда молния сверкала самая невзрачная. Тем не менее, свет в «Скале» напрочь погас, и за компанию ещё в нескольких сафарийских третьестепенных постройках. А к вечеру, чтобы уже все было по правдухе, произошла авария на энергетическом кабеле, связывающем остров с материком. Тут же заработали все аварийные электродвижки, однако их мощности хватало на всё, кроме «Скалы». Повод для фантастического взлёта тарифов был самый подходящий, а ремонт электросети гостиницы предстоял крайне длительный и канительный. Плюс к этому возникли перебои с поставкой в ресторан гостиницы алкоголя и деликатесов с материка, перестала функционировать сауна и половина гостиничных туалетов. То есть намёк, кто всё же на острове самый главный получился более чем увесистый. Но казиношники рассудили по-своему: вот оно начало конца благополучного Сафари, нищать ему впредь и нищать, как всем другим ранее передовым предприятиям Совдепии. И согласились совсем забрать от нас свой общак, пусть даже и в урезанном виде. Заодно за пятьдесят тысяч долларов (а средняя государственная зарплата в тот момент была 20 долларов) продали нам и свой казиношно-гостиничный пай.
– А правда, дядя Вадим, что у нас совсем теперь не осталось финансовых резервов? – удручённо спрашивала Катерина у Севрюгина, когда кейс с долларами убыл на материк.
– Ну не то чтобы совсем, но немного подтянуть пояса придется, – отвечал ей, отводя глаза в сторону, доктор-казначей-мэр.
В истинное положение наших финансов мы пока не посвящали ни её, ни Дрюню. И раз даже дотошные бандюганы, которым всё известно про любые денежные излишки, ничего не подозревали, то, значит, правильно делали. Во всяком случае, все эти перипетии послужили хорошим посвящением Воронцова-младшего, если не в полноправного, то уж точно в полноценного зграйщика.
А что же Дрюнина пассия, Марина? Два летних месяца наблюдений за Симеоном и своим бойфрендом сильно впечатлили её, дочь крупного московского чиновника. Она всё время невольно проводила параллель между своим влиятельным папой и только недавно начавшим бриться кавалером. Окончательно же Марину сразили Дрюнины охотничьи подвиги. Она не верила им, как и всему другому, пока не испытала на себе. Долго уговаривала его взять с собой на лесную ночёвку и наконец уговорила. Так как лошадей изнеженная барышня ещё боялась, то Дрюня взял для поездки по Утиному озеру дачный катамаран, прикинув, что на голой земле подруге спать не понравится. Так и случилось – и часа не прошло, после того как они расположились у костра, на берегу озера, а замученная комарами Марина бегом помчалась прятаться в каюту катамарана и гадать, на сколько минут хватит терпения оставаться снаружи у её спутника. Когда в полседьмого утра она снова выглянула из каюты, Дрюниного спальника на месте не оказалось. Зато по склону сопки к озеру спускался некий рослый мужчина с оленем на плечах. Низкое солнце выбелило его русые волосы, поэтому в первый момент она своего бой-френда не узнала, хотела даже громко воскликнуть: «Ну вот видишь, настоящие охотники у вас тут тоже
