Скорбь

еще, что она просто боится или говорит об одной себе, но он понял верно, потому что сказал:
-Я тоже не хочу. Но если сегодня сдаётся Крест, если сегодня у людей нет надежды на свет, и никто не защитит их кроме нас, то какой толк от этого света и креста? Господь не признает магию в любом проявлении, и он вооружил нас силой против нее. Мы сражаемся для других. И однажды наша война будет закончена, и мы победим всякую нечистую тварь!
Стефании полегчало. Это были обычные речи, и так часто они раздавались по коридорам и на собраниях, что она перестала их воспринимать. Но в словах Ронове, в его близости к ней, были сейчас какие-то новые обещания и уверения.
-Да…- прошелестела Стефания, сама не понимая с чем и на что соглашается. Просто знала, что выдержит и готова была выдержать.
-Пойдем, я провожу тебя в залу покоя, - решил Ронове, - меры безопасности не рекомендуют бродить здесь по одному. Идем!
8.
Зала Покоя…как она всегда скорбна и как тиха. Даже воздух здесь всегда по-особенному затхлый, а церковников, обитающих здесь по долгу службы едва ли что-то отличает от теней – они даже облачаются во что-то серое, балахонистое, что только добавляет им сходства с миром покоя.
Стефания была в этой зале всего пару-тройку раз, не больше, за всю жизнь. Каждое посещение было с долгим привкусом о собственном исходе, с пеплом, с горечью. Но всякий раз это были посещения кого-то чужого.
Сейчас здесь ожидал часа прощания Буне.
Как варварски был вид молодости на сером покрывале смерти, как ужасно выглядела его бледность в освещении нескольких свечей, угодливо уже зажженных к моменту их появления. Молчаливые церковники, служившие в Зале Покоя, не то по какому-то раннему сговору, не то по собственному умыслу, увидев Стефанию и Ронове в дверях, покинули залу, предоставив им возможность проститься с телом в тишине, пока это самое тело еще не вынесено для общего прощания и последних молитв.
Стефания приблизилась к Буне, преодолевая сопротивление одеревенелых ног. Шаги ее были неловкими и неуверенными, но она знала, что должна приблизиться, преодолеть внутренний ужас и подступающую к горлу тошноту, чтобы увидеть.
Увидела и едва узнала. Виноват ли отблеск свечного пламени или смерть, в самом деле, так быстро искажает черты? Буне? Вроде бы да…вроде бы и нет.
Она понимала, глядя в омертвелое, восковое лицо, что никогда прежде не задумывалась о том, красив он или нет, какие в нем преобладают черты. Это был просто Буне. Привычный Буне, которого больше никогда не будет и она может молиться всем богам или продавать душу магии, отворачиваясь от бога, но ничего уже не изменится. Никогда он не откроет глаза…
Какие же у него были глаза? Стефании захотелось вспомнить, и она напряглась изо всех сил, чтобы призвать память. Карие? Зеленые? Голубые? Кажется, она не обращала внимания.
-Этого не может быть…- прошептала Стефания, не то себе, не то Ронове, который держался чуть в стороне, в почтении и скорби, не мешая ей, не то Буне. – Не может.
-С этим невозможно смириться, - голос Ронове звучал очень тихо, но зала была пуста и по-особенному застывшей. Каждый звук здесь был слышен. – Я когда впервые потерял значимого для себя человека, тоже думал, что это невозможно. Мне сказали, что это ощущение пройдет. Прошли годы, но я все еще не верю в то, что это случилось именно со мной.
Стефания судорожно вздохнула, борясь с рыданием. Она коснулась рукой мертвого лба своего друга, тотчас в испуге отняла руку.
-Он будто бы спит…вечно спит, - продолжал Ронове. – Ты знала его, наверное, лучше других. Он был все-таки твоим другом.
-Он мой друг, - отозвалась Стефания, отказываясь от прошедшего времени.
-Может быть, у него были враги? – Ронове как-то незаметно оказался почти что за ее спиной. – Может быть, были недоброжелатели?
Стефания пожала плечами, не оглядываясь на Ронове, ответила:
-Он много работал в архивах. Постоянно читал. Работал над теорией об упрощении оружия против магии. Поднялся из архива, когда эта теория его подтвердилась. Вряд ли у него было много общества. Он всегда предпочитал книги.
-Завистники?
-Не знаю. Наверное. Но он всего добился сам! – Стефания взглянула на Ронове с вызовом.
-Связывало ли что-то его и Казота?
-Не знаю, - Стефания покачала головой. – Я Казота не знала.
-А Абрахам его знал давно?
-Не знаю, - повторила Стефания, и вдруг что-то неприятно обожгло ее. беседа с Ронове показалась ей не дружеской, а походящий на допрос и что-то скользнуло в ее лице, потому что Ронове угадал это внезапное ее ощущение и попытался оправдаться:
-Я просто не могу поверить, прости, если кажусь тебе дознавателем. Произошедшее слишком дико…
Стефания кивнула, принимая и снова взглянула на Буне. Он походил на спящего, но она никак не могла поверить в то, что этот сон отмечен вечностью и никогда уже не будет прерван.
-И всё же…- Ронове кашлянул, - если позволишь, я хотел бы задать тебе пару вопросов.
-Все вопросы вы можете задать в служебном порядке, - почему-то очень тяжело было отказывать Ронове, но Стефания чувствовала, что ее отказ продиктован чем-то большим, и чем-то значительно правильным. – Разрешение получить можно у Охотника Абрахама.
-Я не могу, - заметил Ронове, - потому что мои вопросы касаются самого Абрахама.
Прошло долгое мгновение прежде, чем Стефания заставила себя признать, что иного толкования и быть не может. Она повернула голову к Ронове, и охотник увидел в ее глазах стальную обиду.
Вот оно что! Она-то вдруг подумала, почудилось ей на мгновение, на заблуждение, что интерес Ронове к ее персоне имеет под собой какое-то более мягкое и, может быть, дружеское основание. Но он оказался просто из числа желающих проникнуть в тайны Абрахама! Как это подло, как это низко и как это больно…почему от этого так больно?!
Стефания отшатнулась. Отчего-то ей захотелось протереть, а еще лучше промыть руки уксусом.
Ронове не скрывал своего разочарования.
-Я знаю, - сказал он, - что ты делилась информацией с Рене. Ты сообщала ему, чем занят Абрахам, что он планирует и о чем думает.
Рене! Стефания скривилась от отвращения. Она не ошиблась в своих толкованиях. Ронове нужна была лишь информация. Никакого больше интереса, никакого сострадания, никакого увлечения – расчет, один расчет!
А она-то поверила. Поверила, поддавшись на ловкость, на его чары. Абрахам прав – она дура. Разве можно после этой правоты предать его? предать его опять?
-Рене погряз в быту, он никогда не был в боевых действиях, - Ронове оставался спокойным. – И то, что он считает мусорной информацией, на деле может быть весьма познавательно.  Поделись со мной, может быть, я смогу найти что-то, чего не сможет найти совет. Может быть, причину, по которой твой друг лежит здесь.
Стефания молчала. Ее била крупная дрожь от страха, отвращения, злости – на него и себя.
-Скажи, - настаивал Ронове. Он держал дружественный и обходительный тон, словно речь шла о чем-то пустяковом, но в его глазах не было ничего мягкого. Нельзя было обмануться.
-Нет! – Она выдохнула это из последних сил своей твердости. Никакой силы больше не было, развить свой отказ Стефания не могла.
-Напрасно, - укорил Ронове. – Я – человек. В отличие от Абрахама я не совершал никакого предательства, не держу в своей крови отвратительного для всего божьего мира магического навыка. Тебе бы, служительнице церкви и Креста, верить мне, а не отказывать в помощи.
Стефания отступила еще на шаг. Бессознательно пытаясь оградиться от Ронове, она скрестила руки на груди, так оказалось спокойнее.
-Скажи, - продолжал охотник, делая шаг к ней, - неужели гибель твоего друга не стоит твоей преданности Абрахаму? ты уже нарушила свою верность ему, но без пользы. От Рене нет никакого толка…
В этом он был прав. Тех скудных знаний, которые давала ему Стефания, Рене для выводов не хватало. По привычке своей сущности он продолжал собирать информацию, но воспользоваться ему было нечем.
-Рене погряз в интригах, - продолжал Ронове, - он не видит ничего дальше выгоды. Я же забочусь о благе всей Церкви, как и надлежит ее хорошему слуге. Скажи мне, чем занимается Абрахам, и о чем он говорит…
-Не подходи, - попросила Стефания. В словах Ронове был смысл, но Стефания не могла взять себя в руки и продолжала уклоняться.
-Скажи, - не отступал Ронове. – Я не Рене. Я полезнее. Любой охотник полезнее тех, кто засиделся на одном месте!
В этом был промах Ронове и лазейка для Стефании. Она словно отрезвилась, отняла руки от груди, и взглянула на Ронове с презрительной насмешкой и спросила:
-Например, архивных слуг?
Ронове осекся. Он хватил лишнего, забылся, желая подчинить волю Стефании, и в этом захвате ее рассудка вдруг дал ей шанс на свободу.
-Я не…- Ронове, не ожидая ее хваткости, совершил вторую ошибку, не продолжив наступление, а позволив себе немного поразмышлять, и тут же – третью – начав оправдываться.
Весь морок и вся слабость схлынула с разума Стефании. Она понимала, что если не воспользуется ситуацией сейчас же, мгновенно, и не уйдет из страшного зала Покоя, то снова окажется под словами и натиском Ронове, под его давлением.
Пришлось собраться.
-Я была о вас лучшего мнения! – Стефания сделала несколько шагов, сама сокращая расстояние, затем слегка толкнула, стараясь не думать о том, что касается именно его тела, Ронове и пошла к дверям.
-Стефания, я не…- Ронове предпринял попытку остановить ее, но Стефания оказалась ловчее и, сдерживая рыдания, бросилась прочь из Залы Покоя, не имея возможности больше взглянуть на Буне, чтобы не оказаться лицом к лицу с неожиданно враждебным Ронове.
-Стефания! – Ронове выскочил мгновением позже в коридор за нею, но теперь тут уже были патрули и любопытные, а Ронове не был готов затевать с нею прилюдный разговор на такой откровенный лад.
Стефания скрылась.
Она торопилась по лестницам, точно зная, как именно поступит, и не будет больше уклоняться или молить  судьбу об отсрочке. Хватит! Один вред. Абрахам кругом прав – Стефания глупа.
Абрахам не удивился, увидев ее в своем кабинете, явившуюся без вызова. Он был мрачен и вообще не был расположен к какому-либо удивлению, гораздо больше его занимало лежащее перед ним досье.
-Ты мне не нужна, - сообщил Абрахам, когда Стефания, тяжело дыша, появилась на пороге. – Проваливай.
Но Стефания не послушалась. Она прошла в кабинет, прикрыла за собой дверь, в несколько шагов дошла до Абрахама и рухнула в полной покорности на колени.
Вот здесь Абрахам оторвался от досье и взглянул на ее молчаливое покаяние, пожал плечами, и снизошел:
-Мне нравится, конечно, такой вид обращения ко мне, но он занимает много времени. а вообще – незамысловато, как ты. И даже со вкусом, что для тебя удивительная и, очевидно, случайная находка.
Стефания не прерывала и не поднимала головы, пока длилось это снисхождение. Затем Абрахам спросил:
-Ну, хорошо…что тебе нужно, болезная?
-Я предала вас, - ответила Стефания. – Став вашей помощницей, я доносила Рене о том, чем вы занимаетесь. Это правда. Я была избирательна во фразах, но я предавала вас.
Абрахам снова не удивился. В этой жизни его мало что могло удивить, а про Рене он давно знал. Все его помощники доносили. Некоторые по собственной инициативе, некоторые по принуждению. И то, что доносы шли Рене – это еще легко